Питер Мейл - Хороший год Страница 6

— То было лишь первое заседание, — продолжал Чарли. — Дальше дело пошло уже лучше, я узнал много нового, — с глубокомысленным видом он устремил взгляд в темно-рубиновую глубь бокала и, обращаясь скорее к самому себе, чем к Максу, проговорил: — Это самый элегантный напиток в мире. Когда подкоплю деньжат, буду предаваться винопитию ежедневно. Может, даже куплю себе виноградник. — Вынырнув из своих грез, он глянул на Макса и улыбнулся: — А у тебя виноградник уже есть. Везунок ты, чертяка.

— Есть-то есть, да только вряд ли надолго. Думаю, придется его продать.

Чарли поморщился, но тут же с деловито-строгим выражением лица произнес:

— Никогда, ни при каких обстоятельствах не спеши с продажей земли. Земельку ведь больше не производят — так я, по крайней мере, слышал. Сдавай в аренду или просто сиди на ней сиднем, только не сбывай ее с рук. В любом случае с виноградника в двадцать гектаров ты получишь очень приличный доход.

Максу вспомнилось море зелени вокруг старого дома. А где-то на горизонте всегда маячил трактор. Тракториста дядя Генри звал Рассел, но сомнительно, чтобы это было его настоящее имя. Он иногда приходил к дяде, от него попахивало чесноком и машинным маслом. А при рукопожатии казалось, что сжимаешь нагретый кирпич.

— Не знаю, Чарли. Эти игры ведь не для дилетантов.

Прожевав кусок баранины, Чарли вдумчиво отпил большой глоток из бокала.

— Да, — подтвердил он, — что и говорить, в этом деле многое переменилось. На наши курсы ходит один малый, он работает на очень крупных поставщиков, так он мне рассказал потрясающие вещи. К примеру, про эксклюзивные вина с крошечных участков. Ты про такие слыхал?

Макс отрицательно покачал головой.

— Те, кто понахальнее, называют эти вина бутиковыми или "от кутюр". Небольшие виноградники, малый объем продукции, заоблачные цены. Сейчас, пожалуй, самое известное из них — это "Ле Пен". Ящик уходит за пять тысяч фунтов, а то и больше. Такое вино каждый день не пьют. А производитель в шоколаде, верно? На твоих же двадцати гектарах можно вырастить до черта винограда.

Набычившись, Чарли многозначительно вперился в лицо друга; этот взгляд исподлобья производил большое впечатление и на девушек, и на его клиентов, которым он расписывал особенно лакомую недвижимость.

У Макса возникло ощущение, что его подталкивают, и не очень-то деликатно, к совершенно новой жизни среди виноградных лоз. И чем ниже опускался уровень вина в графине, тем отчетливее становилось это ощущение. В какой-то момент Чарли отбросил рациональные аргументы и начал взывать к якобы дремлющему в душе Макса желанию стать французским крестьянином.

— Купи себе берет! — кричал Чарли. — Научись водить трактор! Не бойся запачкать свои белые ручки! Тебе все это понравится! Вот увидишь.

Потом друзья просто ели и пили, ничуть не тяготясь молчанием. Время от времени Чарли поглядывал на Макса, пытаясь понять, о чем тот думает. Вообще говоря, Макс и сам не очень понимал о чем. Ему всегда нравились перемены, и одна мысль о том, что из сырого Лондона, где теперь и работы нет, можно перебраться в южную теплынь под яркое солнце, уже грела душу. Кроме того, ему хотелось проверить, насколько верны его воспоминания: так ли уж велик старый дом; сохранился ли в комнатах резковатый запах сухих трав и лаванды; те ли звуки слышатся там летним днем; хороши ли, как прежде, деревенские девушки.

К несчастью, от тоски по прошлому в кошельке не прибавится ни пенса.

— Беда в том, — признался Макс, — что я сижу без гроша. И не просто без гроша — дело обстоит куда хуже. Полная финансовая катастрофа: долги за квартиру, по кредитным картам, всего и не перечислить. Не могу я взять и укатить на юг Франции. Сначала надо найти работу. Так-то, дружище.

— Давай возьмем сырку и с ним допьем вино. А я тебе объясню, что все совсем даже не так. — Чарли наклонился над столом и, для большей убедительности тыча пальцем в скатерть, произнес: — Во-первых, для тебя настал чудесный миг полной свободы. Никаких срочных дел, никаких обязанностей и назначенных встреч...

— Ни пенса в кармане, — вставил Макс.

— Об этой ерунде я скажу чуть позже. Ты сейчас на крутом жизненном повороте — самое время передохнуть и спокойно посмотреть на то, что благодаря судьбе и дяде Генри само свалилось тебе в руки; а потом уж решишь, чем хочешь заняться. Погода там будет замечательная, поездка пойдет тебе на пользу. На щеках снова заиграет румянец.

— Чарли, да ты не...

— Выслушай меня. В самом худшем случае ты решишь продать дом и, раз уж ты там, поручишь это дело местному агенту по недвижимости. А вот в лучшем... В лучшем случае решишь остаться и заняться тем, чем я и сам хотел бы заниматься: производить по-настоящему классное вино. Что может быть приятнее? Хорошие условия труда, деньги текут рекой, а бесплатного вина — хоть залейся. Рай, да и только.

В пылу очередного увлечения Чарли обычно заносило, и он решительно не желал обращать внимание на практические трудности. Максу вновь пришлось напомнить другу про свое безденежье. Он едва мог наскрести на билет до Брайтона, что уж говорить о разведывательной поездке на юг Франции.

— Я как раз к этому подхожу, — заверил его Чарли. Похлопав себя по карманам пиджака, он выудил оттуда чековую книжку и шлепнул ее на стол. — Теперь я зашибаю столько, что не знаю, куда эти бабки девать, и сейчас жду очередной куш. Квартиру мне оплачивают, машину выдали, а к яхтам и скаковым лошадям интереса я не питаю.

Сияя довольной улыбкой, он откинулся на спинку стула.

— А к женщинам? — поинтересовался Макс.

— Само собой. Но это же карманные расходы, не более. — Чарли достал ручку и открыл чековую книжку. — Считай, что берешь краткосрочный заем до той поры, пока не разбогатеешь. — Он выписал чек, вырвал его из книжки и вручил Максу. — Вот. На месяц-другой, пока ты будешь там осваиваться и вникать в дела, должно хватить.

Макс заглянул в наспех нацарапанный чек и изумленно заморгал:

— Ты что, Чарли, я не могу...

— Не валяй дурака, черт тебя подери. Если продашь дом, разом все вернешь. Если же оставишь дом себе, мы будем считать это чем-то вроде закладной. Но не попытать счастья просто грех. Такое, старина, бывает раз в жизни. Как ты смотришь на рюмочку кальвадоса?

Макс продолжал упираться, Чарли настаивал; за первым стаканчиком последовал второй, третий... Друзья не заметили, что ресторан затих и опустел. Сомелье все еще стоял возле их столика с бутылкой кальвадоса наготове и, подавляя зевоту, тосковал по хорошему спокойному перекуру. Из кухни донесся смех, официанты стаскивали со столов скатерти. Прелестная Моника, уже в черном кожаном костюме, с мотоциклетным шлемом в руке приостановилась возле их столика, погладила Чарли по голове и пожелала им обоим доброй ночи.

В конце концов Макс сдался, заплетающимися пальцами сложил чек и убрал его в бумажник. Затем с еще большим трудом написал на салфетке долговую расписку на десять тысяч фунтов и затолкал ее в верхний карман пиджака Чарли.

ГЛАВА 3

После утренней пробежки Макс открыл воду в душе на полную мощь и, чувствуя, как горячие струи лупят по особо чувствительному после попойки черепу, принялся перебирать события последних суток. Все к лучшему, одеваясь, решил он; ему повезло, и повезло крупно. Отправившись пешком в Найтсбридж выпить чашечку кофе, он неожиданно для себя заметил, что насвистывает "Марсельезу".

День выдался серенький, но без дождя, и Макс сел за один из столиков, вынесенных на тротуар, — очередная попытка лондонских рестораторов хотя бы летом воспроизвести шарм парижских кафе. Посетители вокруг бормотали что-то в мобильные телефоны, перебирали документы, поглядывая на часы, боясь опоздать на работу. А Максу вся эта суета больше ни к чему! Его охватила такая острая радость, что он даже чуточку устыдился. Сегодня всего и дел, что получить деньги по чеку, договориться с notaire[11] о своем визите и заказать билет.

Прежде всего — notaire. В Англии сейчас половина девятого, во Франции половина десятого; контора должна быть открыта. Макс достал закапанное кальвадосом письмо и, разглаживая его на столе, стал внутренне готовиться к разговору на французском. Он уж и не помнит, когда последний раз проходил эту пытку. Не трусь, убеждал он себя, набирая номер, дело нехитрое, вроде езды на велосипеде: раз научившись, не забудешь никогда. И все равно, услышав сквозь помехи металлический женский голос, недовольно бросивший "Алло?", он ответил не сразу. Как водится у французов, интонация была такая, будто он выбрал крайне неудачное время для звонка.

Однако, стоило Максу объяснить, что он племянник Генри Скиннера и наследник всей его собственности, голос, принадлежавший, как выяснилось, секретарше мэтра Озе, заметно потеплел. Хотя разговор несколько раз прерывался — секретарше требовалось посоветоваться, скорее всего, с самим нотариусом, — в конце концов они договорились, что Макс может приехать в контору завтра после двенадцати. Он допил кофе и отправился искать ближайшее бюро путешествий.