Александр Шелудяков - ЮГАНА Страница 6

– Выходит, эта вещичка изготовлялась в далекой древности на юганской земле? – поинтересовался следователь и, достав из ящика стола Агашино приношение, вывалил на стол костяные наконечники стрел. – Все это, видимо, лежало поблизости с золотой вазой.

– Да… ну и ну! – Учитель бегло осмотрел несколько костяных наконечников стрел. – Все это часто встречается, но вот этот каменный наконечник поющей стрелы – редкость. В него вкладывались пустотелые костяные шарики с прорезями – при полете стрелы получался свистяще-шипящий звук. Изображения на вазе любопытны. Изготовлялась ваза, по-моему, на Среднем Приобье местным мастером. Золото, скорее всего, было привозное, с Южного Урала.

– А какой век?

– Четвертый или пятый до нашей эры… В те времена были обширные связи населения Томского Приобья… Одним словом, люди Оби, Чулыма, Вас-Югана и Тыма общались с жителями Алтая, а также Минусинской Котловины и с рядом других районов…

– Так, хорошо… Одна лежала эта ваза в захоронении или рядом с ней еще было много таких же чудных вещиц, созданных древним художником-скифом?

– Думаю, вазочка найдена в богатом захоронении, – уверенно ответил Леонид Викторович и, словно спохватившись, спросил: – Откуда все это к тебе попало, когда и где найдено?

– История такая: пять дней назад исчезла молодая женщина, повариха буровой бригады. Ушла за клюквой, и с концом… А ваза была припрятана у нее в постели, в ватном тюфяке. Вот и все пока, что мне известно… Возможно, как и в старину, бродят грабители-бугровщики и ковыряют курганы, хапают скифское золото и отправляют на «черный рынок»…

– Такая уж несчастная судьба у нашей матушки-археологии, рядом с добром всегда колобродит зло. Вся сибирская коллекция Петра Первого, которая состоит из многочисленных золотых вещей, добыта в семнадцатом и восемнадцатом веках грабителями-бугровщиками в древних курганах Казахстана и Западной Сибири. Так уж получается, что грабители всегда опережают археологов. Кто знает, возможно, и сейчас на вас-юганской земле пиратничают матерые бугровщики.

Следователь расстелил на столе карту Томской области, посмотрел на Леонида Викторовича и попросил:

– Покажи мне, где в последние годы работали наши томские археологи. Меня интересует район верховьев Вас-Югана.

– Пока ведутся раскопки в единственном месте, около озера Эмтор. – Указав на карте расположение таежного озера, Леонид Викторович пояснил: – Это недалеко от поселка Новый Вас-Юган. Но там золотом и близко не пахнет. В основном бронза…

– Меня еще интересует вот что, – следователь медленно выговаривал каждое слово, обводя красным карандашом название озера Эмтор: – Кто и что пожертвовал университетскому музею археологии и этнографии на первых порах его становления.

– Ну, это все было давно, и навряд ли имеется связь с нашей загадочной вазой, – возразил Леонид Викторович. – Музей археологии и этнографии обязан главным образом Флоринскому…

– Расскажи, Леонид Викторович, подробнее, – попросил следователь.

– Флоринский был человек прозорливый. Можно судить хотя бы по тому, что он первый из сибирских ученых сделал весьма правильное разъяснение значения тех сибирских древностей, которые находились в то время в музее. В своем обширном труде «Первобытные славяне по памятникам их доисторической жизни» он упорно проводил в жизнь свой взгляд, свои доказательства о том, что многочисленные и довольно разнообразные сибирские древности есть изделия когда-то населявшего Сибирь племени, родственного троянцам, древним скифам и позднейшим славянам. Такой взгляд на древности музея Императорского Томского университета придавал этому музею особое значение…

– Такое приятно слышать, – улыбнувшись, сказал следователь. – А то ведь находятся в наше время такие, которые утверждают, что Русь зачалась от варягов… Кого, Леонид Викторович, ты считаешь главным вкладчиком пожертвований в музей? Я имею в виду тех лиц, которые передали свои личные редкие коллекции старинных вещей музею.

– Их много… И все, что было подарено ими университетскому музею, имело свою неповторимую ценность для науки. Ну, скажем, Михаил Константинович Сидоров, известный исследователь Сибири и севера России, пожертвовал все, что было найдено при раскопках городища на Чувашском Мысе, близ Тобольска, а также из других курганов, прилегающих к городищу… Или взять, например, барона Аминова, строителя Обь-Енисейского канала. Он передал в музей каменные орудия, бронзовые и железные предметы, найденные при работах по проведению канала. А что касается Иннокентия Петровича Кузнецова, золотопромышленника, то вся его коллекция старинных вещей была скуплена у грабителей-бугровщиков в разное время. Это и бронзовые, и медные, и железные предметы: разнообразные типы кинжалов, кельтов, зеркал, бронзовых серпов, стрел, стремян, ножей, различных подвесок, медных котлов скифского типа и многое другое. Все переданное им в университетский музей было в основном найдено в Минусинской котловине и Ачинском округе Енисейской губернии. Кузнецов передал музею коллекцию предметов домашнего обихода и вооружения североамериканских индейцев, собранную им во время продолжительного путешествия среди племен Сио-Комакчей, Апачей, Навахаев и Койова. В эту коллекцию входили луки со стрелами, томагавки, щиты и многое другое.

– Значит, верховье Вас-Югана наши томские археологи еще не начали изучать. Выходит, юганская земля для вашего брата археолога остается загадочным белым пятном… Говорю про это вот почему: мне придется, видимо, разрабатывать версию о том, что золотая ваза найдена случайно кем-то из рабочих нефтеразведки…

– Да, возможно, – согласился Леонид Викторович. – Если нужна будет моя помощь, вызывай без стеснения в любое время дня и ночи.

– Допустим, ваза была найдена случайно, – размышлял следователь вслух. – Тогда кто такие Пяткоступ, Черный Глаз и как была связана с ними Ульяна, бесследно пропавшая?

– Да, вот что, чуть не забыл… Старый парусный цыган Федор Романович Решетников подарил школьному музею флюгарку чудной ковки. Такие флюгарки устанавливались на мачтах старинных русских кочей. Еще он подарил три бронзовые конские подковы. Вещицы очень древние. Я с ним разговорился… Он, оказывается, знает кое-что о стародавних юганских бугровщиках.

– Это идея! Спасибо тебе, Леонид Викторович.

– Да, Гриша, а где сейчас Александр Гулов, бывший директор улангаевского зверосовхоза? Он, – лет семь назад, – передал школьному музею шаманский костюм и несколько рукописных книг из старообрядческого скита, которые были найдены им в верховье реки Оглат, притока Чижапки. Гулов, возможно, мог бы тебе оказать помощь…

– Когда из Улангая ушла нефтеразведка, то звероводческий совхоз начал угасать… Гулову предложили объединиться с бондарским совхозом. Он отказался. На него поднажали из райкома. И тогда Гулов уехал в Кайтёс.

Григорий, выйдя из кабинета, попросил дежурного шофера съездить за старым цыганом, пригласить его в прокуратуру для консультации.

– Нет-нет, я уж дождусь дедушки Феди… Мне интересно послушать его рассказ о бугровщиках, – попросил Леонид Викторович, когда Григорий сказал, что у него больше нет вопросов.

Широкоплечий, кряжистый парусный цыган, с седыми длинными волосами, был одет в напускные шаровары из коричневого вельвета и ярко-голубую косоворотку, перехваченную узорчатой опояской из витого шелка.

Старик молча, вразвалку, как сторожевой лебедь, подошел к столу, осмотревшись, сказал:

– Ну, соколики, многих лет вам гарцевать на служебном коне! В небо летать вам за звездами, но и земли родимой не забывать…

– Спасибо, Федор Романович, за доброе пожелание, – ответил Григорий Тарханов и перешел к делу: – Федор Романович, нас интересуют старые томские бугровщики. Есть ли кто из них сейчас в живых? – спросил следователь и, посмотрев на Леонида Викторовича, подмигнул ему: мол, не перебивай старика, когда тот начнет рассказывать.

– Ого-го, соколик ты мой, Гриша! Посчитай, мне уже пришло время носом тропинку бороздить… А бугровщики-то стародавние все уже в своих норках земляных спят, духу-помину о них не осталось.

– Федор Романович, помните, прошлой осенью вы мне как-то начали рассказывать о Беркуле, но тут ребята подошли и перебили разговор…

– Какую тут хворобу сказывать, соколики вы мои крутогривые! Я ведь всю жизнь свою был парусным цыганом. А это вам не сухопутный таборник-гряземеситель, – гордо объявил цыган и, крякнув, поправил коротко стриженные усы. – Значит, так, у купца Кухтерина в Медвежьем Мысе была торговая заимка, перевальный склад. Тут его приказчики в весеннюю ярмарку у остяков и тунгусов скупали пушнину, отоваривание-покруту делали. А я-то на галере шкиперовал. И на этой посудине подрядились мы ходить с кухтеринским товаром по малым таежным рекам: Вас-Югану и его притокам – Чижапке, Нюрольке. Хаживали на шестах, на гребях и верстовой якорь кидали. Завезешь его, бывало, батюшку, якорь многопудовый, и, благословясь, пустишь на глыбь стрежную, а потом воротом выхаживаешь, карабкаешься супротив стрежи, на водобойных местах. Бечевой по «пескам» приходилось таскать галеру… – Старый цыган неожиданно смолк, посмотрел в глаза Григорию и спросил: