Анхель де Куатьэ - Исповедь Люцифера (шестая скрижаль завета) Страница 6

Но около полугода назад прочное здание, выстроенное Сашей, спрятавшее ее душу, дало трещину. Она пошла на курсы усовершенствования по клинической психологии. Пошла просто так, без особой цели или надежды — по разнарядке, ни на что не рассчитывая. А вышло все иначе.

Откровением стала встреча с настоящим Учителем. Это был Учитель с большой буквы. На своих семинарах он рассказывал не о психологии человека, а о самом человеке.

«Наука „психология“ изучает покойника, — полушутя говорил Сашин учитель. — Человека нельзя разъять на части. Любая вивисекция убьет его, а мертвым человек не бывает. Вы можете пощупать чувства? Измерить их? Дать им оценку? Или проникнуть в душу и не навредить? Можете?.. И наука сдается, когда мы ставим перед ней такие задачи. Не сдается только сердце».

И после этих слов он всегда добавлял: «Если, конечно, вы верите, что оно у вас все еще есть».

Саша удивлялась этому странному сравнительно молодому еще человеку. Уважение к Индивидуальности собеседника, к его мнению, интересам, позиции, казалось, шло впереди него. Душа ее Учителя была не внутри. Он не прятал ее, а носил в ладонях. На вытянутых руках...

То, как он общался, было сродни священнодействию. Просто и честно — только о главном, только искренне. То, как он думал, как мыслил, — завораживало и пленяло воображение. А когда он что-то рассказывал, казалось, смеющиеся ангелы веселой гурьбой бегут босыми ногами по душе. Им хотелось любоваться,

Саша испытала потрясение. У нее снова появился интерес к психологии, к его психологии. Ей снова захотелось жить, дышать, чувствовать, хотеть...

Как вдруг, словно гром среди ясного, безоблачного неба, прозвучали его слова: «Саша, вы еще не пережили того, что открыло бы вам истину о себе».

Они, словно лезвие, рассекли Сашино сердце на две половины. В одном оставалась странная, непонятная, невнятная и неизъяснимая любовь к этому человеку. Любовь-признательность. Любовь-восхищение. А в другой — отчаяние. Отчаяние из-за непонимания. Он не понял ее. Как он мог такое сказать?! О ней?! Она — и не пережила?!

Его слова показались Саше странными, нечестными и даже жестокими. Ее словно окатило холодной водой.

*******

Че-то ты ранехонько сегодня ... — услышала Саша, выходя из машины.

— Вот, Марья Ивановна, в командировку меня отправляют, — пожаловалась Саша старушке, что вечно сидит у ее подъезда и знает все обо всех и обо всем.

— А куда едешь? — поинтересовалась Марья Ивановна.

«Вот ведь разведчица! — улыбнулась про себя Саша. — Чувствуется закалка...»

— Далеко еду, Марья Ивановна, в Сибирь. Но куда точно, и сама не знаю.

— А никто не знает, — ответила женщина, поправила платок и провела рукой по морщинистому лицу.

— В каком смысле? — не поняла Саша.

— Все куда-то едут, а куда — никто не знает.

«Странная... Это, наверное, старческое», — подумала Саша и ничего не сказала.

— Нам пути предписаны, дочка, — услышала Саша, открывая дверь подъезда. — Кто думает, что выбирает, сам себя путает.

Саша обернулась и посмотрела на Марью Ивановну. А та, глядя в небо выцветшими, почти белесыми глазами, продолжала нашептывать:

— Неисповедимы пути Господни, и карты на них не придумано. Ты, знай, иди себе и иди. Если идешь, значит, так оно и надо. Только не сомневайся. В сомнении — страх, я в страхе — смерть.

Саша пожала плечами, еще несколько секунд простояла в нерешительности у открытой двери подъезда. Потом вспомнила, что до завтрашнего отлета еще уйма дел, мысленно обругала себя за нерасторопность и побежала вверх по лестнице.

Но войдя в квартиру, Саша ощутила вдруг какую-то тяжесть внутри. Отчетливо, внезапно. Эта тяжесть возникла ниоткуда, просто появилась, и все.

Саше запали в душу эти слова: «Ты, знай, иди себе и иди. Если идешь, значит, так оно и надо. Только не сомневайся».

«А куда я иду? — спросила себя Саша. — Куда?»

Осознание отсутствия той «карты», о которой только что вскользь, словно бы случайно, сказала Марья Ивановна, напугало Сашу. Она машинально вошла в ванную, чтобы сполоснуть руки, и увидела в зеркале свое лицо. Да, именно лицо.

Обычно, когда человек смотрит на свое отражение в зеркале, он замечает кожу, если разглядывает морщинки, глаза — если собирается умыться, зубы — перед тем как их почистить. Он видит губы, щеки, нос, брови, ресницы... Но он почти никогда не видит в зеркале своего лица.

Когда вы встречаете человека, вы, напротив, смотрите именно на его лицо. Вам интересен его образ. Только убедившись в том, что это образ вам симпатичен или, напротив, неприятен, вы приглядываетесь к деталям — к глазам, губам, носу. Вы словно бы пытаетесь подтвердить, удостовериться в своем первом впечатлении.

Лицо человека передает вам информацию о нем, о его состоянии, эмоциях, внутреннем облике. Нос, сам по себе, об этом не расскажет, да и от губ ответа на этот вопрос не дождешься. Даже глаза, взятые и рассмотренные отдельно, словно вырезанные из фотографии, умирают. Их блеск и их сила теряются. Без лица в них нет и души.

Именно поэтому мертвы лица фотороботов, которые собираются по частям. Лицо человека нельзя восстановить по деталям. Потому что лицо — это больше, чем стандартный набор элементов. «Палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек» — это фантом, это не человек. У человека должно быть лицо.

И что же увидела Саша, когда вот так, внезапно столкнулась со своим лицом? Кого увидела Саша в зеркале? Может быть, уставшую, стареющую женщину? Или испуганную, растерянную девочку? Или одинокое, отчаявшееся существо? Неизвестно. Она и сама не знала этого, не могла понять, сформулировать.

Ее хватило только на то, чтобы расплакаться.

Увидев кого-то по ту сторону зеркальной поверхности, она не узнала в этом «ком-то» себя. Она вздрогнула, как, бывает, вздрагивает маленький ребенок, еще не знающий, как устроено зеркало. Она увидела покойницу. Она увидела свою смерть.

«Только не сомневайся. В сомнении — страх, а в страхе — смерть».

*******

Сашу встречали прямо у трапа самолета. На поле аэродрома стоял зеленый забрызганный грязню уазик. Немногословный прапорщик попросил у Саши документы.

И убедившись в том, что она — это действительно она, принял у нее веши и предложил есть о машину. Дорога была долгой. Солдат вел машину, прапорщик сидел на переднем пассажирском сидении и скупо отвечал на Сашины вопросы. Она хотела узнать, куда они едут? Почему номера этого учреждения нет в базе? Какому ведомству оно подчинено? От чего такая срочность — что-то стряслось? «Я не уполномочен». — в этих трех словах, по большому счету, уместилось бы все, что сказал ей за время поездки сопровождающий.

*******

Саша смотрела в окно. Мимо нее пробегали то поселковые, то деревенские пейзажи, а то и просто лес — вековой, раскинувшийся на покатых холмах. Саша уже и забыла, что такое бывает, что улицы и многоэтажки — это еще не все.

Глядя на эти бескрайние просторы, укутанные голубым небом, на величественные ландшафты, Саша, наконец, расслабилась. Когда это было последний раз?! И не вспомнить. Ее веки отяжелели, она подогнула ноги, замоталась в плащ и задремала.

— Приехали. Выходите! — скомандовал прапорщик. — Вас уже ждут.

Саша открыла глаза и посмотрела в окно. Впереди административное здание, справа плац, чуть дальше высокая ограда с решеткой. Какая-то зона... ПСТ 87/6. А дальше, за холмами, — тонкая линия багряного зарева. Солнце опустилось за горизонт, оставив после себя окровавленные облака.

— Послушайте, а меня, может быть, сначала разместят? — осведомилась Саша, выйдя из машины и оглядевшись. — Я бы хотела привести себя в порядок с дороги. Да и поздно уже — девятый час. Неужели кто-то еще на работе?

— Сказано доставить в любое время, — отрапортовал прапорщик и указал направление движения.

«Видимо, они хотят мне документы передать. Чтобы я успела с ними ознакомиться до завтрашнего утра, — сообразила Саша. — А завтра все решится, и я уже поеду обратно».

Следуя за своим провожатым, Саша вошла в здание. У нее снова проверили документы — все, включая командировочное удостоверение. И это странно, потому что уж на какую-какую, а на эту бумажку никогда никто не смотрит.

Обычно сам командированный беспокоится о ее оформлении.

Дежурный офицер долго сличал Сашину фотографию с оригиналом, изучал печати и штампы, задал несколько странных вопросов. Под конец Сашу попросили предъявить к досмотру вещи. А под конец всего была вызвана дама, которая в отдельном помещении осмотрела саму Сашу!

«Господи, что это за место такое?!» — не понимала Саша.

Ее вызвали для оказания помощи, как ценного специалиста. Но вместо уважительного и благодарного приема, ее обыскивают! Причем по полной форме! Да, с каждой минутой Саше все меньше и меньше хотелось задерживаться в этом забытом богом месте.