Брук Дэвис - Потерять и найти Страница 6

Милли сидела в кабинете, в дальнем конце универмага. Днем он выглядел по-другому. На столе аккуратно разложены ручки, бумажки и скрепки; рядом с ними – два пустых лотка со странными подписями: «входящие» и «исходящие», в которые ничего не входило и из которых ничего не исходило. Милли взяла со стола скрепку и ручку. Скрепку положила во «входящие», а ручку – в «исходящие». Ее вчерашнее желтое платье, бережно сложенное, лежало посреди стола. На стене справа висел телевизор.

Милли щелкнула пальцем по колесу машинки на подошве своего сапога, раскрыла на столе «Книгу Мертвых» и посмотрела на нарисованную здесь папину волшебную коробочку. Дефис с картинки подрагивал у нее перед глазами, пульсировал, будто у него есть сердце. Теперь Милли знала, что такое дефис и что в кармане носить их можно целую кучу.

«Гарри Бёрд, – было написано на рисунке. – 1968–2012. Любим».

И Милли произнесла это слово вслух:

– Любим.

– Кем? – спросила Милли у мамы.

Они стояли, держась за руки, и смотрели на папину волшебную коробочку, будто на картину.

– Тобой, – ответила мама.

– А тобой?

Мама прочистила горло.

– Конечно.

Милли заметила, что она теребит обручальное кольцо у себя на пальце. На той неделе мама снова начала его носить.

– А всеми остальными?

– Да, Милли.

– А почему тогда там не написано?

– Милли! – Мама отпустила ее руку, села на колени и закрыла лицо руками.

Милли не шевелилась.

– Мам?

– Потому что за все нужно платить, Милли, – наконец отозвалась мама. – Даже за эту ерунду.

А потом, не глядя на Милли, она встала и двинулась к машине.

– Пошли, – бросила она на ходу.

Милли в последний раз посмотрела на папину волшебную коробочку и пошла следом.

Тем вечером к ним домой наведались Тетеньки-с-тенниса, и одна из них обняла Милли со словами:

– Его тела больше нет, но душа навсегда останется с нами.

– Это она в волшебной коробочке? – спросила Милли.

– Она в тебе, – гостья приложила ладонь к ее груди.

Милли посмотрела на ее руку.

– А как она туда попала?

– Она всегда там была.

– Чего?

– Воспитанные девочки не говорят «чего».

– Чего?

– Воспитанные девочки говорят «прошу прощения».

– Прошу прощения?

– Вот, молодец.

Тетенька-с-тенниса обняла маму Милли.

– Прошу прощения? – снова сказала Милли, но они ее уже не слышали.

На следующий день она отправилась в магазин. Пока продавщица хихикала с каким-то пареньком, Милли молча набила свою сумку коробочками изюма и ушла.

– Что такое душа? – спросила она у Перри Лейка, показав ему свой улов.

– Ну-у… Это как сердце, только у тебя в животе, – ответил он.

– А на что она похожа?

– На гигантскую изюмину. – Он впился взглядом в ее сумку.

Милли застегнула ее и спрятала за спину.

– А что с ней потом, когда ты умрешь?

– Она выпадает.

– Выпадает?

– Ага, как плацебо.

– А что такое плацебо?

– Она из тетенек выпадает. Когда у них рождается ребенок. Как-то так.

– А что с ней потом делают?

– Кладут в холодильник и съедают.

– Собственную душу?

– Нет, плацебо. А душу хранят.

– Где?

– В другом холодильнике.

– А он где?

Вдалеке зазвенел звонок на урок, и все дети во дворе, крича и смеясь, побежали в класс.

– Где-то. – Перри закатил глаза. – Понятия не имею. Я же не все на свете знаю!

– А может такое быть, что она все время была у меня, а я не догадалась?

Он протянул руку – худую, длинную и костлявую.

– Гони уже изюм.

Дверь кабинета отворилась, и из коридора потянуло сквозняком. Одежда на Милли встрепыхнулась, будто к ней поднесли пылесос. Милли выпрямилась, захлопнула книгу и спрятала ее за спину. В дверях кабинета возникла тетенька. Она разговаривала с кем-то в коридоре.

– Может, сегодня у меня поужинаем? – тихо спросила тетенька.

– Нет, Хелен, – ответил мужской голос.

– Нет? Я приготовлю что-нибудь мексиканское.

– Я занят.

– Тогда завтра?

– Занят.

– Ладненько, тогда скажи, когда освободишься.

– Я занят до конца жизни, Хелен.

– Ладненько, Стэн, – бодрее и громче произнесла она. – Я принесу тебе ту мазь от синяков. Помажем, и он быстренько сойдет.

Милли увидела, как какой-то дяденька, отвернувшись, уходит прочь.

– Ты к моему лицу не прикоснешься, Хелен, – бросил он, не оборачиваясь.

– Ну и ладненько, – крикнула тетенька ему вслед. – Но дай знать, если что, хорошо? – Она повернулась к Милли.

Хелен была чересчур низкой для взрослого, но такой широченной, будто весь ее рост пошел вширь. Пуговицы у нее на блузке отчаянно цеплялись за петли, как скалолазы, повисшие над обрывом. Милли посмотрела на ее туфли: маленькие, черные и неуклюжие.

– Ну! – воскликнула тетенька, будто это самое веселое слово на свете.

Она плюхнулась на стул с другой стороны от стола. Щеки у нее были розовые и круглые.

– Ох, ну ты тут и нахулиганила, да? – она взяла со стола пульт и направила на стену.

Телевизор ожил. На экране появилась Милли. Картинка была неясной – черно-белой и без звука, но это точно была Милли. Милли-из-телевизора стояла возле дверей этого самого кабинета. Она заглянула в его окошко, потом высунула язык, вытащила из дверей ключи и ушла.

Хелен поставила картинку на паузу. Настоящая Милли смотрела на себя в телевизоре. Странно видеть со стороны – как ты делаешь то, что уже сделал, и не можешь остановить.

Настоящая Милли с вызовом посмотрела на Хелен. Хелен подняла брови. Настоящая Милли подняла брови в ответ.

Что Милли вчера натворила

Милли знала дорогу домой, но решила, что мама просто проверяет, послушная она девочка или нет. Поболтав за ужином с манекеном, Милли решила помочь маме ее найти. Взяв краску в ремонтном отделе, она так крупно, как только могла, написала на стеклянных входных дверях: «Я ЗДЕСЬ МАМ». Само собой, писала она задом наперед, чтобы мама смогла прочитать послание с улицы.

Доску из игры «Четыре в ряд» Милли положила у входа, а фишки в ней расставила так, что из них получилась стрелка вправо. Всем манекенам вдоль прохода Милли повернула руки, и теперь они тоже указывали, куда идти. А некоторым из них она даже дала таблички: «Привет мам!» – говорила первая; «Еще чуть-чуть!» – подбадривала вторая; «Отдохни и перекуси!» – предлагала третья. В ладонь этому манекену Милли вложила пакетик мармелада.

Человечки из «Угадай кто?» тоже изобразили стрелку, домики из «Монополии» велели идти влево, а стрелка от «Твистера» – прямо.

Девять последних манекенов держали листочки с буквами, которые складывались в предложение: «Я ЗДЕСЬ МАМ». Вторую «М» держал манекен в гавайской рубашке. Милли сцепила между собой несколько лифчиков и протянула их от руки манекена до стойки с трусищами, как финишную ленту. Потом украсила дорогу до ленты елочными огоньками из корзины «Уценёнка!», забралась под трусищи и вытащила наружу носки своих красных сапожек.

На.

Всякий.

Пожарный.

Но туфли, которые вскоре ее навестили, были не золотистыми.

– Ты пришла с тем стариком? – спросила Хелен. – Который пел?

Она открыла шкафчик и принялась раскладывать его содержимое аккуратными рядами: коробочка от шоколада…

– Он приятный… – …пустой пакетик сока… – Но немножечко… – …банка, в которой похоронили муху. – …немножечко… – Подняв руки высоко над головой, Хелен высыпала на стол две горсти леденцовых оберток, будто объясняла Милли, что такое дождь. – Того?

– Того?

– Нет?

– Конечно, нет.

– Ой, ну, извини, пожалуйста. – Пакетик мармелада. – Но он туго соображает, да? Чуток? – Хелен потянулась через весь стол и шепотом прибавила: – Слабоумный, да?

Она тут же закрыла рот руками, будто пришла в ужас от собственных слов.

– Ой! Конечно, нет. Извини, пожалуйста. Это я случайно ляпнула. Сама-то я не хотела его выгонять, но Стэн… он любит порядок.

Хелен задумчиво разгладила пакетик мармелада и, подавшись в сторону двери, громко прибавила:

– Он у нас очень требовательный. – Она откинулась на стул. – Скажи, а этот певучий старик… У него… Он живет… в каком-нибудь подземелье?

Хелен на секунду исчезла под столом и возникла вновь уже с горой игр. Она положила их на стол, одну на другую, неустойчивой башней: «Четыре в ряд», «Морской бой», «Твистер», «Монополия».

– Может, он любит поиграть с какими-нибудь плетками? – Хелен положила руку на башню. – Цепями, нет? Он же никого на цепях не держит?..

– Мы только вчера подружились, – ответила Милли.