Джулиан Барнс - По ту сторону Ла-Манша Страница 6

И как далее повели себя последователи этого лжепророка, когда они сбились в гнусную коммуну для осуществления мерзких принципов своего покойного вожака? Они публично провозгласили обобществление имущества, уничтожение права наследования и равноправие женщин. Вместе взятое это означало лишь, что лица обоего пола, не вступая в брак, жили совместно, как скотские многоженцы на Востоке; и, провозглашая равенство женщины и мужчины, они бесстыдно практиковали свальный грех. Кюре деревни Павийи избавил своих слушателей от описания теории оправдания плоти, ибо и без разбирательства знал, что она богохульна, а взамен предостерег их от опасностей, которыми чревата необычная и эксцентричная одежда. Так в коммунистической менилмонтанской общине все носили белые панталоны как символ любви, красные жилеты как символ труда и синюю блузу как символ веры. Последнее одеяние кроилось так, что застегивалось на спине — особенность, которой полигамисты утверждали свое братство, так как никто не мог одеться без помощи другого. Тут кюре сделал паузу священного умолчания, и во время нее некоторые прихожане догадались, что именно он не решился сказать вслух: полигамисты, кроме того, не могли и раздеться без посторонней помощи.

Адель на задней скамье, теперь само внимание, созерцала пуговицы сутаны священнослужителя, словно созерцала саму добродетель, и одновременно вспоминала алый плюшевый жилет, который впервые увидела лишь несколько дней назад. Кюре возвестил о своем намерении вернуться к этой теме в следующее воскресенье и начал благословлять.

Французская компания продолжала прогулку до выемки. Памятуя о заведомом безбожии английских землекопов, они живо надеялись увидеть хотя бы нескольких рабочих, кощунственно трудящихся в день субботний. Но выемку окутывал полный покой. Рассеченная земля мирно являла взору толстые слои белого мела, желтого гравия и оранжевой глины. Доктора Ашиля восхитила аккуратность, с какой эти грубые мужланы рассекли кожу планеты.

Дощатые настилы для тачек внутри меловой выемки были безлюдны. Шарль-Андре, успевший стать знатоком-любителем земляных работ, принялся описывать их способ работы: настилы, уложенные на крутом склоне, столб вверху, блок на столбе, лошадь припряжена к канату, чтобы помогать землекопу вкатывать нагруженную тачку вверх по настилу. Шарль-Андре своими глазами видел, какие тяжести поднимались таким образом; кроме того, он видел жидкую грязь, сползающую по настилам, запаниковавшую лошадь, у которой подгибались ноги, и землекопа, метнувшегося в сторону, чтобы его не раздавила собственная тачка. Только силачи из силачей, гиганты предприимчивости обладают упорством и дерзостью, необходимыми для подобного труда.

— Пять кило говядины, — заметил доктор Ашиль.

— Тем не менее, — сказала мадам Жюли, обдумывая немалые опасности такого трудового процесса, — казалось бы, не правда ли, что при некотором хитроумии можно изобрести машину, которая вывозила бы землю наверх?

— Насколько мне известно, ее изобрели. Движущаяся платформа. Землекопы усмотрели в ней угрозу своим заработкам и уничтожили ее.

— Рад, что они не святые, — объявил Ашиль.

Когда они направились назад к насыпи, то услышали слова как будто не их родного языка, но и не иностранные. Двое мужчин чинили лопату, ручка которой разболталась. Более дюжим, объяснявшим, был английский десятник, владельцем лопаты — французский крестьянин. Их диалект, а вернее, lingua franca[22] был частично английским, частично французским, а в остальном представлял собой olla podrida[23] из других языков. Даже знакомые слушателям слова корежились, а грамматика беспощадно калечилась. Тем не менее двое с лопатой в совершенстве владели макароническим стилем и прекрасно понимали друг друга.

— Вот так мы будем разговаривать в будущем, — с внезапным апломбом провозгласил студент, — и конец недоразумениям, нации наладят свои отношения, как эти двое наладили лопату.

— Конец поэзии, — сказала мадам Жюли со вздохом.

— Но конец и войнам, — парировал Шарль-Андре.

— Вздор! — возразил доктор Ашаль. — Просто иная поэзия. Иные войны.

Кюре деревни Павийи вернулся к главе XI Книги Пророка Исаии. Адель взирала на добродетельные пуговицы священника, но он более не коснулся истолкования одежды. Вместо этого он принялся разъяснять, как суд над полигамистами Менилмонтана за действия, противные социальному закону и порядку, отрубил одну голову гидры, и как на ее месте выросли новые, и то, чего еретическая секта достичь не сумела, теперь осуществляется с помощью инженерии. Известно, что многие члены разгромленной секты теперь действуют в личинах ученых и инженеров, расползаясь наподобие лишая по телу Франции. Некоторые из их числа ратуют за прорытие канала через Суэцкий перешеек. А еврей Перейре открыто провозгласил Железную Дорогу орудием цивилизации. Проводятся кощунственные сравнения со святыми искусниками, которые воздвигли великие соборы. Кюре указал, что правдивей была бы аналогия с языческими строителями пирамид в Древнем Египте. Английские инженеры и их безбожники-землекопы явились сюда сооружать новые глупые причуды нынешнего века и вновь демонстрировать суетное тщеславие Человека, его поклонение ложным богам.

Нет, он вовсе не подразумевает, что подобное строительство само по себе противно христианской вере, но если долы будут наполняться, а горы и холмы понижаться, если кривизна будет выпрямляться, а неровные пути будут делаться гладкими, как было при пересечении реки Кайи под Малонеем и будет с предполагаемым виадуком в Барантене, то подобные деяния должны вершиться, дабы, как учит Исаия, приготовить путь Господу, сделать в степи стези Богу нашему. Если же цель Человека не вдохновляется более великой целью Божьего Промысла, то Человек остается скотом, и величайшие его труды не более, чем грех Гордыни.

На задней скамье Адель задремала. Фермер, владевший землей в Ле-Пюсель, получивший хорошую прибыль от уступки части ее под железную дорогу Руан — Гавр, а также сделавший солидный взнос в Епархиальный фонд вспомоществования вдовам и сиротам, отправил епископу письменную жалобу на склонность молодого священника к теоретическим инвективам. Приходу требуются прямые нравственные наставления, касающиеся местных дел и забот. Епископ сделал надлежащее увещевание кюре деревни Павийи, одновременно похвалив себя за проницательность, с какой он отправил молодого человека на безопасное расстояние от города. Пусть растратит свой огонь и гнев среди простых душ, где они никакого вреда не принесут. Церкви нужна вера, а не идеи.

Французская компания, возвращаясь, поравнялась с первыми лачугами рабочего поселка.

— Итак, на нас не напали бандитти? — заметил Ашиль.

— Пока еще нет, — ответила его жена.

— И нас не ограбили цыгане?

— Нет.

— Не пожрали полчища саранчи?

— Не совсем.

— И мы не видели, как бичуют рабов, строящих пирамиды?

Она шаловливо шлепнула его по локтю, и он улыбнулся.

Землекоп, мывший ларчера, ушел.

— Этих собак натаскивают на нашу дичь, — пожаловался Шарль-Андре. — Говорят, два таких пса заваливают взрослую овцу.

Однако нарушить приятное расположение духа доктора Ашиля оказалось невозможным.

— В нашей стране кроликов хватает с избытком. И я готов променять несколько кроликов на железную дорогу.

Йорки Том сидел на том же жестком низеньком стуле и грел на солнце свежевыбритый подбородок. Короткая трубочка, зажатая в уголке рта, торчала почти вертикально, а его глаза казались зажмуренными. Французская компания вновь осторожно, но внимательно рассмотрела этого свирепого поглотителя мяса, этого плотоядного падальщика. Десятник ни в чем не перенял французской манеры одеваться. На нем был бархатный с короткими прямыми фалдами сюртук, алый плюшевый жилет в узорах черных крапинок, плисовые панталоны, стянутые кожаным ремнем на талии и еще ремнями у колен, ниже которых выпуклые икры скрывались в паре толстых сапог. Рядом с ним на табурете лежала белая фетровая шляпа с загнутыми кверху полями. Он выглядел экзотичным, но крепко сбитым, странным, но разумным животным. И он не имел ничего против того, что его рассматривают: веки он приподнял на четверть, чтобы приглядывать за шляпой, а потому видел и разинувших рты пожирателей лягушек.

И они вежливо держались на расстоянии. Он провел во Франции большую часть пяти лет, и на протяжении этого срока в него тыкали пальцами, его щупали, ели глазами; в него плевали; на него натравливали собак, а местные буяны опрометчиво изъявляли желание помериться с ним силами. И напротив, ему рукоплескали, его целовали, обнимали, угощали и потчевали. В разных местах тамошние французишки считали строительство железной дороги даровым развлечением, и английские землекопы иногда любили показать, до чего неимоверно они способны трудиться. Рыжий Билли, который на пару лет, пока строилась дорога Париж — Руан, взял в жены француженку, переводил на человеческий язык все их ахи и охи, которые Йорки и его ребятам нравилось вызывать. Они ведь были королями своего труда и знали это. Требовался год, чтобы закалить здорового английского батрака в землекопы, и куда труднее было такое преображение для поджарого фитюльки-француза, который ел только хлеб да овощи и фрукты, которому требовались постоянные передышки и запас платков, чтобы утирать потный лоб.