Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый Страница 6

Трое юрких братьев выкатились из комнаты так же стремительно и весело, как вошли, и разбежались по своим низеньким бревноподобным женушкам. Опершись на стол обеими руками, тетя долго смотрела племяннику в глаза и советовала ему зайти к Ступелям. Они большие богачи, и у них есть одна-единственная сестра, младший ребенок в семье, девушка на выданье.

Цемах еще не рассказывал, что стал женихом. Ему было трудно об этом говорить. Но теперь он сказал, что уже помолвлен. Силы, чтобы разговаривать долго, у него не было, его бросало то в жар, то в холод. Он коротко сказал, что невеста ничего себе, но ее отец, говорят, не отдаст обещанного приданого и не предоставит нескольких лет обещанного содержания.

— После свадьбы ты станешь отшельником, — сказал дядя за спиной племянника, подняв голову к потолку.

— Мудрец ты мой! Такие мудрые советы тебе дает потолок? — крикнула Цертеле мужу, задрав голову вверх. — Ты слышал совет родного дяди? Жениться и сразу же после свадьбы стать отшельником!

Тетя заметила, что племянник нездоров, и пристала к нему, чтобы он прилег. Цемах вошел в натопленный зал, закрытый изнутри ставнями. В темноте холодно светились недогоревшие свечи и серебряные подсвечники по обе стороны от зеркала. Он не стал зажигать огня и лег на застеленный диван с таким отчаянием в сердце, словно уже произнес предсмертную исповедь. Цертеле вошла с еще одной подушкой, нащупывая дорогу в темноте. Она возилась долго и тихо, чтобы не разбудить племянника, подкладывая ему под голову принесенную подушку и укрывая его плечи шерстяным платком. Когда она вышла, вошел дядя и своим полушубком укрыл племяннику ноги. Цемах уткнулся в подушку носом, как ребенок, и с болью думал о годах юности, которыми каждый наслаждается среди своих близких и которых он был лишен с тех пор, как стал постоянным обитателем молельни мусарников в Новогрудке.

Глава 5

Володя Ступель был человеком лет тридцати пяти, с короткой толстой шеей, большой головой, покрытой густой шевелюрой, с короткими руками, волосатыми пальцами и широкими, как лопаты, ладонями. Разговаривая на своем складе с торговцами зерном, он становился вполоборота к собеседнику и одним глазом следил за приказчиками и покупателями. Он любил держать руку в кармане, полном мелочи, и позванивать ею или подбрасывать в воздух горсть монет и ловить их в подставленную ладонь. Работники знали, что если хозяин теряет монету, они должны оставить все дела и броситься искать ее под скамейками, между мешками с мукой, под ногами клиентов. Хозяин не двигался с места, даже пальцем не показывал, куда упала монета. Он спокойно ждал с горстью мелочи в руке, пока ему в ладонь не клали потерянный им медный пятак или серебряный гривенник. Вместо того чтобы сказать «спасибо», он смеялся, и его смех был лучшей наградой для работников.

Володя не вмешивался в городские дела. Однако его старший брат Наум любил общение и часто бывал на приемах для больших людей. Когда в Ломжу приезжал воевода или какой-нибудь еврейский делегат из-за границы, старший Ступель, с животиком и седоватой бородкой, наряжался во фрак, белую тщательно отглаженную рубашку с бантом и черный цилиндр. Фрак с подрубленными полами делал его на вид еще ниже, тесный жилет еще больше подчеркивал его выпуклый животик. Когда он появлялся в этом парадном костюме на своем складе, Володя от восторга рвал волосы на голове и с хохотом говорил, что его брат выглядит как трубочист. Наум подпрыгивал от злости, как привязанный петух, и, вскипев, выбегал со склада.

Ступели жили в собственном доме на Старом рынке. Внизу был склад, а наверху — квартиры с двумя балконами, один возле другого. Летними вечерами Наум любил надеть домашний халат с цветочками и выйти на балкон подышать свежим воздухом, посмотреть сверху на Ломжу. В то же самое время на свой балкон выходил и Володя и начинал свою игру с подбрасыванием и подхватыванием пригоршни мелочи. Наум в своем кресле-качалке дрожал от страха, что какая-нибудь монета может упасть вниз, на камни мостовой. Он аж корчился от боли, плотно закрывал глаза, чтобы не видеть, — и все же не выдерживал и вбегал в комнату с криком:

— Я не могу этого вынести! Он меня с ума сводит!

— Это ведь не ребенок и даже не кошка. Он подбрасывает всего лишь кусочки серебра и меди, монета не расшибет себе головы, — умоляла его успокоиться жена.

Володя снаружи, на балконе, надрывался от смеха, и эхо его громогласного хохота разносилось по пустому рынку, отзываясь в окрестных переулках.

Цемах не пришел по приглашению Ступелей. Тогда складские приказчики побежали к своей маме в лавку и встретили там задумчивого отца. Реб Зимл рассказал детям, что мама осталась дома, Цемах болен. Озабоченная Цертеле не знала, что и думать: племянник не может встать с постели и все же не разрешает вызвать врача. Сам больной тоже не знал, что с ним происходит. Болен ли он по-настоящему или же просто надломлен и хочет, чтобы тетя бегала вокруг него? В его мозгу туманно разворачивались и смешивались воспоминания детских лет, воспоминания о годах, проведенных в ешиве, и воспоминания о дождливых днях в Амдуре. Однако о своем товарище по хедеру, торговце мукой Ступеле, он не думал. Он был очень удивлен, когда однажды вечером вкатился кругленький молодой человек и по-свойски протянул ему руку.

— Как у тебя дела, Цемах? Я слышал, что ты нездоров, вот и пришел тебя навестить. Узнаешь меня? Я Велвеле, Велвеле Ступель, — и гость уселся на краешек дивана, на котором лежал больной.

Приказчики, сопровождавшие Володю, на этот раз смирно стояли в доме своей матери и не спускали глаз с хозяина. Двоюродный брат тоже вдруг вырос в их глазах, поскольку его навестил сам Ступель. Даже Цертеле остановилась в дверях, согнувшись, и смотрела на то, как богатый торговец мукой беседует с ее племянником.

— Помнишь, Цемах, нашего меламеда с рыжей бородой? Когда он злился, у него на губах появлялась пена. Мальчишки дали ему прозвище «Красный блин, белая пена». — Володя вытащил из кармана пригоршню мелочи, потряс ее в ладони и принялся подбрасывать вверх.

Побледневший больной, опиравшийся на две подушки, подложенные ему под голову, улыбнулся этим воспоминаниям о годах своего детства. Этот Велвеле Ступель любил подставить ножку и покатывался со смеху, когда тот, кому была подставлена ножка, падал. Отплатить ему той же монетой мальчишки боялись. Достаточно было Велвеле замахнуться своей тяжелой рукой, чтобы мальчики отступили, как перед медведем, поднявшим лапу. И все же его любили. Он был добродушен и делился с мальчишками едой из своего большого свертка. Когда меламед проверял какого-нибудь ученика, а тот не знал урока, меламед бил его по голове томом Гемары. Все мальчишки сидели в страхе. Только Велвеле Ступель спокойно смотрел, широко улыбаясь, на налившееся кровью лицо меламеда. Хотя он знал урок еще хуже, чем наказанный, он был уверен, что меламед его не тронет. Во-первых, он самый богатый мальчишка в городе, а во-вторых, может дать сдачи даже ребе.

Цемах увидел, как Володя потерял какую-то монету из своей пригоршни, и старший сын его тети бросился искать ее. Найденный гривенник слуга вложил в руку Ступеля, а тот даже не поблагодарил его, только удовлетворенно посмотрел и снова принялся играть с мелочью.

— А ту историю с жуками помнишь? — спросил торговец мукой.

Однажды, когда меламед задремал, Велвеле вытащил из кармана коробочку и поставил на стол. Из коробочки начали вылезать жуки, разбегавшиеся по раскрытым книгам, пока не забрались в бороду меламеда. Ступель был так восхищен видом черных жуков, забравшихся в рыжую бороду, что в голос рассмеялся и разбудил меламеда, и тот бросился на него с кулаками.

— Ребе хотел меня убить. Я схватил в руки скамейку, и он отступил, бледный, как стена, боясь, как бы я его этой скамейкой не раздавил. — Володя снова потерял монету, и второй приказчик бросился ее искать.

— Однако из хедера ребе тебя выгнал. Отказался от щедрой оплаты за обучение, которую давал твой отец-богач, и выгнал, — глаза Цемаха загорелись злым огоньком. — Что это у тебя за мерзкая привычка бросать мелочь на пол, чтобы люди ползали и подбирали?

Трое братьев закричали на своего кузена так, словно он сделал их несчастными:

— Какое тебе дело?!

Цемах даже не оглянулся на них и продолжил разговор с торговцем мукой: если он любит, чтобы перед ним бегали на четвереньках, то пусть купит себе собаку и выучит ее стоять на задних лапках или пусть научит пса прыгать в воду и вытаскивать в зубах брошенную туда тряпку, но с людьми он не должен так себя вести. Трое братьев Атлас стояли онемев, и даже Цертеле удивлялась своему племяннику: как он может так отчитывать кормильца ее сыновей? Однако Володя довольно рассмеялся и растрепал пальцами свою густую шевелюру. Он ссыпал в карман монетки и встал.