Эдуард Лимонов - 316, пункт «B» Страница 6

— Демографический закон 316, пункт «C», гласит, что все преступники, содержащиеся под стражей к моменту их шестидесятилетия, подлежат уничтожению, дорогой Казимир, — прервал его Ипполит.

— В самом деле? — Пуришкевич выглядел удивленным. — Я не знал.

— Такому умному человеку, как вы, срок не грозит, Казимир Карлович. Насколько я знаю, вы никогда не отбывали наказания, не так ли?..

— Сидел, сидел, — ухмыльнулся Казимир, — в ранней молодости. По неопытности. Но сидел под другой фамилией, так что в компьютеры информация не попала.

— Вы правда не знали о существовании закона 316, пункт «C», Казимир Карлович?

— Какая разница, знал, не знал, — засуетился Пуришкевич в кресле. — Главное не это. Могу ли я вам доверять, вот в чем дело.

— Можете. Я же вам доверился. Вам никакого труда не составит сделать несколько телефонных звонков и выяснить, что Ипполиту Лукьянову действительно шестьдесят пять лет, а следовательно, я автоматически вне закона и, придя к вам, подвергаю себя смертельной опасности. У вас много грехов перед ними, пусть и не доказуемых в суде, но грехов. А вдруг вы решите замолить один из них, выдав им Ипполита Лукьянова, литератора? А я все же вам доверился.

— Если бы вы им были так нужны, они бы убрали вас, не дожидаясь, пока вы сентиментально отпразднуете свой день рождения, Лукьянов. Чушь. — Пуришкевич сделал оборот в кресле, оно неожиданно оказалось вертящимся. Сделав оборот, он протер лицо ладонью. — Хорошо, предположим, я вам доверяю. Предположим, я вам достану айдентити и оружие. У вас есть капуста, money, чтобы за них заплатить?

— Нет, — признался Лукьянов.

— Вот. — Пуришкевич торжествующе улыбнулся. — С этого и нужно было начинать. Писатель! Автор полицейских романов. Секс и преступления! И вы имеете нервы приходить к занятому человеку и морочить ему голову вашими проблемами, не имея денег, чтобы заплатить за мою заботу о ваших проблемах… — Пуришкевич встал, оправил свой цвета какао мятый костюм, потом синюю рубашку и закончил туалет, подтянув широкий красный галстук.

— Деньги есть в моем банке. Немного, но есть. Но с изъятием айдентити-кард автоматически закрыт и счет… Я уверен. — Лукьянов помолчал. — Послушайте, Казимир, я могу отработать для вас эти деньги…

— А-а! Бросьте. — Пуришкевич даже зажмурил глаза и махнул рукой. — Что вы можете? Писатель!.. Чушь.

— Вы, надеюсь, понимаете, что мне совсем нечего терять, Казимир Карлович. — Ипполит постарался заглянуть в глаза Пуришкевичу. — Совсем нечего. Дайте мне в обмен на айдентити-кард любую работу, как бы опасна она ни была.

— Я не печатаю айдентити-кардс в типографии, я не произвожу оружие, дорогой мистер Лукьянов. — Пуришкевич вдруг стал приторно вежлив. — Все, что я мог бы сделать для вас, если бы у вас были доллары, попытаться узнать здесь и там, понюхать воздух — не пахнет ли в нем где-то айдентити-кард плюс пушкой, и если бы нашел, связал бы вас с теми, у кого бы их нашел, или взялся бы сам обменять ваши доллары на их товар. Понятно?

— Вот и понюхайте. Но давайте только заменим доллары в этой операции Ипполитом Лукьяновым, человеком, предлагающим свои услуги, готовым на все, «камикадзе». Я уверен, что ваши друзья…

— У меня нет друзей, Лукьянов…

— Хорошо, ваши предполагаемые контакты нуждаются в людях, которым нечего терять.

— Лукьянов, вам шестьдесят пять лет! Я понимаю, что закон 316, пункт «B», разрушит какой угодно разум, но взгляните правде в глаза: кому может быть полезен старик шестидесяти пяти лет?

Рассерженный Лукьянов расстегнул комбинезон. Сорвав его, он стащил с себя куртку и стал снимать тишотку.

— Эй, эй, что вы вздумали раздеваться у меня в офисе? — Пуришкевич вдруг развеселился и, выйдя из-за стола, внимательно обошел вокруг голого по пояс Лукьянова. — А что, и в самом деле неплохо сохранились…

— Неплохо сохранился! Пан Казимир, пощупайте мои бицепсы. — Лукьянов напрягся, и Пуришкевич охотно пощупал вздувшийся бицепс Лукьянова. — Черт, сильны! — уважительно пропел он и вернулся за стол, сел в кресло. Может быть, он поспешил убрать подальше от глаз Лукьянова свой вздувшийся живот и сдобную талию. — Но,— возгласил Пуришкевич из кресла, — вы что собираетесь делать с вашими мышцами — двигать мебель, Ипполит? Перемещением мебели вы и в несколько лет не сможете вернуть моим друзьям долг. Айдентити-кард обойдется вам тысяч в двадцать пять долларов.

— Я не собираюсь двигать мебель, я продемонстрировал вам свое общее физическое состояние. Блестящее, сознайтесь. Я бегаю, прыгаю и делаю все эти движения с тем же успехом, что и индивидуумы, имеющие удовольствие быть на четверть века младше меня. А почему айдентити-кард стоит такую несметную сумму денег? — Ипполит начал натягивать тишот.

— Вы же хотите настоящую айди, из Департамента Здоровья, Труда и Благосостояния, а не липовую, с которой вас задержит первая же полицейская облава, а? Настоящие производят там в Здортрудблаге и продают налево только очень надежным людям за очень большие деньги, так как риск очень велик… Но, — Казимир просиял, — на коррупции держится мир. О могучая коррупция!

— Мир уже ни на чем не держится, — хмуро прокомментировал Ипполит.

— Ну нет… вы думаете, если у вас несчастье, Лукьянов, то человечество вдруг прекратит с сегодняшнего дня есть, пить, делать любовь? О нет, даже если человечество будет знать, что ему остается неделя существования, оно все так же будет предаваться своим мелким грехам, и, представьте себе, у входа на тот свет, в самых даже воротах безумные будут продолжать пытаться друг друга обмануть, пусть на котэр, но обмануть… — Довольный произнесенной им речью Пуришкевич откинулся в кресле.

— Fuck them![11] Что делать мне, пан Казимир?

— Боюсь, что уже нечего, мистер Лукьянов.

Они помолчали.

— Слушайте, я могу, предположим, спокойно убирать людей. Передайте это вашим… контактам… В свое время меня учили…

— Когда «в свое время» — пятьдесят лет назад? И за кого вы меня принимаете, скажите, Лукьянов, за главу синдиката «Коза Ностра»? Я скромный гангстер с Лоуэр Ист-Сайда, только и всего… Выбросьте из головы романтическую чепуху, автор дешевых полицейских романов…

— Вы что, сомневаетесь в существовании закона 316, пункт «B»? Пуришкевич, вы сомневаетесь? Вы не сомневаетесь. Вы сомневаетесь в том, что мне шестьдесят пять? Тоже нет. Тогда соедините эти два обстоятельства вместе, скромный гангстер с Лоуэр Ист-Сайда, и поймите: перед вами сидит человек, приговоренный государством к смерти. OK? Я не предлагаю вам помочь мне из человеколюбия. Я пришел к вам потому, что кое-что о вас знаю, и вы меня знаете до такой степени, чтобы мне довериться. Я прожил за углом на ебаной 6й улице столько лет… Я вам рассказал свои обстоятельства. Не можете ничего сделать, скажите — не могу. Можете — сделайте…

— OK, OK, Лукьянов! Я вас понял. — Пуришкевич достал из-под стола свои ноги и попытался было водрузить их на стол, но на полпути раздумал, — очевидно, из-за живота ему не так легко было в 2015 году манипулировать ногами. Пуришкевич опустил ноги и, пошебуршав в ящике стола, достал сигару. Закурил. Улыбнулся Ипполиту.

Ипполит улыбнулся Пуришкевичу.

— Знаете, Казимир Карлович, иногда мне кажется, что я вас придумал.

— Вы жулик, мистер Лукьянов. Когда в девятьсот девяносто пятом вышла ваша «Ловушка», весь Лоуэр Ист-Сайд знал, что вы списали вашего гангстера Гарри Горшковича с меня. Вы должны были бы платить мне роялти за эксплуатацию моего имиджа. Я же благородно не востребовал с вас ни единого доллара.

— А почему? Потому что вам, Пуришкевич, ужасно льстило то, что вы послужили прототипом для героя книги. Хотя герой скорее смахивал на антигероя. Вы могли бы мне сейчас помочь, хотя бы в память того, что тогда вы год ходили петухом, задрав голову — Сам Гарри Горшкович, Казимир Пуришкевич, bloody король Лоуэр Ист-Сайда…

Пуришкевич захохотал.

— И, Казимир Карлович, даже этот дурацкий ансамбль на вас — какао-костюмчик, галстучек, рубашечку — вы содрали из моей «Ловушки»… Это вы мне должны платить роялти за то, что я вас изобрел. — Несмотря на вовсе не располагающие к веселью обстоятельства, Лукьянов рассмеялся.

— ОК. Я вам помогу потаскать ваше старое писательское мясо по улицам нашего любимого Лоуэр Ист-Сайда еще некоторое время, Ипполит. Исключительно в память о старой дружбе. — Пуришкевич, все еще улыбаясь и качая головой, как бы чему-то не желая поверить, сунул сигару в массивную пепельницу дикого хрусталя и, шумно дотянувшись до видавшей виды вертушки с адресами и телефонами, порылся в ней некоторое время, и, вынув из какао-костюма толстую авторучку, записал на желтом линованном блокноте несколько строк, и, сорвав лист с блокнота, протянул Лукьянову: — Пойдете к ним после трех часов. Там есть телефон, но звонить не нужно, прямо идите. Мужика зовут Дан — Дункан О'Руркэ. Второй человек у них там — его сын Виктор О'Руркэ. Я их поставлю в известность.