Эмиль Брагинский - Служебный роман Страница 6

– А он когда эти бумаги заполнял?.. Вы помните Лизу Леонтьеву из строительного отдела? Такая хорошенькая, светленькая, с косой?.. Сейчас она у нас не работает.

– Не помню, – созналась директор.

– Она была его женой, родила ему двух детей, а потом закрутила... Помните, ревизор к нам ходил... как его фамилия? Помните, с ушами?.. – И Верочка показала, какие большие уши были у ревизора.

– Ее не помню, а ревизора помню.

– Лиза к нему ушла... – увлеченно рассказывала Верочка. – Ну а зачем ревизору чужие дети?

– Как же Леонтьева могла оставить детей? – возмутилась Калугина. – Она же мать!

– В их семье матерью был Новосельцев! Он вообще такой тихий, безобидный, голоса никогда не повысит!

– Я бы не сказала, что он безобидный, – вскользь заметила Калугина и добавила сухо: – Вера, спасибо за информацию...

...Наконец, мобилизовав всю свою волю, Новосельцев встал из-за стола, намереваясь идти к Калугиной.

– Пойду просить прощения!

– Выше голову, Толя! – Ольга Петровна улыбкой поддержала сослуживца.

Пока Новосельцев понуро брел по коридору, в приемной Верочка уже разговаривала по телефону.

– Алена, у тебя какие планы на вечер?.. В какую компанию?.. Там мальчики будут?.. Я теперь женщина одинокая, ты давай меня знакомь!..

В приемную вошел Новосельцев и вежливо поздоровался:

– Здравствуйте, Верочка!

– Новосельцев, держитесь. Старуха сильно вами интересуется. Личное дело затребовала!

– Меня выгоняют с работы! – тоскливо сообщил Новосельцев.

– Вас? За что?

– За хулиганство!

Верочка растерялась и не нашла слов.

– Спросите, – в голосе Новосельцева прозвучала надежда, – может, она меня не примет?

Верочка проследовала в кабинет начальства.

– Тут пришел Новосельцев!

Калугина вздрогнула:

– Я его не вызывала!

Верочка поняла ее с полуслова:

– Я ему скажу, что вы заняты.

– Нет, это неудобно, – вздохнула Людмила Прокофьевна. – Пусть войдет!

Верочка вернулась в приемную, обратилась к Новосельцеву:

– Входите.

– Как она? – опасливо спросил Анатолий Ефремович.

Верочка скорчила сочувственную гримасу.

– Доброе утро, Людмила Прокофьевна! – запинаясь от волнения, пролепетал Новосельцев в дверях. – Извините... вчера... меня муха укусила!..

– Садитесь, Анатолий Ефремович! – официально предложила Калугина.

– Спасибо, – но сесть Новосельцев не решился.

– Вчера вы заявили, что во мне нет ничего человечес кого.

– Мало ли что я нес? – с готовностью оплевал себя Новосельцев. – На меня не надо обращать внимания.

– Нет, надо, – жестко сказала Людмила Прокофьевна. – Потому что вы являетесь выразителем мнения определенных слоев нашего коллектива.

– Неужели? – искренне поразился Новосельцев.

– Вчера вы меня публично оклеветали! Все, что вы говорили, – ложь! Я с вами не согласна!

– Я тоже с собой не согласен! – отмежевался от самого себя Анатолий Ефремович.

– Вы утверждали, что я черствая, – продолжала Калугина.

– Вы мягкая! – поспешно возразил Новосельцев.

– Бездушная...

– Вы сердечная! – мгновенно соврал он.

– Бесчеловечная... – вспомнила начальница.

– Вы душевная! – оправдывался подчиненный.

– Сухая...

– Вы мокрая... – Новосельцев в ужасе осекся.

– Перестаньте надо мной издеваться! – в бешенстве заорала Калугина.

– Наоборот, я перед вами преклоняюсь. Я не хотел сказать «мокрая», это у меня случайно получилось, я хотел сказать «добрая»! – затюканный Новосельцев не знал, как выпутаться из этой злосчастной ситуации.

– За что вы меня ненавидите? Что я вам такого сделала? – простонала Людмила Прокофьевна.

– С чего вы взяли? – принялся утешать ее Новосельцев. – Все вас так любят, все души в вас не чают, гордятся вами. А если вы кого вызываете, то к вам в кабинет идут, как на праздник.

Утешения Новосельцева произвели обратный эффект. Калугина залилась слезами.

– Людмила Прокофьевна... – растерялся Новосельцев. – Перестаньте, ну, пожалуйста... вам плакать не положено!

Калугина заревела еще сильнее. Новосельцев схватил графин, налил в стакан воду, но, прежде чем дать Калугиной, спохватился и нажал кнопку селектора.

– Верочка, в графине вода кипяченая?

– Кипяченая! – послышался удивленный голос секретарши.

Тогда Новосельцев протянул Калугиной стакан с водой, но она отодвинула его руку.

– Успокойтесь, Людмила Прокофьевна... пожалуйста... я просто не знаю, что мне с вами делать.

Калугина продолжала рыдать.

В кабинет вошел Самохвалов. Прежде чем он успел оценить ситуацию, Новосельцев бросился к нему навстречу и вытолкнул за дверь:

– Юра... прости... сюда нельзя! – И Новосельцев изнутри кабинета запер дверь на ключ.

– Что там происходит? – недоуменно спросил Самохвалов у Верочки.

– Она его увольняет за хулиганство!

Самохвалов нажал кнопку селектора:

– Людмила Прокофьевна, мне нужно с вами поговорить!

– Она занята, у нее совещание! – ответил в селектор Новосельцев и, выдернув шнур, отсоединил аппарат.

– Боюсь, он опять распоясался! – с беспокойством сказал Самохвалов и вернулся к себе в кабинет.

– Перестаньте, наконец, реветь! – закричал на директоршу Новосельцев и вдруг добавил: – А впрочем, плачьте! Это хорошо, что вы еще можете плакать! Плачьте, плачьте, Людмила Прокофьевна! Может быть, вам это полезно!..

Зазвонил телефон. Новосельцев снял трубку:

– Алло!.. Кто спрашивает? Она занята!.. Министр? А ей сейчас не до министра! – И Новосельцев в запале повесил трубку.

– А если он меня вызывает? – сквозь слезы сказала Калугина. – Как же я к нему поеду? У меня теперь весь день глаза будут красные!

– Они будут красными, если вытирать, а если подождать, чтобы высохло, то никто не заметит, – проявил недюжинные познания Новосельцев.

– Я так давно не плакала, – всхлипнула Калугина. – Иногда мне, конечно, хочется поплакать, но что же я дома буду реветь в одиночку? – вытирая слезы, Людмила Прокофьевна неожиданно улыбнулась. – Это как алкоголик, который пьет в одиночку...

Новосельцев тоже улыбнулся:

– В следующий раз, когда вам захочется поплакать, вы вызовите меня!

В приемную вошла Рыжова.

– Что, Новосельцев до сих пор у нее? – с беспокойством спросила Ольга Петровна у секретарши.

– Заперлись на ключ!.. – доверительно ответила Верочка.

– Может быть, прийти к нему на помощь и выломать дверь? – задумчиво предложила Ольга Петровна.

Тем временем в кабинете Калугина постепенно успокоилась:

– Вам, Анатолий Ефремович, хорошо, у вас дети.

– Два мальчика... – застенчиво сказал Новосельцев.

– А я встаю утром и иду варить кофе. Не потому, что хочу завтракать, а потому, что так надо. Заставляю себя поесть – и еду на работу. Вот этот кабинет и есть мой дом. Если б вы знали, как я боюсь вечеров. Задерживаюсь здесь до тех пор, пока вахтер не начинает греметь ключами. Делаю вид, будто у меня масса работы, а на самом деле мне некуда идти. Дома только телевизор. Я даже собаку не могу завести, днем ее некому будет выводить. Конечно, у меня есть друзья. Но у всех семьи, дети, домашние заботы. А выходные? Теперь их стало два...

– А вы бы ездили с коллективом в походы, в экскурсии... – улыбнулся Новосельцев. – Грибы собирать...

Калугина невесело улыбнулась в ответ:

– А я стесняюсь... Превратила себя в старуху. А мне ведь только тридцать шесть...

– Как – тридцать шесть? – не смог удержаться Новосельцев.

– Да, да, Анатолий Ефремович, я моложе вас. – И она неожиданно в упор спросила: – А на сколько я выгляжу?

– На тридцать шесть! – храбро солгал Анатолий Ефремович.

– Опять врете, товарищ Новосельцев!

– Просто вы одеваетесь чересчур мрачно! – выкрутился и на этот раз Анатолий Ефремович.

В приемной появилась Шура с ведомостью в руках.

– Здравствуйте все! Расписывайтесь и вносите по пятьдесят копеек! У Боровских юбилей – пятьдесят лет со дня рождения! Это не дорого, по копейке за год!

– Юбилеи теперь не в моде! – вздохнула Верочка, безропотно внесла деньги и расписалась. Ольга Петровна тоже покорно внесла требуемую сумму.

Из кабинета вышел Самохвалов.

– Новосельцев еще там? – спросил он.

Верочка кивнула.

– Наверно, Толя пытается взять ее на измор! – высказала предположение Ольга Петровна.

– Юрий Григорьевич, вносите пятьдесят копеек! – потребовала Шура.

Самохвалов так же послушно, как и все, отдал деньги и оставил в ведомости свой автограф.

– Какая прелесть! – добавил он при этом.

– Юрий Григорьевич, можно вас побеспокоить, буквально на минуту? – отозвала его в сторону Рыжова.

Самохвалов пригласил Ольгу Петровну в свой, только что отремонтированный, кабинет.

– У меня знакомая кассирша в кинотеатре. Я ей позвонила и заказала билеты. Там идет, говорят, замечательная картина – «Амаркорд» Феллини, и сеанс очень удобный – шесть тридцать!