Елена Сазанович - Циркачка Страница 6

– Все сильные чувства – это высота, Паганини. И этот страх тебе удалось передать. И я рад за тебя. Я в тебе не ошибся. Но…

– Что «но», учитель? – я вскочил с места.

– Но мне не нравится, что ты начал именно с этого, – учитель нахмурился. – С чего начал – к тому и вернешься, мой мальчик. Это, как правило, закон музыки. Откуда направился в путь. К тому месту и придешь. Музыка… Она, как земля – швыряет в разные стороны, нагоняет в тупик, и выводит из тупика. Ей нет начала и нет конца Но ее бесконечность, как и бесконечность нашей земли – всего лишь иллюзия.

Она – замкнутый круг. И сколько бы времени ты в нем не блуждал. Все равно вернешься туда, откуда начал.

Поэтому я боюсь за тебя, мой мальчик. Почему ты начал со страха?

Я слушал его. И я его понимал. Почему я начал со страха? Я этого тоже не знал, наверно, страх оказался сильнее меня.

– Страх сильнее всех чувств, Паганини. Потому что только страх способен убить все чувства. Это, как ни странно, парадокс. Страх рождается из трусости. Но он сильнее всего. Даже таланта.

– Я не трус, учитель, – сквозь зубы выдавил я. – Я не трус…

Учитель приблизился ко мне. И положил свою руку на плечо. И чуть его пожал.

– В конце концов, этот этюд можно назвать не «Страх», а «Иллюзия страха».

Я согласился. Хотя понимал, что в этом названии присутствует ложь. Но учителю не сказал об этом. Может быть, тоже от страха.

А Капу я встретил вечером. Она вышла из цирка под руку с Владом. И, прижимаясь к нему, что-то горячо шептала на ухо. И я вновь про себя отметил, насколько некрасива эта рожая лохматая девчонка. Ну зачем Владу она сдалась? Да стоит ему только свистнуть и любая фотомодель бросится к его ногам, но Влад почему-то в последнее время не желал свистеть никакой фотомодели. И каждый вечер околачивался в цирка, поджидая эту конопатую девчонку.

Я возник перед ними внезапно. И оскалил зубы. И захохотал гомерическим смехом. На Влада мой великолепный вид, как я и ожидал, подействовал. От неожиданности он подпрыгнул на месте и воскликнул:

– Какой ужас? Это что ли ты, Паганини! Я подозревал, что ты не самый красивый в мира, но чтобы настолько…

А Капа неожиданно захлопала в ладоши. И нежно погладила меня по гладко выбритой голове.

– Какой ты красивый, Паганини, – искренне восхитилась она. И тут же печально вздохнула? – Жаль только, что я терпеть не могу лысых. У парня должны быть густые, длинные волосы… Тем более у музыканта, музыкант не может быть лысым. Правда, Влад? – И она повернулась к Владу.

Влад в ответ только развел руками. И шепнул мне на ухо.

– Завтра утром готовь шампанское, лысый.

– Почему завтра? – громко сказал я, не обращая внимания на знаки, которые Влад делал за спиной Капы. – Почему завтра?

– Ты любишь шампанское, Капа?

Она облизнулась.

– Обожаю.

Влад с ненавистью взглянул на меня, но покорно поплелся за нами.

– Больше всего в жизни я люблю шампанское и шоколад, – заключила Капа.

Мы пили шампанское в маленьком полутемном баре.

Шоколада там не было. И Капу это искренне расстроило.

– Шампанское без шоколада – это полная чушь, – без конца возмущалась она.

Однако эта полная чушь не помешала ей с удовольствием потягивать холодный прозрачный напиток.

– Моя тетушка работает на кондитерской фабрике, – наконец сообразил я, как можно помешать Владу выиграть спор. – Каждый вечер она мне приносит целый мешок с кусочками шоколада.

– Каждый вечер – подпрыгнула на месте Капа. – Целый мешок!

Я приложил руку к сердцу.

– Клянусь твоей неотразимой красотой, Капа.

Капа тут же поверила моей клятве. В своей неотразимости она нисколечки не сомневалась.

Влад наконец протянул руку Капа.

– Идем? – предложил он, даже не взглянув в мою сторону. Я невольно вздрогнул. Капа растерянно захлопала ресницами.

– Паганини, – обратилась она ко мне. – А что… А что, сегодня твоя тетушка тоже принесет мешок шоколада?

Я пожал плечами. И как можно более невозмутимо выдал:

– Ну, Капа, я же сказал. Каждый вечер она…

– Что-то я никогда не слыхал, что у тебя есть тетушка, – не выдержал Влад.

– Извини, друг, я понятия не имел, что ты любишь сладкое.

Капа легонько похлопала Влада по щеке.

– Ну, Влад! отказаться от целого мешка шоколада – выше моих сил, честное слово?

Влад безнадежно махнул рукой. И пошел своим широким размашистым шагом прочь от нас, бурча на ходу.

– Чтобы променять такого красивого, умного парня на какой-то сомнительный шоколад…

Капа смотрела ему вслед с нескрываемым восхищением:

– Какой красивый и умный у тебя друг. Жаль только, что он не любит сладкое. Правда, Паганини?

Я молча согласился. Хотя, если честно, сам на мог терпеть сладкое.

А потом я оставил Капу в скверике. А сам сбегал в булочную, и купил на все деньги шоколада. И там же быстро развернул фольгу и разломал его на кусочки. И забросил их в целлофановый мешок, и спрятал в свое сумке. И мы с Капой бодрым шагом направились к моему дому. И я внове был вынужден отлучится под каким-то дурацким предлогом. Я побежал к Вике. Она жила этажом выше. И была старше меня на год. Поэтому я решил, что она вполне сгодится мне в тетки.

Моя подружка, полногрудая красавица Вика, широко улыбнулась, увидев меня на пороге. Но я ей наспех протянул полный мешок шоколада. И строго-настрого приказал:

– Вика, с сегодняшнего дня ты моя тетушка, усекла?

– Я? – расхохоталась Вика.

– Ты, ты. Запомни, Вика. Ты работаешь на конфетной фабрике. И каждый вечер по доброте души. Ты ведь добрая, правда, Вика? Так вот, каждый вечер ты по доброте души снабжаешь меня шоколадом.

Вика обиделась. Она никак не хотела работать на фабрике. Она училась вместе со мной в консерватории. И считалась самой красивой и способной студенткой. И перспектива фабричной работницы ее явно не прельщала. Но она оставалась мне другом. И поэтому, как мы договорились, через десять минут трезвонила в мою дверь.

– Вот видишь, Капа! – возликовал я. – Это моя тетушка. С целым мешком шоколада! Сиди здесь и не высовывайся!

Но приказать Капе сидеть на одном месте равноценно приказать статуе двигаться. Поэтому, когда я открывал дверь, Капин любопытный носик уже выглядывал из-за моей спины. В надежде увидеть толстую престарелую тетушку из фабрики. Прижимающую своими натруженными руками к груди шоколад.

Но тут появилась Вика. Во всей своей неотразимой красе. Декольте открывало ее пышную грудь. И серьги из фальшивого золота вызывающе свисали до самых плеч. И узкое платье открывало ее длинные крепкие ноги.

– Здравствуй, племянничек, – и она улыбнулась ярко накрашенным ртом.

Капа от удивления громко присвистнула. А я незаметно помахала Вике ладонями возле ушей. Чтобы так вырядится! Но Вика никаким образом не прореагировала на мои отчаянные жесты.

– Здравствуйте, дети, – к нам двоим обратилась она. – Ваша тетка пришла… – и она запнулась, явно не зная, что сказать дальше. Пела Вика отлично, но запас слов у нее был невелик. – Ваша тетка пришла, – вновь, уже менее решительно выдавила она.

– Шоколад припасла, – тут же нашлась Капа. И в одно мгновение выхватила мешок из рук Вики.

Когда дверь за Викой захлопнулась. Лицо Капы уже светилось шоколадными пятнами. Она облизывала свои обкусанные ноготки. И без умолку болтала.

– Первый раз, Паганини, я встречаю такую тетушку. Теперь понятно, почему ты ее прятал от Влада. Если честно я всегда думала, что фабричные работницы совсем другие. Изнывающие от непосильного труда. Сгорбившиеся под тяжестью будней. Я уже было подумала, не устроится ли мне на конфетную фабрику? А, Паганини?

Я плохо слышал ее. И плохо слушал. Ее рыжие волосы сбились в одну кучу. Ее лицо было шоколадно-перемазано. Ее янтарные глазки светились, как у напроказившей кошки. Некрасивая девчонка. Некрасивая девчонка. Некрасивая девчонка. Как заученный текст твердил я про себя. Убеждал себя, доказывал себе. Но совершенно напрасно. Мое воображение уже помимо моей воли уносило ее ввысь. К куполам цирка. И она неслась все выше и выше. К ночному звездному небу. И тысячи звезд путались в ее огненно рыжих волосах…

– Капа! – выкрикнул я. По-моему, получилось слишком сурово. Потому что она тут же спрятала мешок с шоколадом за спину. С решимостью во что бы то ни было его не отдать.

– Капа, ты очень некрасивая девушка, – нашелся наконец я.

Мне вдруг захотелось во что бы то ни стало обидеть ее. Оскорбить. Сорвать с нее крылья, на которых она так легко могла улетать от меня. Далеко-Далеко. В звездную бесконечность.

– Но в меня почему-то все влюбляются, – не сдавалась она.

– В тебя? – расхохотался я. – И тому же ты ешь слишком много шоколада, Капа. Ты скоро станешь толстой. И не сможешь больше летать. И тебя вышвырнут из цирка, – не знаю почему, но я рассердился не на шутку. Мои глаза светились гневом. Но Капа не замечала этого, она упрямо мотала головой.