Эльмира Нетесова - Судьбы в капкане Страница 6

— Можно подумать, что в вашем заведении тишина! По пять вызовов за вечер. То драка, то поножовщина, то ворюги шабаш учинят, то новые русские перегреются и сикух не могут поделить. Уж кто бы возмущался! — не выдержал сержант.

В это время зашевелилась Катя. Девки мигом помогли ей встать, обложили голову холодными компрессами, принесли воды и быстро выдавили из квартиры мужиков, тут же убрали со стола, открыли форточку, организовали чай на всех. Катя понемногу приходила в себя:

— Кто ж это меня так дербалызнул по башке? — спросила девок хмуро.

— Не знаю…

— Не видела!

— Не приметили, — пожимали плечами.

— Ты когда своих шлюх разгонишь? Доколе нам терпеть ваши загулы? — опомнились соседки.

— Какие загулы? Отмечали девчонки чей-то день рождения. Ну засиделись, не глянули на время. Больше не потревожат вас! — вступилась Катя за квартиранток.

— У них что, каждый день рождения?

— Не цепляйся, не болтай лишнее, тихо жили, никому не мешали. Ну сегодня повеселились, так вы сразу милицию вызвали. А когда сами деретесь у себя наверху, орете, как заполошные, я к вам не лезу. Хотя в другой раз обязательно позову ментов, пусть с вами разберутся, с порядочными. Почему у вас из окон стекла по двору летят. Иль только вам можно? — нахмурилась Катя.

— Женщина чужого ребенка спасла, сама еле жива осталась, а какую пенсию дали ей в благодарность? Смехотворную! Мы за квартиру платим, так хоть питаться стала по-человечески! А ведь Кате были обязаны назначить няньку! Да где там? Следят всякие, не перепал ли ей навар пожирнее! Тоже мне — соседи! Сплошь зверюги! У нас в деревне народ много сердечней и теплее! — вступились за хозяйку девчонки.

— Мы за порядком проживания следим, а пенсиями занимаются собесы, к ним и обращайтесь! — огрызнулся сержант и, повернувшись к Кате, сказал раздраженно:

— Сколько раз я просил вас удалить из квартиры постояльцев? Море жалоб поступает от жильцов дома. Вы сами вынуждаете нас обратиться в органы опеки, чтобы вас определили в стардом.

— Не выйдет! Не пойду отсюда никуда! Сын из армии куда вернется? Это его квартира! Ишь, губы развесили на мой угол! Мало я помучилась, чтоб теперь последнее отдать? Размечтались твари! А ну, брысь отсюда все! — ухватилась за костыль, стала вставать и упала, расплакалась от беспомощности, заголосила.

Сержант и оперуполномоченный помогли бабе встать, усадили на стул:

— Никто не собирается отбирать квартиру. Но и нас поймите правильно! Завалили милицию жалобами жильцы дома. Посмотрите, что сделали из подъезда ваши гости, общественный туалет. Под вашими окнами десятки разбитых бутылок, люди боятся детей во двор отпускать. Белье на просушку не вывешивают. Пугаются мимо ваших окон проходить. Разве это допустимо? — говорил оперативник.

— Пускай не подглядывают в мои окна! Вон вчера сели мы чаю попить с девчонками, а в окне уже чье-то мурло торчит! — вспомнила Катя.

— Ваши гости! Кто ж еще? — ехидно заметила ядовитая соседская старуха.

— Бабка это была! Может и ты! Разберись в темноте! Я ее матом накрыла, тут же сгинула стерва облезлая. Надо было ее отловить да нашим гостям под горячую лапу сунуть. Пусть бы молодость напомнили старой шалаве! — оглядела соседку, та голову в плечи вобрала, испуганно икнув, шмыгнула в двери.

— А ты чего возникла? Иль не твой внучек Арсен обшаривает наших гостей, упавших в подъезде. До копейки забирает. Часы и перстни снимает, сама видела!

— Брешешь, дешевка! Мой внук чужую муху не прогонит! Он — не вор, никто о нем плохого слова не сказал. И ты не базарь пустое! Не то дам по морде, не гляну, что калека, будешь знать, как порядочных людей позорить, — хотела подскочить соседка к Кате, но сержант притормозил.

— Идите домой, мы без вас разберемся! — открыли дверь бабе.

— Кать! Ну неужель нельзя потише! Нас среди ночи к тебе срывают. Соседи твои сбесились. Требуют немедленного выселения. Уже не только к нам жалобы приходят, а и повыше. Пока в мои руки их футболят для принятия мер, но терпенье может лопнуть, пойми правильно, не все захотят вникнуть в твое положение и начнут рубить сплеча. Что тогда?

— Когда они лезут в окна, шмонают наших гостей, им можно. А мои ни к кому не пристают, кутят за свои. Уж как могут. Мне мужиков не одолеть. Много раз выкидывала их, но не могу запретить девчонкам любить, встречаться с друзьями. На то она и молодость. Короткая и самая памятная пора в жизни. Повзрослеют и остепенятся, разве я неправа? Глядишь, и меня добрым словом вспомнят, — улыбнулась женщина.

— Оно все так, но придержи разгул! Давай по-хорошему, — оглянулся оперативник на девку, обнявшую его за плечи и шепнувшую на ухо:

— Пошли к нам. Кончай Кате шею пудрить. Забейте на соседей. Когда они бухают, у нас стены шатаются, как с будуна. Чего ж мы не жалуемся? Вон эта, что над нами приморилась, сына младшего женила, целый месяц дом гудел. Никто ей слова не вякнул.

— Свадьба дело особое! — заметил опер.

— Ага! Уже третья по счету только при нас. Да еще сюда мылился козел. Ну да мы его подналадили. Зеленый покуда. Что с ним делать? Другое дело с тобой покувыркаться, — заглянула в глаза, и человек не устоял.

Сержанта вторая девка приголубила. Облепила всего губами, руками, ногами. Голову парня в грудь воткнула так, что не продохнуть. И чешет за ухом у него, приговаривая:

— Зайка мой лопоухий, на что тебе соседки сдались? На них старых ни у кого не стоит, вот и сохнут от зависти. А нам плевать на кикимор. Пошли, оторвемся по полной программе и пусть сдохнут от злости все, забывшие про любовь! Она тоже короткая, как улыбка! — уволокла сержанта в другую комнату

Скоро там стало темно и тихо.

Когда ушли эти ребята, Катя уже не видела. Девки, заглянув к ней в комнату, хихикали:

— Ну, отвалили! С месяц не нарисуются, отходняк у них будет. Обслужили классно! Они не то что жалобы читать не смогут, на родных баб долго смотреть не станут. Чуть ни на карачках уползли! — посмеивались меж собой.

— Одно плохо, что на халяву ублажали!

— Да будет ныть! Зато целый месяц срывай навары, и никто тебя за хвост не тормознет, не сгребет в бухарник.

— Смотрите, чтоб тихо у вас было! Без шума! Поняли? — оборвала хозяйка девок, те переглянулись:

— Так всех хахалей менты выкинули. Нынче никто не возникнет. Может, завтра нарисуются! — сказала самая бойкая Юлька. Но не успела закрыть рот, как в дверь позвонили.

Катя услышала, как ожила девчоночья стайка. Хохот, шутки сыпались словно из ведра.

— Да проходи шустрей!

— Чего топчешься как не родной?

— А что вкусненького приволок? Выгружайся, самосвальчик наш! Сюда рули, на кухню прямиком! — командовали мужику. Тот вытаскивал из пакетов кульки, свертки, бутылки. Едва успел выгрести, в двери снова позвонили. Еще один засветился на горизонте. И этого встретили радостным смехом. А вытряхнув из карманов, ввели в свою комнату, предварительно наглухо задернув занавески.

Едва сели к столу, снова звонок. Кто-то приехал на машине. Из багажника что-то в ящиках и в мешках понесли на кухню.

Вскоре Юлька принесла Кате помидоры и сыр, большую кружку домашней сметаны и свежий, еще теплый, хлеб.

— Ешь! — поставила миски перед бабой, обняла, поцеловала в висок:

— Мой козел всплыл. Целый месяц не возникал. Говорит, что в командировке был. Но чую, брешет паскудник, глаза прячет не случайно, — поделилась тихо и добавила:

— Меда приволок целую флягу. Видно на своей пасеке ошивался в Кызбуруне. А признаваться не хочет. Там у него жена и дети все лето живут. Вот и он пригрелся, про меня забыл, — вздохнула Юлька и добавила:

— А ты ешь! Я еще чаю с медом принесу, чтоб ночью сладкие сны снились, из девичества. Как жаль, что оно коротким было. Не успели оглянуться, бабами стали. А от девичества, как от любви, одни лямки остались. Будто все приснилось, — погрустнела Юлька.

— О чем жалеешь? О своей глухой деревухе, о лачуге из кизяка и немытом пастухе? Смотри, как ты сегодня живешь! Одета, что королева, шифоньер и чемоданы трещат от нарядов. Их на десяток жизней. Вся в золоте, будто новогодняя елка. Уже студентка. «Бабки» имеешь неплохие, что еще нужно?

— Эх, Катя! Все что имею, отдала б без жалости за один день из девичества в своем захолустье. Только уж не вернуть и минутки из того времени, а как жаль, — соскочила слезинка со щеки и, упав на пышную грудь, исчезла бесследно.

— Не грусти. У тебя все наладится. Станешь женой, матерью и снова будешь счастлива! — погладила девку по плечу и напомнила:

— Иди к гостям. Слышишь, зовут тебя…

Юлька мигом подскочила, а Катя ела не спеша.

Составила пустые миски на столик и перешла к окну. Сев в кресло, наблюдала за прохожими на улице. Они куда-то спешили. Вот один остановился у цветочного киоска, стоявшего напротив Катиного окна, долго, придирчиво разглядывал розы, отобрав несколько из них, понюхал и, заплатив, заторопился по улице чуть ли ни бегом.