Тим Лотт - Штормовое предупреждение Страница 6

Разумеется, Морин уже закончила пробежку и, разумеется, успела приготовить чай. Играет радио, негромко, в самый раз. Передают песню "Пина Колада". Он заглядывает сквозь сервировочное окошко в кухню и видит, что жена его уже при полном параде: красное платье, из которого она "выросла" еще несколько лет назад, на шее бусы из фальшивого жемчуга. Сейчас еще наденет туфли на высоких каблуках, накрасит губы яркой помадой и уложит волосы, намазав их гелем, который ей всучила парикмахерша.

Чарли знает, что все эти прихорашивания не имеют к нему ни малейшего отношения. Даже в лучшую свою пору, которая, увы, давно миновала, Морин не баловала его такими почестями. Просто сегодня по телевизору показывают сериал "Даллас", это для нее лакомство, сладкая прослойка между "Терри и Джун" и "Петрочелли". Чарли никогда не понимал, на черта ей так выряжаться, какая разница, в чем сидеть перед экраном, но кто их, этих женщин, разберет. Они не подчиняются законам логики. Зато сердце у них более доброе и отзывчивое, чем у мужчин.

Чарли знает, что с женой ему, что уж там скромничать, повезло. Сам он тоже не сказать чтобы свеженький, хотя волосы, тьфу-тьфу, пока не выпадают, и с помощью "греческого-2000" он закрашивает седину. Когда-то крепкое, с литыми мышцами тело стало дряблым, бока обвисли, что ни день на лбу и вокруг глаз появляются новые морщины. Нет, все-таки он молодец, что присмотрел себе жену помладше. Она и сейчас еще очень ничего, не пилит, отличная хозяйка и заботливая мать.

Кстати, где же Роберт? В своей комнате, где ж ему быть. Он вечно там торчит. Там или за стеной, у Кэрол, сидит слушает эти ее кошмарные, оглушающие пластинки. Домой Чарли обычно добирается как раз к накрытому столу, но в последние два года все реже и реже замечает Роберта на территории кухни, коридора или прихожей. Спит его сыночек допоздна, слушает радио, листает журнальчики. Как кончил два года назад школу с двумя "неудами", так и болтается до сих пор без работы.

Чарли снимает пиджак, вешает его на плечики и тщательно расправляет.

— Привет, детка, — не оборачиваясь, говорит он жене.

Потом оборачивается и смотрит на нее сквозь узенькие вертикальные щелки между разноцветными лентами, висящими перед кухней вместо двери, из-за них Морин выглядит как какая-то нарезка…

Услышав голос Чарли, Морин вдруг ощущает, какое дряблое у нее тело; от этого ее бега трусцой никакого толку. Она досадливо морщит нос, потом, сделав спокойное лицо, поворачивается к Чарли.

— Привет, Рок.

Рок. Это давняя их шутка. Когда-то, до встречи с Чарли, Морин обожала Рока Хадсона[7], самый любимый ее актер. Рок Хадсон был для нее воплощением настоящего мужчины. Ей казалось, что Чарли на него похож, но даже если и был, то теперь ни малейшего сходства, вот что делают с людьми годы. Но чтобы его порадовать, она иногда называет его Роком. И Чарли всегда сияет, услышав старое прозвище.

Она улыбается, как бы закрепляя шутку. У нее в запасе целый арсенал улыбок, уж на это она никогда не скупится. Улыбки, выражающие самые разные чувства, и для каждого чувства особый набор улыбок, раздаваемых без меры и без оглядки… Улыбки виноватые и ободряющие, изумленные и сочувственные, улыбки оборонительные и чертовски кокетливые. И все эти такие разные улыбки слились сейчас в одну — только для него, для Чарли, с особым подтекстом, лишь бы его порадовать, лишь бы ему угодить. Как знать, может, из-за одной такой улыбки он на ней и женился. Он абсолютно не замечает, что с годами эта улыбка существенно изменилась, что в ней явно проступает разочарованность. Но он видит только то, что ему специально и очень искусно внушают этой улыбкой: жена его счастлива, и спустя девятнадцать лету них все по-прежнему хорошо.

Она двигается с чуть нарочитым изяществом, памятуя, что на ней нарядное платье. Темно-рыжие тонкие волосы, очень густые, облегают ее голову наподобие шлема — прическа, напоминающая шевелюру Пурди из "Новых мстителей"[8]. А лицо самое обыкновенное, годы стерли с него все незаурядное. Хотя она на десять лет моложе, выглядит на сорок с хвостиком. Кроме Рока Хадсона в кумирах у нее теперь еще числится Патрик May эр[9].

— Как у нас с чаем?

— Погоди, не гони лошадей.

Чарли садится на шоколадный, с обивкой под вельвет, трехместный диванчик, рядом с которым стоит единственный в их доме книжный шкаф из четырех полок. Он набит английскими классиками девятнадцатого века в твердых переплетах: Диккенс, Гарди, Остин, сестры Бронте. Поблескивающие золотым тиснением корешки ласкают глаз. Когда-нибудь, решает Чарли, он непременно кого-нибудь из них почитает. А пока эти книги служат исключительно украшением, он заказал их по Граттоновскому каталогу — пятнадцать фунтов за штуку, по почте.

Он снимает свои рабочие ботинки — "Таф"[10], особо прочные — и ставит их в шкафчик у двери. Затем встает и включает черно-белый телевизор, проявившееся через пару секунд изображение отвратительно: сплошные помехи. Чарли уже четыре года собирается купить цветной, но Морин устраивает и этот. Она, как и ее муж, побаивается и перемен, и лишних трат. "Если можно обойтись, то лучше обойтись". Да, у них есть немного денег, но лучше бы их не трогать. Морин еще умудрилась зажать немного денег с зарплат Чарли, они спрятаны в спальне под расшатанной половицей. Инфляция постепенно сжирает эту заначку, но банкам Морин не доверяет. Страх перед банками у нее от матери. Когда та два года назад умерла, в спинке диванчика, стоявшего в гостиной, они нашли пять тысяч!

Чарли бродит по комнате с переносной антенной, но помехи не желают исчезать. Только сейчас он замечает, что из соседней квартиры доносятся приглушенные звуки музыки. Он не сразу узнает группу "Баззкокс"[11], их "Спайрел скрэтч"[12], низкочастотные вибрации поначалу вызывают в памяти лишь смутный образ музыки шестидесятых. И он слегка уязвлен этим, эстетически и морально. Он и сам не понимает почему.

Он сверлит взглядом стену, долго на нее смотрит, словно его взгляд способен пробить ее и испепелить Кэрол, как огромная доза радиации. Вообще-то Кэрол обычно ведет себя прилично, и ему как-то неловко стучать в стену, неловко, хотя это вибрирующее гудение все сильнее его раздражает. И Кэрол словно почувствовала его недовольство: басовитое гудение становится тише — настолько, что Чарли отходит от стены и укладывается на диван, положив ноги на пухлый черный пуфик из ПВХ[13], или, как он обычно его называет "пу-фей", вроде как фея, но мужского рода.

Он осматривает комнату. Чисто, ничего нигде не валяется. На столике с чуть раскоряченными ножками, как обычно, три прибора.

У дивана уютно сгрудились три кофейных столика. На самом большом лежат два журнала: "Ридерз дайджест" и "Нэшнл джиографик". Чарли проводит по столу пальцем: ни пылинки.

Морин помешана на красивой сервировке, все должно быть идеально расставлено и разложено. Ножи рядом с тарелками обыкновенные. Это хорошо, радуется Чарли. Значит, точно не рыба. Салфетки пшеничного цвета Морин скатывает ровными цилиндрами и укладывает строго параллельно вилкам и ножам. Чарли проводит языком по углам рта, они сухие и чуть саднят. Вдруг замечает, что Морин убирает стаканы.

— А как же пиво?

— Пиво у нас кончилось.

Нет, день сегодня определенно не задался. Обычно Чарли очень хорошо ощущает, что ему живется куда проще, чем многим, что при теперешнем тотальном хаосе его жизнь — это воистину оазис стабильности и покоя. И дома, и на работе уважают. В безработных никогда не ходил. Семья в норме: жена, сын. Со здоровьем никаких проблем. Но он не может стряхнуть исподволь накопившееся раздражение — из-за вонючих пакетов с мусором, из-за неодолимых помех на экране, из-за гулко бухающего "Спайрел скрэтч" за стеной, из-за того, что ему сегодня не дадут пива. И эта подспудная тревога по поводу результатов на сегодняшних выборах, хотя он сам не понимает, на черта они ему сдались, эти выборы… Ему начхать на политику, это конек малыша Майка. Тем не менее грядущие перемены неприятно его будоражат. В ответ на слова Морин он говорит спокойно, но все-таки с нажимом:

— Господи ты боже мой, Мо! Я же просил! Я же специально тебе напомнил…

Морин виновато улыбается.

— У меня не осталось денег, Чарли. Хватило только на продукты.

На лице Чарли отражается искреннее изумление.

— Но всего три дня назад я дал тебе десять фунтов с мелочью.

— Все дорожает. А то, что вам выдает стачечный комитет, не сказать, чтобы очень…

Чарли морщится:

— Прекрати. У нас нет никакого права…

— Я просто говорю…

— А я просто борюсь за приличную зарплату, борюсь за… за…

Он плавным жестом обводит свое жизненное пространство, состоящее из дешевой мебели и тусклых невзрачных стен.