Лоренс Даррелл - Письма к Генри Миллеру Страница 6

<:>

ларри

[Ок. середины февраля 1946 г.]

МИ БВА

РОДОС

<:> Афины сейчас - невероятно грустный город, людей уйма, жить им негде, деньги практически ничего не стоят, а цены заоблачные; и все-таки каким-то уникальным образом пережитые несчастья сделали их такими добрыми, и отзывчивыми, и терпимыми по отношению друг к другу, какими они никогда прежде не были. Даже в Георгиосе сквозь обычную неуемную кипучесть чувствуешь безмятежность и смирение - как в человеке, который настолько привык ходить рядом со смертью, что смерть заставила его смотреть на обыденную жизнь несколько со стороны - что, по сути дела, есть всего лишь радость предвкушения. Однако истории он рассказывает еще чудеснее прежних. В следующем письме расскажу тебе историю о похоронах Паламаса, на которых Георгиос сперва выкрикнул что-то оскорбительное в адрес представителя немецкого посольства, как раз возлагавшего на могилу венок, а потом принялся петь национальный гимн, что было тогда запрещено под страхом смерти. "Я был словно в кошмарном сне: ага: десять тысяч человек: и ни один не подхватил: голос у меня срывался на высоких нотах: глаза вылезли: допел первый куплет, а толпа стоит вокруг и молчит, жуткая тишина: меня била дрожь: Аспазия пыталась зажать мне рот: сестра Сефериса тянула за руку: у меня было такое ощущение, словно я рехнулся, окончательно рехнулся: Жуткое молчание толпы, и повсюду люди перешептываются: "Господи, это же Кацимбалис: Это Кацимбалис:" Я начал второй куплет в полном одиночестве: ни единого голоса в помощь: немцы уже начали злобно шарить глазами по толпе: я чувствовал себя как утопающий, и это среди огромной толпы: Потом вижу неподалеку стоит мой друг-корфиот: толстый такой человек с зычным и сочным голосом: Он вступил, и мы допели второй куплет вдвоем: А потом вдруг, как выключатель щелкнул, заревела вся толпа, мы стояли и пели гимн, и слезы текли по лицам:" Конечно, после этой демонстрации Георгиоса вполне могли попросту застрелить, и страху он натерпелся не дай бог! Он так смешно рассказывает, как прятался то здесь, то там. <:>

Ларри

[Октябрь? 1946 г.]

МИ БВА

РОДОС, ДОДЕКАНЕС

<:> Кстати, о Крите: к нам на днях, по дороге в Англию, заезжал Ксэн Филдинг - чудесная была неделя. Ты знаешь, что он прожил на Крите три года в качестве шпиона - под видом пастуха! От его приключений просто волосы встают дыбом; потом, уже во Франции, его поймали гестаповцы, приговорили к смерти, и он сумел оттуда выбраться за три часа до казни. Я сказал ему, чтобы он тебе написал. Из него, кажется, может выйти очень неплохой писатель. С ним приехал совершенно замечательный сумасшедший ирландец по фамилии Ли Фермор, который тоже был на Крите и сумел взять в плен немецкого генерала, тамошнего главнокомандующего, уволок его в горы и водил за нос всю немецкую армию 18 дней, пока не дождался возможности переправить генерала в Египет на подводной лодке! Совершенно фантастические сюжеты. Как они вдвоем читали Достоевского в пещерах! Попадали в засады и т.д. и т.п. и целыми днями читали друг другу стихи. Ли Фермор - самый очаровательный псих, которого я в своей жизни встречал. Свободно говорит на пяти языках. <:>

Тем временем КЕФАЛУ почти готов - роман говно: для тебя там найдется пара хороших страниц - остальное можешь смело повесить в клозете. Главное его достоинство - он оплатил мой развод! <:>

Ларри

[Открытка, 24 октября 1953 г.]

Беллапаис, Кипр

Дражайший Генри, мне очень неудобно, что я так давно тебе не писал, но последние два месяца мы пытались сделать из моего маленького турецкого дома нечто действительно красивое. У меня не было даже стола, не на чем было писать. Вдобавок я взялся за не самый легкий - учительский - труд, что предполагает необходимость вставать каждое утро в пять и работать до двух плюс тридцать миль на машине туда-обратно. Дней через десять все закончим. Вдобавок работаю над новой рукописью, "Жюстин", и выходит что-то по-настоящему сильное - роман об Александрии - четырехмерный. Пытаюсь сделать так, чтобы он вышел законченным и очень коротким - этакое странное животное, висящее в перенасыщенном растворе. Никогда еще не чувствовал себя в лучшей писательской форме, никакой angoisse и т.д. И никогда еще не приходилось мне работать в настолько неблагоприятных условиях. Между тем моя очаровательная дочь Сапфо чувствует себя превосходно, у меня живет мама и присматривает за ней. Она просто чудо. Эва уверяет, что ее скоро выпишут - когда, точно не знаю. Я ни о чем не могу думать, кроме как об этой моей книге, хотя время от времени залетающие на огонек красотки дают возможность ненадолго отвлечься - этакие припарки в человеческом обличье. <:>

Обнимаю. Ларри

***

20 нояб. [1953 г.]

Беллапаис, Кипр

<:> Я встаю теперь в 4.30, моюсь, одеваюсь, осматриваю машину и иногда пишу письмо. (Это, к примеру, при свечах.) Затем еду в Кирению, а оттуда в Никосию, где в 7 приступаю к работе. Так это здорово - сумерки, крадешься на цыпочках вниз по деревенской улице, и за мрачноватыми каменными вертикалями полуразрушенного аббатства Беллапаис брезжит первый желтоватый проблеск зари. Пока я работаю, за домом и за ребенком присматривает мама. От Эвы никаких новостей, и, если бы не Сапфи, я бы о ней больше и не беспокоился; так это здорово - располагать собой, когда работаешь над книгой. Все утро в голове у меня складываются фразы; но я до сих пор никак не обустрою свой маленький кабинет, так что писать мне негде. Женщины - всего лишь досадное недоразумение, в перерывах; они уверены в том, что каждая из них - личность, в действительности же они всего лишь коллективная иллюстрация чисто биологической необходимости - или универсального принципа. Чем меньше тебе до них дела, тем больше от них удовольствия, сказал я. Никосия - жутчайшее сочетание деревни с базаром - очень восточная по характеру и битком набитая британскими товарами. Местные жители тоже народ довольно странный: нечто вроде туземцев, нахватавшихся основ европейской культуры и утративших связь с почвой, ленивых и капризных. Однако 30 часов учебной нагрузки - это многовато. Тем не менее я пребываю в бодром расположении духа, и, если дом когда-нибудь достроят и у меня останется немного сил, я сделаю из "Жюстин" достойную наследницу "Черной книги". Пальцы, конечно, держу крестом. <:>

Красота Средиземного моря - она-то никогда не надоест. Я настаиваю на том, чтоб умереть где-нибудь на этом священном, на дохристианский манер, побережье. И нам, конечно, очень повезло в том, что постоянно наезжают друзья - за время скитаний я обзавелся тысячей друзей, и ни один из них не преминет заглянуть на огонек, если проезжает мимо - в радиусе 500 миль. На прошлой неделе был Патрик Ли Фермор, вскоре приедет Зарьян, на подольше; а еще тут постепенно пускает корни масса художников и писателей, которых привлекает выгодный обменный курс. А поскольку Египет и Персия сделались в последнее время регионами проблемными, Кипр становится ключевым узлом международных авиа- и морских маршрутов. Офицерские жены всей как есть британской армии осели именно здесь и тоскуют до слез. Если бы я только воспринял свой отпуск всерьез, я бы уже давно открыл для них маленькое такое бюро. Но мне настолько нравится снова чувствовать себя художником, что я лишь иногда и в чисто медицинских целях запускаю зубы в эти лежащие повсюду под ногами спелые фрукты - в качестве средства от бессонницы. Что-то я не высыпаюсь - а может быть, просто спать нужно больше.

Обнимаю вас обоих.

Ларри

***

[До 20? января 1957 г.]

СОМЬЕР ГАР ФРАНЦИЯ

<:> Я не стал высылать тебе "Esprit de Corps"; подумал, что тебе она вряд ли покажется забавной. Мне нужно было купить ребенку башмаки, вот я ее и накатал, очень быстро. К моему удивлению, "Харперс", "Атлантик" и так далее купили каждый по кусочку, так что, наверное, в конце концов юмор здесь не слишком британский - или, может быть, американцы время от времени все-таки в состоянии воспринимать тупой британский юмор. Так что я тебе его все-таки вышлю, посмотришь. Шесть тысяч экземпляров продали за месяц! И "Таймс" просто с ума сходит по Энтробасу, предлагает писать по рассказику в месяц и обещает по сорок гиней за каждый! Я такие пишу за двадцать минут. Всего 1000 слов. Моих поклонников это совершенно выбивает из колеи: они перестают понимать, кто я на самом деле - П. Дж. Вудхаус, Джеймс Джойс или еще что-нибудь, черт побери, третье.

Обнимаю вас всех.

ларри

[Конец февраля 1958 г.]

[Cомьер]

<:> Братец Джерри стал телезвездой - благодаря смышленой обезьянке, которую он вывез из Конго и которая, судя по всему, разве что на выборах не голосует; моя дочь Пенелопа (от Нэнси) пошла в балерины; очень хорошенькая блондинка, 17 лет и весьма "стильная". Саф - маленькая девочка-семилетка, черная, как слива, и такая хитрая, что все ее хитрости видны за милю, но при этом преисполнена антиобщественных порывов! Мне 46, но в окружении всей этой поросли я чувствую себя 406-летним патриархом. <:>