Реймонд Карвер - Маленькая радость Страница 6

— Вы бы поосторожнее, — сказал он ему.

— У меня умер сын, — спокойно произнесла Энн, с холодной обреченностью. — Его сбила машина в по­недельник утром. Мы были с ним, пока он не умер. Но, конечно же, вы не могли этого знать, никто от вас этого и не ждал. Кондитеры не могут знать все, правда же, господин Кондитер? Но он умер. Он умер, ты, ублюдок!

Гнев отступил так же внезапно, как и обрушился на нее, уступив место другому — оглушающему чувст­ву отвращения. Она навалилась на деревянный стол, засыпанный мукой, закрыла лицо руками и за­плакала, ее плечи затряслись.

— Это несправедливо, — пробормотала она. — Не­ справедливо, несправедливо.

Ховард обнял ее за талию и посмотрел на конди­тера.

— Как вам не стыдно, — сказал он ему. — Стыди­тесь!

Кондитер положил скалку обратно на стойку. Он раз­вязал фартук и тоже бросил его на стойку. Посмотрел на посетителей и медленно покачал головой. Он выта­щил стул из-под столика, на котором лежали карточки и бланки, калькулятор и телефонный справочник.

— Пожалуйста, сядьте, — сказал он. — Минутку, вот вам стул, — сказал он Ховарду. — Пожалуйста, сядьте.

Он прошел в переднюю часть магазинчика и вер­нулся с двумя маленькими коваными стульями.

— Пожалуйста, садитесь, ребята.

Энн вытерла глаза и посмотрела на кондитера.

— Я хотела убить тебя, — сказала она. — Я хотела, чтобы ты умер.

Кондитер расчистил для них место за столом. Он отодвинул в сторону калькулятор, бумагу для записей и квитанции. А телефонный справочник спихнул на пол, тот с глухим стуком упал. Ховард и Энн сели и придвинули стулья к столу. Кондитер тоже сел.

— Позвольте мне выразить вам свое соболезнова­ние, — сказал кондитер, ставя локти на стол. — Один Бог знает, как я вам сочувствую. Послушайте, я простой пекарь. Я не могу претендовать на что-то боль­шее. Может быть, когда-то, много лет назад, я был другим человеком. Я забыл, я точно не знаю. Но ес­ли и был, то сейчас уже перестал им быть. Сейчас я просто пекарь. Это не извиняет того, что я сделал, я знаю. Но я ужасно сожалею. Мне жаль вашего сына, и что я вот так вас донимал, — сказал кондитер.

Он вытянул руки на столе и перевернул их ладоня­ми вверх.

— У меня у самого нет детей, поэтому я могу только представить, что вы, должно быть, чувствуете. И о чем тут вообще можно говорить? Только выразить сожаление. Простите меня, если сможете. Я не могу сказать, что я злобный человек. Вы так меня называ­ли по телефону. Нет, я не злобный. Поймите же — все это оттого, что я, кажется, больше не знаю, как себя вести. Пожалуйста, простите меня, ну, если, конечно, сможете.

В кондитерской было тепло. Ховард встал из-за стола и снял пальто. Помог Энн снять ее пальто. Кондитер долго на них смотрел, затем кивнул и встал из-за стола. Он подошел к духовке и повернул какие-то ручки. Он нашел чашки и налил кофе из электрической кофеварки. Поставил на стол паке­тик сливок и сахарницу.

— Вам, наверное, нужно поесть, — сказал пекарь. — Надеюсь, вы поедите моих теплых булочек. Вам нуж­но поесть, собраться с силами. Еда — это маленькая радость в такие моменты, — сказал он.

Он подал им теплые булочки с корицей, на кото­рых еще не застыла глазурь. Он поставил на стол масло и положил ножи, чтобы намазывать маслом хлеб. Затем пекарь сел вместе с ними за стол. Он ждал. Он ждал, когда каждый из них возьмет по бу­лочке с тарелки и начнет есть.

— Надо хорошенько подкрепиться, — сказал он, глядя на них. — У меня много. Ешьте. Ешьте, сколько хотите. На всех хватит.

Они ели булочки и пили кофе. Энн вдруг почувст­вовала голод, а булочки были теплые и сладкие. Она съела три штуки, порадовав этим кондитера. Затем он начал говорить. Они внимательно слушали. Не­смотря на то, что они устали и исстрадались, они слушали, что кондитер хотел сказать. Они понимаю­ще кивали, когда тот заговорил об одиночестве, о чувстве неуверенности и обреченности, которое пришло к нему в пожилые годы. Он рассказывал им, как это тяжко — быть бездетным. День за днем ста­вить тоннами в печь хлеб и каждый день опорож­нять ее. За все эти годы сколько приготовлено уго­щений для вечеринок, для празднеств, которые он обслуживал. Слой глазури толщиной с палец. Ма­ленькие фигурки жениха и невесты на торте. Сотни фигурок, нет, счет уже на тысячи. Дни рождения. Только представьте себе все эти горящие свечи. У не­го важная профессия. Он пекарь. Хорошо, что не са­довник. Лучше кормить людей. И запах куда лучше, чем от цветов.

— Вот понюхайте, — сказал пекарь, разламывая темный батон. — Это тяжелый хлеб, но зато с насы­щенным вкусом.

Они вдыхали запах хлеба, потом он дал им его по­пробовать. У хлеба был вкус патоки и неочищенно­го зерна. Они слушали пекаря, глотали темный хлеб, наедаясь досыта. При свете неоновых ламп каза­лось, что уже наступил день. Они проговорили до са­мого утра, и когда в окнах забрезжил бледный свет, они всё сидели за столом, и никто не собирался ухо­дить.

Примечания

1

Смыкание (лат.) стенок (или какой-то их части) полых органов: в сосудах, легких и т. п.