Владимир Шатов - Ковчег Страница 6

 - Везёт же некоторым! - Сашка видел по телевизору, что кое-кто ест торты и пирожные каждый день.

 В их деревне, затерявшейся в непроходимых лесах, покупные сладости случались по редким праздникам.

 - Вот вырасту, буду, есть сладости, когда захочу!

 Мальчик вернулся в хорошо протопленный дом и опять заскучал. Идти играть на улицу ему не хотелось. Прошедшей ночью, по случаю своего праздника, не на шутку разошёлся январский мороз. Затянутые его фантастическими рисунками окна, красноречиво говорили о тридцати градусах ниже нуля. Тонька, старшая сестра Сашки, убирала к празднику просторный дом. Подметала и мыла полы, братец попробовал было покрутиться у неё под ногами, всё веселее…

 - Не мешай! - она сурово загнала его на диван в большой комнате и включила разговорчивый телевизор.

 Шёл «Клуб кинопутешествий» с  нездешним и таинственным Сенкевичем. Сестра, почти невеста, обрадовалась, когда брат заинтересовался и затих. Через минуту он попросил её сделать звук немного громче:

 - Отстань!

 - Пожалуйста.

 - Вот ещё! – фыркнула Тоня, заканчивая уборку соседней комнаты. - Не барин, сам сможешь...

 - Дылда!

 Санёк легко спрыгнул с дивана в направлении источника знаний, но ноги предательски поехали по влажному полу. Он по инерции взмахнул руками, ловя уходящее детство, и упал всем телом на локоть левой руки. В начале боли не было... Доминировала злость на сестру за неудобное положение и пропущенный репортаж из зимних Карпат. Сашка молча забрался обратно на диван, но тут пришла она!

 - Что это такое? - по нервным окончаниям мальчика боль хлестнула огненным, обжигающим кнутом.

 Незнакомый с ней мальчуган впервые ощутил её безграничную силу и безразмерную власть. Позднее привыкнув к ней, он научится заключать временное и почётное перемирие. Тогда Саша громко и безнадёжно заплакал:

 - Мама!

 - Что с тобой, - не поняла случившегося озабоченная сестра. - Чего ревёшь...

 - Рука болит, упал...- сквозь слёзы выдавил непослушные слова. - Сильно.

 - О, Господи!

 Он плохо помнил, что произошло дальше. Взволнованных родителей, прибежавших с работы, поездку на попутной машине в ближайший город. Больницу с деревянными стенами, доктора осматривающего руку. Помнил только, как вывернули руку, когда делали обязательный рентген.

 - Как больно! - боль вспышкой  сверхновой проткнула душу ребёнка, навсегда оставив отверстие для страхов.

 Потом навалились они, как холодные массы снега, накрывшие его однажды в выкопанной в огромном сугробе, снежной пещере. После наркоза мальчик проснулся в большой комнате на двадцать больных. Вокруг кричали и резвились дети. Матери рядом не было, ей необходимо было работать. В детской палате лечились ребята со всего района, самому старшему было четырнадцать. Сашка соответственно оказался младшим...

 - Мамочка, родненькая, - он забился под одеяло и безнадёжно заплакал. - Забери меня отсюда скорее!

 Всё вокруг до нервной дрожи пугало его. Скрипучие железные кровати и тошнотворный запах хлорки. Чужие люди и непривычная обстановка…

 Ужас, охвативший его от того, что он один в страшном городе казался бездонным. Что-то подобное Шурик испытывал прошлым летом, когда соседская собака Муха, вдруг бросилась на него, пытаясь укусить за ногу. Тогда он в неутешных слезах прибежал к бабушке и долго не мог успокоиться, не понимая, почему добро, внезапно становится злым...

 - Какая страшная! - Сашка сильно боялся одну санитарку.

 Звали её странным и звучным именем Семёновна. Она громогласно распоряжалась во всём отделении, проявляя при этом невиданный энтузиазм. Когда она мыла полы в их палате лучше было спрятаться. Вещи, необдуманно оставленные больными детьми, разлетались в разные стороны.

 - Топчут и топчут, - причитала Семеновна, яростно орудуя шваброй по порванному во многих местах линолеуму. - Нервов моих на вас больше нету!

 Силы у неё, однако, находились на всё. Она постоянно, что-то разбивала, с кем-то ссорилась, на кого-то кричала. Нет ничего более разрушительного, чем глупость под маской незаменимой деятельности!

 Вообще–то, по большому счёту, Сашке повезло. Когда он сломал руку, в больнице дежурил хирург Сергей Швецов. Он окончил столичный медицинский ВУЗ и оказался в их местности по распределению, в порядке обязательной отработке в течение трёх лет. Доктор за несколько часов собрал Сашкин локоть буквально из осколков.

 Будь на его месте другой врач, мальчик остался бы на всё жизнь калекой, а так повезло!

 - Благодари и вспоминай доктора всё жизнь! – поучала верующая мама. - Золотой он человек, грамотный и красивый…

 По какому–то злому закону компенсации, Швецову крупно не повезло следующим летом.

 Он отдыхал летом на городском пруду со своей симпатичной и весёлой невестой Аллочкой. Вдоволь накупавшись и нацеловавшись, они решили ближе к вечеру собираться домой.

 - Я нырну в последний раз,- сказал импульсивный Сергей перед сборами. - Вода уж больно хороша!

 - Нырни Серёженька, нырни…

 Он красиво прыгнул с обрыва, войдя в воду почти под прямым углом, и не вынырнул... Его нашли на следующий день вызванные водолазы. Швецов зацепился за дубовую корягу, о которую он ударился головой в момент изящного прыжка. От оглушающего удара талантливый врач потерял сознание и жизнь...

 - А здесь не так уж страшно. - Постепенно Сашка привык к больнице.

 Выучил распорядок и неписаные правила поведения в больнице. Вовремя ходил на предписанные процедуры и невкусные обеды. На его седьмой день рождения мать привезла подарок, чудесную настольную игру.

 - Сашенька, сыночек! – она пыталась заглушить чувство вины, от  невозможности облегчить его страдания. - Играйся, только смотри не сломай…

 - Спасибо мамочка!

 Суть игра заключалась в попадании металлическим шариком в лунки с животными разной очковой стоимости. Сашке особенно нравилась охотиться на лису с хитрым и добрым выражением рыжей мордочки. Да, и стоила она дороже остальных зверей…

 Лечащиеся мальчики сразу же начали относиться к нему с видимым почтением, заискивающе прося поиграть с ними. Мать ещё привезла пирожных и конфет. Одну из них, особенно красивую, как страны, о которых рассказывал Сенкевич, Санёк носил в кармане пижамы несколько дней. Ваня Никитин, сосед слева, решил подразнить его, внезапно выхватив её из рук:

 - Моя!

 - Отдай, - угрожающе предупредил Шурик. - Пожалеешь!

 - Не догонишь, не догонишь. - Подначивал его коварный похититель. - Жадина-говядина...

 - Ах, так!

 Сашка от отчаянья и растерянности нервно толкнул его, пытаясь возвратить блестящую мечту.

 Ваня неловко упал, глухо ударившись головой об угол тумбочки. Из разбитой головы обильно полилась густая и страшная кровь. В ужасе от содеянного злоумышленник, боясь неотвратимого наказания, немедленно залез под пыльную кровать и там незаметно уснул. Он представлял его в образе Василия Петровича, заведующего детским отделения, грозного и непогрешимого.

 - Вот бы не просыпаться! - Сашка закрыл глаза, чтобы ни видеть его рассерженное лицо.

 Когда он проснулся, к нему под кровать заглянул Ваня с перебинтованной головой и улыбкой на веснушчатом лице.

 - Не бойся, я на тебя не в обиде. – Он протянул злополучную конфету. - Не очень то и хотелось…

 - Если хочешь, оставь себе.

 Авторитет Саши после инцидента сильно вырос. Ему позволялось даже присутствовать во время сражений в шахматы, происходившими между старшими мальчиками. Наблюдая за ними, он самостоятельно выучился игре и вскоре начал обыгрывать вчерашних учителей.

 Когда он впервые поставил мат самому авторитетному игроку палаты Юрке Ковалёву, тот ничего не понял. Проиграв ещё три партии подряд, он истерически закричал:

 - Ты что творишь?

 - Просто играю...

 - А ну–ка, давай ещё разок. - Велел гроссмейстер палатного масштаба. - Ты точно мухлюешь!

 - Я не мухлюю…

 Через месяц Сашку выписали, но гипс ещё долго не снимали. Рука сильно болела, и часто ночью он просыпался от нестерпимой боли. Заснуть подолгу не удавалось, и он приходил в комнату к родителям. Они крепко и спокойно спали, утомлённые беспросветной жизнью.

 Шура смотрел на них и не понимал как мама, самый родной человек на свете, может спать, когда он так мучается. Постепенно мальчик понял, что его боль и одиночество никто и никогда не сможет полностью разделить с ним.

 - Как же так... - он возмущённо буравил взглядом спящих, на одной большой кровати, любимых родителей.

 - Получается, никто не может до конца понять и разделить мою боль и радость?

 Понял это, Сашка внезапно стал взрослым...

 Теперь он смотрел на находящихся рядом людей, как на случайных попутчиков в его вечной драке с болью. А они  сами также одиноко дерутся со своими страхами и тайными мыслями.