Наталия Терентьева - Чистая речка Страница 6

Веселухин, чем-то очень довольный, нисколько не обращая внимания на Дашу, негромко сказал мне:

– Я еще с тобой пойду, ладно?

– Чем ты так доволен? – удивилась я. – Вроде не целовались, денег тебе не перепало от грибов, пришлось драпать от этих…

– Ты не поймешь! – засмеялся Веселухин, и я подумала, что, когда он смеется, он еще симпатичнее, чем обычно. И тут же одернула себя. Вот есть же такие мальчики, которые имеют успех, несмотря на свои прыщи, неразборчивость в девочках и наглость. Может быть, из-за наглости и имеют успех. Жаль, не с кем об этом поговорить. Иначе придется обсуждать подсобку, то, что там происходит, и так далее.

Я решила первым делом позвонить Вере. Иногда она звонит сама, но последнее время реже. Верин телефон оказался заблокирован. Наверно, опять поменяла номер. Теперь нужно ждать, что она сама позвонит и скажет: «Вот мой новый номер, только никому его не говори, хорошо?» Это значит, за ней опять кто-то гоняется. Вера – очень красивая.

Когда я попала в детский дом, Вера сразу взяла надо мной опеку, и мне это помогло. Мне было плохо, я переживала о маме, не могла привыкнуть, что ее больше нет, все время плакала, просыпалась утром и не могла понять, где я, а когда понимала – то не хотела, чтобы было так, хотела вернуться туда, где была мама, где был мой дом, моя кровать, мой столик в углу, мои книжки, где у меня все было. Но Вера всегда приходила ко мне еще до завтрака, заставляла вставать, спрашивала, что мне снилось, причесывала меня, не разрешала плакать. И мне было очень хорошо с ней.

Когда она выпустилась, то сначала даже приезжала, скучала о ребятах, обо мне. Но к нам же ехать очень трудно, поэтому постепенно она стала только звонить и писать сообщения. Интернет у нас провели только этой весной, но Веры ВКонтакте нет. Да и к компьютеру надо очередь занимать, у меня в телефоне Интернет плохой.

Вера поступила, как и все, в строительный техникум, на маляра. Но учиться ей там, естественно, не нравилось. Она познакомилась с каким-то восточным человеком по имени Али и стала с ним жить, в комнате, которую он снимал. Али обещал Вере на ней жениться, как только он получит российское гражданство, но тут неожиданно приехала его жена из Дагестана, о которой он Вере ничего не говорил, и Вере пришлось уйти обратно в общежитие. А когда она ушла, то обнаружила, что беременна. Она звонила мне, плакала, говорила, что не должна мне всего этого говорить, что я еще маленькая, но мне уже исполнилось тогда четырнадцать лет и даже сразу дали паспорт, поэтому я внимательно выслушала Веру и сказала ей:

– Если ты сделаешь аборт, у тебя может больше никогда не быть детей. А если не сделаешь, то совершенно непонятно, как ты будешь дальше маяться в семнадцать лет с ребенком. Выбирай.

Вера мне на это ответила, что ей совершенно непонятно, кто из нас старшая подруга, и потом долго мне не звонила. Через два месяца я сама ей дозвонилась и узнала, что она теперь живет у какого-то молдаванина, который строит дачи и ремонтирует квартиры в городе. Мне неудобно было спросить, что она решила с ребенком. Но она сама мне сказала, когда ушла от этого молдаванина, что он оказался грубым и пьющим человеком. Вера рассказала, что сделала аборт у очень хорошей женщины, совсем недорого, и что она теперь знает место, где можно избавляться от беременности. И всем подружкам будет советовать эту женщину.

Я смотрю, как живет Вера, и так не хочу. Она-то еще ничего, а некоторые сразу спиваются или попадают в тюрьму. Когда едешь к нам, то есть развилка, на ней две надписи: налево – исправительная колония, направо – детский дом. Многие наши выпускники, выйдя из детского дома, месяца два-три поболтаются в городе, а потом прямиком – в колонию. За какую-нибудь ерунду. Украдут кусок колбасы в магазине и банку пива. Их поругают, если добрый охранник попался, и отпустят, а если злой, невыспавшийся, работает в трех местах «сутки-трое» и нигде толком не спит, то он их раз – и в полицию. А там уже знают – детдомовские, значит, лучше сразу посадить. Если начали воровать, то и дальше будут.

Вот как легко Паша сказал, что на спор украдет деньги, чтобы мне понравиться. Наверно, уже пробовал. Или слышал, как мальчики старшие всегда хвастались, может, врали, а может, и правда. Откуда тогда у них деньги на пиво и на водку? Старшеклассники почти все пили. Сейчас мы стали самыми старшими, хотя у нас не всегда возраст и класс соответствуют. Например, в восьмом классе есть мальчик, которому шестнадцать лет. А я в девятом, хотя мне только весной будет пятнадцать.

Но Вера не плохая и не ворует, и пока была в детском доме – не пила, я никогда от нее запаха не слышала, а я же все запахи очень хорошо чувствую. Вера просто очень добрая и доверчивая. Если ей человек что-то скажет, она сразу верит. Вот как она могла поверить этому Али или сразу пойти жить к молдаванину, который не только ее избил, но и отобрал ее сапоги, которые она почти на всю стипендию себе купила. Зачем только ему Верины сапоги – непонятно. Может, у него тоже есть жена, как у Али, приедет сейчас к нему, а он – с подарками ее встречает, с Вериными сапожками.

Чтобы поступить куда-то еще, кроме строительного техникума, нужно хорошо учиться. Я учусь лучше всех среди наших, но все равно чувствую, что очень мало знаю и умею. В онлайн-олимпиаде зимой я несколько задач решила, я в некоторых даже не поняла, о чем речь. Так же и в биологии, географии, тем более в английском или химии. Я не знаю, где мне брать книги, учебники, и вообще не знаю, с какого конца подступаться. Если бы была жива Надежда Сергеевна, она бы точно сказала, как мне готовиться к институту. Однажды в нашей новой школе, куда нас возят на автобусе, я подошла к учительнице, которая показалась мне самой приятной из всех, и попросила дать какие-нибудь дополнительные пособия.

– Ты что? – удивилась она. – Зачем тебе это?

– Я хочу… Просто хочу больше знать.

– Ладно, принесу, – пообещала она, но ничего не принесла, а стала как-то ко мне придираться.

Я понимаю, что наших не любят в городе, в поселке и тем более в школе, куда мы теперь ездим. Наши мальчики ругаются матом, пьют, прогуливают, плохо учатся. Девочки сильно красятся, тоже ругаются и уж точно учиться не хотят. И все равно это несправедливо. Не могу найти слов, не знаю, почему несправедливо, ведь они правы – те, кто нас не любит, но чувствую, что это так.

– Руся, тебе пришло письмо? – ко мне в комнату заглянула моя маленькая подружка Люба, веснушчатая, очень милая девочка. Она всегда ждет почту, ей иногда пишет дедушка, но очень редко и путано. Но она все равно радуется и прыгает, когда ей приходит письмо.

– Не знаю, не видела еще.

– А мне не пришло…

– Иди сюда, у меня для тебя есть кое-что… Только оденься пойди, почему ты в одной майке?

Люба послушно побежала в свою комнату за кофтой, а я быстро стала соображать, что же мне ей такое дать. Конфет не осталось. Печенье я все как раз доела. Когда ходили в поселок, Веселухин успел купить сухарики, но сам же их и съел. Точнее, половину съел, а половину рассыпал, когда показывал, как он умеет балансировать, стоя на одной ноге с пакетиком на голове. Ну что, что дать Любе? Ничего нет, обманула ребенка. Я быстро нарисовала на листочке симпатичную девочку с такой же прической, как у Любы, и написала: «Моя лучшая подружка Л.».

Когда Люба вернулась, я протянула ей листочек, она разглядела его, засмеялась, а я усадила ее рядом с собой, обняла и поцеловала, как сделала бы старшая сестра.

Люба замерла и прижалась ко мне. Она мне не родная и… как будто родная. По-настоящему, по крови, у меня родной только папа, но когда он меня целует, я не чувствую ничего, только слышу его запах – знакомый и всегда чужой. Не знаю, почему я так это ощущаю. Чужой. Другой. Какой-то не тот, какой должен быть у моего папы. Я его вижу, радуюсь, спешу к нему, а подойду и – нет… не то. Не знаю, отчего это.

Я помню мамин запах, его ни с чем не спутаешь, иногда он мне снится. Во сне мама обнимает меня, гладит по голове, а я чувствую ее запах, родной, теплый, мамин запах. Мама часто меня целовала – и перед сном, и утром, и просто так. Обнимала и говорила: «Какое все-таки чудо, что ты у меня есть! Я даже не знала, что бывают такие чудесные девочки!» Я вспоминаю эти слова, когда мне становится одиноко. Смотрю на других детей и понимаю, что вовсе не всем когда-то говорили такие слова. Значит, мне еще повезло.

Люба доверчиво потерлась о мое плечо головой и погладила меня.

– Ты будешь моей сестрой, да?

Я облегченно вздохнула. Мой человек, точно. Не конфеты главное.

– Я тебе уже как сестра, ты же знаешь. У меня тоже такая есть сестра, Вера, я тебе рассказывала, но она уже взрослая и живет в городе. К сожалению, у меня все сладости закончились.

– Да я не хочу!

Люба – удивительный ребенок. Она маленькая, но иногда бывает умнее, чем тот же Веселухин.