Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее Страница 6

— Национальную! — громко подхватил захмелевший генерал Петя и залихватским жестом махнул второй стакан коньяку.

— Да нет… Не надо совсем уж громких слов. Сразу национальную идею не придумать, вернее, не построить. И она должна быть действительно общей, а я говорю о том, что понравилось бы молодежи. Вы понимаете, к чему я клоню, Петр Сергеевич?

Рогачев покосился на оставшийся стакан с коньяком и пожал плечами:

— Да как-то, если честно, не совсем.

— Ничего страшного. На самом деле все очень просто: вам необходимо любыми способами повысить среди молодежи уровень лояльности к собственной стране. Поймите же, наконец: чем раньше мы с вами сделаем это, тем дольше сможем жить в свое удовольствие. Говорю это с несвойственной мне прямолинейностью, но лучше вырастить племя рабочих муравьев, чем, не замечая их существования, оказаться в один совершенно непрекрасный момент лицом к лицу с силой, направленной против нас. И тогда прощайте бизнес, гламур и все тридцать три удовольствия. Эта сила сроет под корень все Рублевское шоссе, предварительно спалив его дворцы дотла, а светских львиц, которые не успеют удрать, изнасилует и повесит на фонарных столбах вниз головой. Армию посылать будет бесполезно: полуголодные офицеры уже не станут стрелять в детей, скорее, они охотно перейдут на их сторону. Конечно, кто-то будет стоять за всем этим, но кто именно это будет, уже неважно. По крайней мере, для нас с вами.

— Факт! — развязно откликнулся генерал Петя и выпил третий стакан коньяку, лишив Петра призрачной надежды на снятие стресса. — И кстати, товарищи интеллигенты и олигархи, мы приехали.

Маленький кортеж въехал на территорию Кремля со стороны Боровицких ворот. Машина сопровождения, ввиду ее теперешней ненадобности, отстала, а микроавтобус проехал через всю кремлевскую зону и остановился у трехэтажного корпуса, лишь недавно со скандалом отреставрированного албанской строительной фирмой и хитрющим пройдохой-прорабом, изрядно погревшим на этой реставрации руки. А после отгремевшего скандала назначенным послом то ли в Гондурас, то ли в ту же самую Албанию — бог весть куда.

Троица вылезла из автобуса, и поочередно, один за другим, мужчины вошли в дверь, над которой имелась мало что говорящая непосвященному человеку табличка с надписью «Девятый подъезд». Эта часть Кремля была закрыта для туристов, а те, кому необходимо было бывать здесь по какой-либо необходимости, прекрасно знали, что означает этот «девятый подъезд».

Прошли мимо офицера охраны — капитана с зелеными погонами, поднялись в лифте на четвертый этаж. Рогачев поразился мрачности интерьера этажа: очень слабые, словно во время военной светомаскировки, немногочисленные электрические лампочки, стены, обшитые черными панелями, — все это разительно контрастировало с той деловой обстановкой, к которой давно уже привык Рогачев: мрамор, красное дерево, ультрамодные интерьеры… Словом, роскошью здесь и не пахло.

— Нам налево, — отчеканил генерал Петя и первым вошел в просторный коридор, ведущий в северное крыло корпуса.

Пройдя около сотни шагов, они оказались перед массивной двустворчатой дверью, справа от которой была прикреплена табличка с именем какого-то чиновника, а слева Рогачев увидел табличку со своим именем: «Директор информационно-политического департамента Рогачев Петр Сергеевич. Каб. 11».

Поплавский распахнул дверь, жестом пригласил всех войти, и они оказались в большой комнате с тремя фикусами в кадках, двухкамерным холодильником, стульями, креслами и массивным письменным столом, за которым сидела немного полноватая, приятная женщина-секретарь и бойко печатала, пулеметно стуча клавишами персонального компьютера. Увидев вошедших, она прекратила печатать и, не вставая, вежливо улыбнулась:

— Таня.

Рогачев, невесело окинув ту половину ее фигуры, которая возвышалась над столом, дежурно представился:

— Петр Сергеевич.

— Очень приятно. Чайку сделать? — не меняя тона, спросила Таня.

— Да работай ты, Танюх, — развязно ввинтился в разговор генерал Петя. — Мы вот с Егор Юличем твоему новому начальнику его апартаменты покажем и уйдем, а вы уж тут сами с ним решайте, чайку или кофейку или, может, мороженое с танцульками.

Таня кивнула и вновь застучала по клавиатуре.

Кабинет оказался довольно вместительным: диван, шкафы с прозрачными дверцами и с непрозрачными дверцами, большой телевизор, журнальный столик, стол для заседаний, придвинутый к большому письменному столу, по виду очень массивному и тяжелому, а на стене, над столом, портрет президента.

Рогачев кивнул на портрет:

— Он хочет меня видеть сейчас?

Генерал Петя переглянулся с Поплавским и очень серьезно ответил:

— Президент, Петр Сергеевич, он не ставит задачи. Президент, он с вас, Петр Сергеевич, в свое время стребует, тогда и встретитесь. Вот так вот.

«Свои» и «Ресурс Змея»

И началась у Рогачева совсем другая жизнь. Ушли в прошлое авральные ночные звонки и полеты на частном «Джете» вдоль экватора, а вместо этого появились: подъем в семь часов утра, водные процедуры, яичница и автомобиль с тремя «Аннами» на номерных знаках, прибывающий за Петром каждое утро в одно и то же время. В девять переродившийся олигарх сидел в своем кабинете и целый час, а то и два занимался тем, что ничем не занимался. Вернее, он, разумеется, не просто сидел и разглядывал, скажем, дверную ручку или, закинув руки за голову и полулежа в кресле, изучал потолок и портрет президента на стене, нет. Он, по его собственным словам, «шарился в Интернете».

…Здесь необходимо сказать и несколько слов об интересных свойствах того самого портрета, который висел за спиной Рогачева. Такие портреты, написанные в старинной манере одним известным художником, фамилия которого не то Глазурин, не то Жилов, есть в кабинете каждого «чиновника с мигалкой» и отличаются одним забавным свойством. Не случайно они написаны именно в старинной манере: глаза с портрета словно смотрят на обитателя кабинета, в каком бы месте он ни находился. И можно, вполне можно услышать, как какой-нибудь пассажир сине-проблескового лимузина, отдыхающий в выходной на своей даче в кругу близких и находясь под добродушным хмельком, рассказывает следующее:

— Отобедали мы с Ястрибинским в «Желтом море», все спокойно обсудили, и вернулся я к себе. Дверь закрыл покрепче, секретарше сказал, чтобы ни с кем не соединяла, а сам на диване пристроился отдохнуть. Так ведь ничего из этого отдыха не вышло!

Тут кто-нибудь из приглашенных — выходцев из того же круга — с пониманием дела спросит:

— Смотрит?

И захмелевший дачник, сокрушенно покачав головой, ответит:

— Смотрит. И так, знаете ли, становится не по себе, что мысли о послеобеденном отдыхе сами собой убегают. Встанешь с дивана на портрет не глядючи и поскорей за стол. Когда за столом сидишь, так хоть глаз его не видишь…

Что же касается Интернета, то Рогачев открыл Всемирную паутину для себя именно от скуки. Каждый день в промежутке между десятью и одиннадцатью утра приходил Поплавский, и они подолгу обсуждали самые разнообразные проекты. Собственно, Петру и не приходилось ничего выдумывать самому: для этого существовал Поплавский с целым штатом веселых безумцев, именующих себя то «креативщиками», то «модераторами общественного мнения», то еще как-то, столь же вычурно и замысловато. Рогачев лишь выслушивал соображения Поплавского по тому или иному вопросу, просматривал смету и, если не имелось возражений, давал очередному «общему проекту» зеленый свет. К чести Рогачева надо сказать, что еще ни разу он не подписывал сметы Поплавского в их первозданном, созданном не знающей границ фантазией «Юлича» виде. Именно здесь и нужен был тот самый «синдром собственника», которым болен каждый, кто хоть когда-то «мутил» собственное дело. Взятки Рогачева не интересовали, денег у него было, по любому счету, достаточно, и смета грустного Поплавского безжалостно резалась пополам, а затем еще и еще. Поплавский возражал, возмущенно краснел, вскакивал с места, зачем-то брался за дужки очков, отчего еще больше становился похож на хрюшку, но ничто не помогало. В конце концов пастырь веселых безумцев с возмущением соглашался и забирал свою смету для переделки.

Однако его возмущение было не более чем театром одного актера, так как смета и в «располовиненном» виде не имела ничего общего с действительными расходами и в несколько раз их превышала.

Самым первым детищем, появившимся на свет стараниями Рогачева-чиновника и Поплавского-выдумщика, стала молодежная организация под названием «Свои». Денег на «Своих» выделялось тоже по-свойски, то есть очень много, и набранные по рекомендациям лидеры «Своих» активно и с успехом их «осваивали», устраивая факельные шествия вокруг озер Подмосковья или маршируя по московским улицам с портретами президента и флагами. Никакой особенной пользы от деятельности «Своих» никто не ощущал, но в том, что такая организация должна была по-явиться, никто и не сомневался. Молодежные организации существовали всегда и при любом режиме: комсомол при совдепах, гитлерюгенд при Гитлере, и вот теперь появились «Свои».