Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 4 - Тагиров Роман Страница 6

О себе прапорщик пока не думал. Больше всего молодому человеку сейчас хотелось просто исчезнуть из этого места, из этой страны. Оказаться бы где-нибудь на Бермудах, или на Гаваях, которые Тимур видел только по телеку в передаче «Клуб путешествий». Муторно было на душе у советского гражданина. И мутно в голове. Как там у Высоцкого:

«Нам бермуторно на сердце

И бермутно на душе…»

Ну, что за день сегодня? С утра взбучка от командира полка. Ну, это ладно, это привычно. И два часа разговора почти на равных с двумя сотрудниками контрразведки. Мы же здесь все свои… Как они его развели? Он же сам всё рассказал. И сам сегодня Тоцкого притащит. Так что получается, Тимур — стукач и предатель? Мысли появлялись, путались и исчезали где-то там далеко, на Гаваях с Бермудами.

Нет, надо с кем-то обязательно выпить и поговорить. Выплеснуть пар… А с кем можно поговорить о Толике Тоцком? Только со своим. А кто у нас свой? Да кругом все свои, советские. Тогда, кто такой прапорщик Кантемиров? Чужой среди своих. Пипец, какой-то замкнутый круг получается…

Начальник советского полигона даже не заметил, как подошёл к оборудованным землянкам, где обычно пехота оставалась после ночных стрельб. В перерывах между стрельбами в этих землянках жили бойцы рабочей команды. И сейчас стоял строй солдат с лопатами во главе с командиром роты, старшим лейтенантом Чубаревым. И офицер вроде свой. Точно — не звездобол… Уже три года вместе в одном полку со всеми пехотными радостями, тяготами и лишениями. Миша — точно, свой.

Во всяком случае, к особистам докладывать не побежит на сто процентов. Не любит он контрразведчиков. Хотя, кто его знает? У прапорщика не было особого выбора, а выпить и поговорить надо — так или иначе. Не одному же пить у себя в домике? И как там у классика: «Если я чего решил, то выпью обязательно!»

У прапорщика со временем разработался отличный командный голос, и совсем не от того, что он очень любил командовать. Кто же не любит командовать? Но, не будешь же на полигоне каждый раз бегать к громкоговорителю на вышках. Вот и пришлось Кантемирову постоянно тренировать голосовые связки на просторах необъятного войскового стрельбища.

Тимур остановился, набрал побольше воздуха в лёгкие, и среди деревьев разнеслось зычное:

— Товарищ гвардии старший лейтенант!

От командира 9 МСР — ноль эмоций. Начальник стрельбища догадался, что ротный в настоящий момент популярно и доходчиво объясняет своим бойцам, что с ними произойдёт в ближайшем будущем, если они сегодня не выкопают злосчастную траншею под новый кабель.

Прапорщик решил более целенаправить своё обращение к офицеру, усиливая свои голосовые связки на единственном слове:

— Чубарев!

Командир роты услышал, узнал голос товарища, недоуменно завертел головой, пытаясь среди деревьев заметить начальника стрельбища, заулыбался и, добавив пару крайних напутственных слов своей пехоте, поспешил к Тимуру.

На подходе офицер произнёс:

— Отпустили с чистой совестью? Прапорщик уже встал на путь исправления?

— Дали отсрочку. Пойдём, Миша, пообедаем. И у меня разговор к тебе есть.

— Обед — это гут! Я твоих бойцов не объем?

— Мы всегда с запасом готовим. А вместо твоей порции я с поваром колбасой поделюсь, солдатам на бутерброды.

— Кучеряво живёшь, начальник.

— Да остался кусок колбаски от одного знакомого прапорщика. Недавно тут гостил у меня. Не пропадать же…

— Тогда понятно. Ну, веди, хозяин кухни, в свои закрома.

— Изволите со мной отведать, господин офицер?

— Всенепременно, товарищ прапорщик.

Служивые развеселились и пошли откушать, чем армейский бог послал им в этот непростой служебный день. На кухне начальник стрельбища вручил повару упаковку колбасы и распорядился об обеде на двоих в своём домике. Затем отвёл старшего оператора Виталия Басалаева в сторону и поделился тревожным сообщением о сборе всех старослужащих у себе в домике ровно через час.

Командир 9 роты и так был приближённым офицером к войсковому стрельбищу Помсен как непосредственный начальник двух БМП, стоящих на качалках директрисы. Механики-водители боевых машин подчинялись одновременно ротному и начальнику стрельбища. Чубарев оказался самым молодым ротным в полку, два года его мотострелки считались лучшими в части вместе с разведротой, пока не сравняли периоды службы.

В 67 МСП остались только три боевых подразделения с разным периодом службы: разведрота, рота связи и полигонная команда войскового стрельбища Помсен. Вековые традиции армейской жизни оказались нарушены, и теперь командиру когда-то отличной роты пришлось начинать всё заново. 9 МСР вместе с разведкой полка дневала и ночевала на полигоне, бойцы обоих подразделений были хорошо знакомы с полигонной командой, а офицеры и прапорщики волей или неволей старались не сориться с начальником стрельбища.

Ещё три года назад молодой лейтенант Чубарев в один прекрасный день боевых стрельб познакомился с молодым прапорщиком Кантемировым, парни принюхались друг к другу, подружились и по возможности старались вместе переносить всякие там тяготы и лишения мотострелковой службы.

А личный состав стрельбища всегда уважал умного, волевого и весёлого офицера.

Повар Расим постарался украсить обед: разлил суп в праздничные тарелки, и приготовил компот в фарфоровых чашках. Кантемиров попросил дополнить этот натюрморт ещё двумя гранёнными стаканами…

Когда прапорщик вместе с дневальным занесли разносы с обедом, офицер уже сидел за столом.

— Тимур, а я уже знаю, что тебе с утра КП с комендантом пять суток впаяли. Когда назначили отбывать срок?

— Мне Григорьев отсрочку дал до окончания московской проверки. Да и я сам сегодня ничего не понять не успел. Тут вокруг меня такое закрутилось. Товарищ гвардии старший лейтенант, а давайте по полтинничку?

— А вот не откажусь, товарищ гвардии прапорщик! Тем более я правильно понимаю, что сейчас мне будет что послушать?

— Армейская смекалка вам не изменила, товарищ военный.

— На том и живём! Тимур, давай вздрогнем, пообедаем плотней, а потом поговорим. С утра ни крошки во рту.

Молодые люди приняли на грудь по рюмке немецкой водки, закусили немецкой колбаской и с аппетитом начали поглощать русский обед из столовой полигонной команды войскового стрельбища Помсен, приготовленный поваром-азербайджанцем…

Михаил отодвинул пустую тарелку в сторону, глотнул компот и посмотрел на товарища:

— Тимур, пока ты не начал свою пламенную речь, меня с самого утра гложет один вопрос — где я мог видеть того чувака в штатском, прибывшего вместе с нашим особистом?

— Вот вопрос — так вопрос! Миша, этот чувак — новый директор Дома дружбы СССР-ГДР.

— Вспомнил! Видел я его в комендатуре, когда начкаром на губе службу тащил.

— Он больше по связям с общественностью и по культуре, — сообщил начальник стрельбища и перевёл взгляд с бутылки водки на ротного. — Ещё по одной?

— Успеем ещё. На ход ноги примем. А сейчас поговорим. Прапорщик, если этот общественник по культуре прибыл сегодня по твою душу, то знай — к тебе уже подкрался один пушистый неприметный зверёк.

— И вот теперь, Михаил Юрьевич, ты своим сильным замечанием вплотную подошёл к нашей главной теме дня и поэтому, сиди и слушай.

Офицер допил компот и пересел на диван, вытянув ноги. Прапорщик остался за столом, только повернул стул вслед за товарищем и начал говорить. Рассказ начальника стрельбища был кратким и по делу. Тимур только не стал упоминать косвенное участие Дарьи в пересечении границ и контрабанде.

Информации хватило и без этих подробностей, для того чтобы Миша ни разу не перебил говорящего, долго молчал и потом тихо произнёс:

— Вот пипец, так пипец. Ну, вы, прапора, и отмочили дело. Много я в жизни слышал разных историй: и курсантских, и офицерских. Но, чтобы нелегально вернуться из Союза с товаром за границу на прежнее место службы, такое слышу в первый раз, — поделился мнением офицер, возвращаясь за стол. — И что, Тимур, сейчас у особистов с гебистами выбор между тобой и Тоцким? Ему же всё равно капут. И свою немку за собой в омут потащит.