Ровно год - Бенуэй Робин Страница 6

Так себе, жестом показывает Лео.

— Бывало и хуже.

— А ты-то сама как? — интересуется отец. — Тебе нелегко, да?

— Просто у меня такое чувство, что она тоже должна быть здесь, понимаешь? — По случаю праздника отец надел рубашку, воротничок которой мягко трется о щеку Лео, будто наволочка. — Нина тоже должна быть здесь, должна со всеми общаться, помогать Стефани готовиться к появлению малыша, я просто не могу поверить, что Нины с нами нет. И больше никогда не будет.

Отец долго молчит, продолжая обнимать Лео. Она набирает полную грудь воздуха и медленно выдыхает.

— Знаю, Нина хотела бы, чтобы я была счастлива, — продолжает Лео, — и, когда происходят хорошие события, я действительно испытываю счастье, а потом вдруг накатывает вина. Да, Нина не хотела бы видеть меня грустной, но я почему-то не умею быть счастливой без нее.

— Ох, детка, — вздыхает отец. — Я тебя понимаю, так понимаю. Все это время, пока ты была здесь со Стефани, я представлял, что бы Нина сказала о сегодняшнем дне, о малыше, о том, как Стефани обустраивает детскую, — в общем, обо всем.

— Ты с ней разговариваешь?

— Постоянно. Каждый день. Бывает, что и каждый час.

— Я тоже, — шепчет Лео. — Правда, иногда это трудно, потому что она не отвечает. Я даже не знаю, слушает ли она. — Лео слегка приподнимается и проводит рукой по глазам. — Как думаешь, она нас слышит? Там, где сейчас находится?

Губы отца чуть-чуть растягиваются в улыбке.

— Солнышко, я не знаю, какие в тех местах правила, но уверен, что наша Нина прямо сейчас их нарушает.

Лео смеется: так и есть.

— И ее, наверное, за это наказывают, — говорит она, и тогда отец тоже смеется и она чувствует, как смех рокочет в его груди.

— Да уж, — соглашается он. — И еще я точно знаю: она не хотела бы, чтобы мы, все вместе и по отдельности, опускали руки. Нина всегда стремилась вперед, верно? Поступление в колледж, переезд — она всегда думала о будущем. И очень-очень любила тебя и хотела бы, чтобы ты тоже двигалась дальше.

— Мне трудно, — шепотом произносит Лео, — невероятно трудно быть одной. Да, я не одна, но…

— Но заменить ее не сможет никто? — догадывается отец, и Лео кивает. — Понимаю, о чем ты. — Они еще немного сидят молча, оставив посередине местечко для Нины. — Мы уже это обсуждали, — вполголоса произносит отец, — но мы с твоей мамой действительно считаем, что тебе пора с кем-то поговорить. Но не с нами или Истом. Это должен быть специалист.

— Я подумаю, — говорит Лео, и отец оставляет эту тему. — Люблю тебя, пап.

— И я тебя, детка. Мы справимся, обещаю. Как бы сложно ни было.

Она снова кивает и крепко обнимает его за шею, и на секундочку ей кажется, будто она слышит смех Нины — совсем рядом, за дверью, и где-то в недосягаемой дали.

20 марта. 216 дней после аварии

К понедельнику Лео и Мэдисон должны подготовить презентацию на испанском. Это устная презентация — диалог на одну из тем, предложенных учителем.

— Это будет полный провал, — стонет Мэдисон в пятницу, когда они встречаются, чтобы сделать задание.

— У нас все получится, — с фальшивым оптимизмом заявляет Лео и коротко встряхивает руку Мэдисон. — Я слышала, как ты говоришь на испанском; по-моему, отлично.

— Да, но стоять перед всеми… Я сразу превращаюсь в оленя в свете фар, Лео. В очаровательного маленького олешка, ослепленного очень ярким светом. В общем, с выступлениями на публике у меня плохо.

Лео придерживает дверь в «Старбакс», пропуская подругу вперед. Мэдисон предложила встретиться в ближайшей кофейне, той, что прямо напротив школы, но Лео помнит, как приходила туда в прошлый раз и как все были к ней добры. Нет, во второй раз она этого не вынесет. «Там всегда зажимают взбитые сливки», — сказала она и порадовалась, когда Мэдисон не стала задавать вопросов или упираться.

Тут много народу, у стойки выстроилась очередь, и Лео с Мэдисон приходится подождать. Большинство столиков заняты одиночками, и только в дальнем углу зала сидит компания из трех подростков: склонив друг к другу головы, две девушки и парень о чем-то болтают. В бокале у одной из девчонок торчит пожеванная соломинка, и ее друзья над этим подшучивают.

Лео отворачивается, гонит мысли о том, что Нина уже никогда над ней не пошутит, никогда не встанет ровно на пороге комнаты Лео и в ответ на истеричное требование убраться вон не засмеется: «А я к тебе и не заходила!» Лео, мечтавшую побыть наедине с собой, до чертиков бесило ухмыляющееся лицо сестры, а сейчас она отдала бы что угодно, лишь бы снова увидеть Нину в дверях своей комнаты.

— Лео, — Мэдисон легонько толкает ее в бок. Подошла их очередь, а Лео зазевалась.

— Ой, извини, — спохватывается она, делает шаг вперед, поднимает взгляд на бариста и оказывается лицом к лицу с Брайденом.

Он мгновенно узнает Лео: глаза у него округляются, и сейчас он скорее похож на маленького мальчика, чем на урода с той злосчастной рождественской вечеринки.

— Привет, — брякает она. — Мэдисон, давай сперва ты закажешь… Я пока не выбрала…

Уговаривать подругу не нужно.

— Чайный латте со льдом, — одним духом выпаливает Мэдисон. Она не отрывает взгляда от холодильника — никак не может решить, взять печенье или нет, и Лео про себя молится, чтобы Мэдисон не вспомнила Брайдена.

— Ни хрена себе! — Да, Лео иногда решительно не везет. — Ты же Брайден! — восклицает Мэдисон, и Брайден покрывается красными пятнами, как будто его неожиданно накрыл приступ аллергии.

— Угу, — выдавливает он. — Какой объем?

— Мм-м, гранде. — Мэдисон оборачивается к Лео. — Помнишь Брайдена?

Лео считает Мэдисон едва ли не самой милой девчонкой на свете, и в целом она против насилия, но в эту минуту мечтает треснуть подругу по башке лопатой, чтобы та наконец заткнулась.

— Привет, — повторяет Лео.

— Привет, — только теперь отвечает Брайден, но встрече он явно не рад, и Лео его понимает.

— Так что ты тут делаешь? — спрашивает Брайдена Мэдисон и, не дождавшись ответа, обращается к Лео: — Выбрала?

— Я только недавно… — бормочет Брайден.

— Я ничего не хочу, — перебивает Лео.

— Как это? — изумляется Мэдисон. — Да ладно тебе! Что за радость прийти поесть, если кроме тебя никто ничего не заказывает? — Она собирается сказать что-то еще, но тут компания из трех подростков освобождает столик. — Чур, я занимаю место! — восклицает Мэдисон, бросает на стойку двадцатидолларовую купюру и скачет к столику, точно белка, завидевшая орех.

Лео и Брайден неловко глядят друг на друга.

— Гм, — произносит она.

— Что сегодня закажешь? — механически и в то же время вымученно спрашивает он.

— Охлажденный латте. — Ей кажется, что напиток, который обычно заказывала Нина, называть нельзя (вдруг Брайден вспомнит), а вот мама всегда берет охлажденный латте — не может же он быть совсем невкусным?

— Объем? — Судя по тону, Брайден предпочел бы сейчас сидеть на приеме у дантиста.

Лео прикрывает ладонью глаза.

— Да без разницы. Все равно, правда. — Брайден набирает на кассе заказ, берет протянутую Лео двадцатку. — Слушай, — наконец решается она, — мы можем поговорить или?..

Он вздыхает, горбит плечи и из маленького мальчика превращается в изможденного старика.

— У меня через десять минут перерыв, — сообщает он. — Обычно я выхожу на задний двор покурить.

— Отлично, — оживляется Лео, хотя курильщиков терпеть не может. — Так я…

Брайден кивает, но без энтузиазма. Лео аккуратно отделяет одну из купюр, выданных на сдачу, и кладет ее в банку для чаевых. Со стороны выглядит как проявление щедрости, но она-то знает: это не щедрость, а покаяние.

— Как думаешь, зачем он сюда устроился? — шипящим шепотом интересуется Мэдисон, как только Лео бросает на столик рюкзак и садится.

— Зачем сюда все устраиваются? — Лео пожимает плечами. — Либо он любит деньги, либо в них нуждается.