Т. Корагессан Бойл - Восток есть Восток Страница 60

Он растянулся на пологом стволе и лежал, тяжело дыша, не в силах даже согнать мошкару с лица, а вокруг высились замшелые бородатые деревья и застили утренний свет, так что казалось, будто настала ночь. Болото! Он опять угодил в болото! Да еще такое огромное, что в него уйдут без остатка и домик Рут, и вилла Эмбли Вустер, и большой дом, и все лужи и лужицы, какими изобилует остров Тьюпело. Вот дрянь, думал Хиро, со свистом втягивая воздух. Бакаяро. Сволочь. Он чувствовал себя как скалолаз, который с мучительным трудом, дюйм за дюймом, взобрался по отвесной каменной стене, и оказалось, что за ней возвышается другая, еще выше этой. Что с ним случилось? Как он сюда попал? Догго, бабушка, Тиба и Угорь — теперь это были лишь полузабытые лица. А вот Рут он видел перед собой отчетливо, с фотографической резкостью, видел во всех перевоплощениях: стройной белоногой секретаршей, женщиной, полной соблазна, любовницей, покровительницей, тюремщицей. Она давала Хиpo еду и постель, и губы свои, и ноги, и собиралась переправить его на большую землю — не сюда, где все гниет и воняет, где природа обезумела, а на большую землю с городами, улицами и магазинами, где чистокровные и полукровки ходят рука об руку.

И тут его, вырвавшегося на свободу из багажника и снова очутившегося в болоте, настигла мысль, от которой он похолодел. Уже двое суток, с того момента, как они, льдистоглазые, со своими ружьями и собаками, выследили его, и когда он потом сбежал из их темницы; и все часы тупого распирания, что он провел, похороненный в «мерседесе», — все это время в голове у него вертелся один немыслимый вопрос «Кто меня предал?» И в развитие первого — не менее болезненный вопрос-уточнение: «Кто знал, что я прячусь в лесном домике?» Теперь пришел ответ, один на оба вопроса, четкий, звучный и односложный: Рут.

Когда работаешь веслом, опускаешь лопасть вертикально в воду, одним быстрым движением кисти поворачиваешь, выдергиваешь, а вторая лопасть уходит под воду — во всем этом есть ритм и координация и возможность совершенства, и это очень приятно. Приятно и ловко. Экономично. Гребля и сохраняет, и наращивает силы — не в пример этим идиотам на моторках, принимающим участие в организованных походах. Такая нагрузочка на плечи и трицепсы. А тихо как! Воображаешь себя индейцем семинолом или криком, подкрадывающимся к аллигатору, или ибису, или даже к кому-нибудь из бледнолицых, которые вытеснили твое племя в болота во времена Кривоногого Билли.

Джеф Джефкоут плыл по водам своей мечты. Еще мальчишкой в Патнем-Вэлли, штат Нью-Йорк, он грезил о том, как совершит путешествие через самое большое болото Америки, столкнется с опасностями, откроет для себя чудеса, увидит аллигатора, мокнущего на мелководье, и птицу змеешейку на гнезде, и змею щитомордника, свернувшуюся на ветке смертельно ядовитым запретным знаком. И вот он здесь — ему тридцать восемь лет, он недавно переехал в Атланту работать в лаборатории по расцвечиванию старых фильмов на студии Ти-би-эс, жена его Джули сидит в середине лодки на подушке, а сын Джеф-младший на носу работает вторым веслом. Мечта сбылась. Они плывут, и за каждым поворотом открывается что-то новое и поразительное. Жарко, конечно, это приходится признать, и комарье свирепствует, несмотря на репеллент, который щиплет глаза, разъедает углы рта и капает с носа вместе с обильным потом. Но что все эти мелкие неприятности в сравнении с возможностью своими глазами увидеть в природных условиях охотящегося аллигатора в полтораста фунтов весом, с толстым брюхом, круглым, что твой коктейльный столик, или легендарную черную пуму, или редчайшую из редкостей — белоклювого дятла?

— Пап, — вдруг сдавленным шепотом разведчика окликнул его Джефи-маленький; сразу насторожилась Джули, и сам Джеф принялся всматриваться в заросли тростника впереди по курсу. — Пап, направление — одиннадцать часов, расстояние — тридцать ярдов примерно.

— Что там? — заволновалась Джули, хватаясь за бинокль. На ней была сетка от комаров, шорты с фруктовым рисунком и пробковый колониальный шлем, шуточный подарок Джефа. Она воодушевилась не меньше его.

А у Джефа душа взыграла. Вот это жизнь! С настоящими приключениями, какие на каждом шагу, каждый миг поджидают путешественников-первооткрывателей!

— Джефи, что ты видишь?

— Какой-то…

— Тесс! Тише. Спугнешь. Еле слышным шепотом:

— Кто-то большой. Гляди, вон там, где кусты кончаются.

— Где-где? — Джули прижала к глазам бинокль. — Я ничего не вижу.

Джеф чуть-чуть придержал в воде весло; байдарка скользила вперед уже по инерции. Не иначе как аллигатор, они тут кишмя кишат. Джефкоуты только вчера вышли в плаванье, и прошел целый час, пока они увидели первого аллигатора — так, недомерок, фута в два, если не меньше, — но все-таки это было потрясающе! Они с полчаса просидели, затаившись, в лодке, не сводили с него глаз, а он лежал в воде, как неживой, как упавший древесный ствол, как растущие вокруг кипарисы. На него одного у Джефа ушло почти две пленки, а чего было снимать? Все одно и то же: аллигатор в тине. Увлекся. Позже, когда аллигаторы стали попадаться на каждом шагу — что твои пудели в городском парке, Джефкоуты уже так на них насмотрелись, что Джеф-младший даже сделал одну порядочную глупость. Здоровенный аллигатор, футов в десять, а то и все двенадцать, подплыл к байдарке, когда они сидели и ели сандвичи с авокадо и куриной грудкой, приготовленные Джули накануне, и юный Джеф со скуки ли, из равнодушия, или это просто была мальчишеская шалость, но он принялся бросать в воду куски хлеба и салатные листья, а гигантское земноводное их подхватывало. И это бы ничего. Но фамильярность приводит к неуважению, как говорил когда-то отец Джефа. Джефи вдруг возьми да и запусти в чудовище яблоком. Со всей силы. А он неплохо бросал мячи на бейсбольном поле, этого у него не отнимешь — краса и гордость своей команды в Малышовой Лиге. Яблоко угодило аллигатору точно между глаз — и что тут началось! Чудище выпрыгнуло из воды и плюхнулось обратно, подняв тучу брызг, как плохой прыгун с вышки, а затем исчезло, так сильно раскачав байдарку, что вода захлестнула через борт и промочила кофр с фотоаппаратом, корзинку с едой и рюкзак Джефи. Опасная была минута, и Джеф-младший до того расстроился — глаза вытаращил, плечи вздрагивают, — что папа Джеф даже отложил нотацию на вечер, когда станут лагерем.

Но теперь они шли на сближение, хотя кто это там, было неясно —кто-то плескался впереди в камышах. Джефи вдруг закричал:

— Медведь! Большой и вроде коричневый!

Медведь! У Джефа захолонуло сердце медведь может наброситься, перевернуть байдарку, а их отдать на пожрание змеям, аллигаторам и кальмаровым черепахам, Джеф отчаянно затабанил, не отрывая глаз от зеленеющих впереди зарослей — вон, вон мелькнуло коричневое, камыши ходуном ходят, всплеск, еще всплеск!..

Но оказалось в конце концов, что это не медведь — то-то смеху потом было, а всего лишь пара выдр. Выдры, надо же!

— О Господи! — переводя дух, вся бледная, произнесла Джули. — Ну и напугал же ты меня, Джефи, прямо чуть не до смерти.

И уронила бинокль себе на колени. Выдры поднырнули под байдарку, всплыли с другой стороны и выставили головы, глядя на них с любопытством.

Щенята, вот на кого они смахивают, подумал Джеф. Гладкие, игривые щенята. Они сразу же приняли лодку в игру, резвились, вертелись вокруг, Джефкоуты наблюдали их целых полчаса, покуда Джеф не опомнился и посмотрел на часы. Пришлось двигаться дальше.

У них было строгое расписание, и требовалось его неукоснительно придерживаться. Джеф записался в этот лодочный поход заранее, за целый год, как только получил от Тернера подтверждение и объявил о продаже дома. В болото с ночевкой допускалось одновременно не больше шести лодок, и желающих на эти шесть мест было множество. Каждая группа получала определенный, точно расписанный маршрут, и к шести часам полагалось становиться лагерем на специальной платформе для ночлега, охрана закрывала доступ на территорию заповедника, а все рыболовы, наблюдатели за птицами и другие дневные посетители должны были вернуться на базу. В брошюрах, отпечатанных администрацией заповедника, разъяснялось, что это правило — после шести вечера все весла из воды вон, все ночующие на платформы — имеет целью благо самих же туристов. Здесь ведь много всяких опасностей: и аллигаторы, и гремучие змеи, и щитомордники, и коралловые змейки — как подумаешь, дух захватывает, но, будучи человеком рассудительным и пунктуальным, Джеф не любил сюрпризов и всегда очень точно исполнял законы, даже на шоссе упрямо трюхал со скоростью пятьдесят пять миль, а многосильные седаны и спортивные японские марки проносились мимо, будто он просто стоит на месте посреди проезжей части.

Администрация заповедника предоставляла им по восемь часов на то, чтобы добраться от платформы до платформы, так что времени было вдоволь и на то, чтобы насмотреться, и чтобы побездельничать в свое удовольствие; но с этими выдрами они слишком промедлили, и близился заветный срок. Джеф подналег на весло.