Эдгар Вулгаков - Течение времени Страница 60

– Папуль, кафедра физкультуры давит: требует, чтобы я сдавала нормы на кандидата в мастера спорта. Откуда взять время? Я объясняла, что занимаюсь на двух факультетах, у меня время расписано по часам. Они мне говорят, что занятия на двух факультетах придумала сама, для себя, а кандидат в мастера – не только для самой себя, но и для alma mater – родного университета, для его спортивной славы. Па, что делать?

– Танюша, этот преподаватель с кафедры физкультуры видит, что ты подходящий «материал». Его задача – воспитать как можно больше спортсменов высокого класса, по которым судят о его квалификации. У нас с тобой другая задача – физкультура и спорт не самоцель, они необходимы для укрепления здоровья, а не для установления рекордов. Пусть рекорды устанавливают те, кто не рвется в науку. Славу alma mater принесут ее воспитанники достижениями в науке, а не сиюминутными в спорте. Стой твердо на своем решении, борись за свой выбор пути. Да осилит дорогу идущий. Договорились?!

– Да!

Они шли по полутемному Кривому. Впереди бежала Зита, то и дело оглядываясь на них. Как настойчиво они пристали к девочке ради своих каких-то корпоративных интересов. И долго не отстанут, и будут давить через комсомол и деканат, который будет вертеться подобно Янусу.

Придя домой, решили, что с завтрашнего дня встречать Танюшу будут вместе с Алешей.

«Итак, моим разговорам с Танюшей “за жизнь” пришел конец, – с грустью подумал Алексей Петрович. – Закончился еще один этап моего влияния на дочь, мое детище. А впереди у нас сложное лечение сына, переезд на новую квартиру».

Вскоре Ларины получили смотровой ордер на квартиру в четырнадцатиэтажном доме на Прудах, который строил «Спецстрой» при ЦК, в центре, в тихом зеленом районе. В квартире на восьмом этаже их все устраивало: большую комнату с балконом с видом на Пруды решили сделать столовой, комнату рядом со столовой отдать Танюше, а соседнюю – тете Груше. Окна спальни и кабинета выходили во двор.

– Все, по-моему, не так уж и плохо! Уверен, с Леночкой в одном кабинете мы не поссоримся, – рассуждал Алексей Петрович. Танюша получает комнату с видом на Женевское озеро, здесь, наконец, есть большая ванная комната и кухня. Общая площадь чуть поменьше, чем в Кривом, но надо, в конце концов, и нам жить в современном доме. Я ожидал худшего, а получилось даже весьма неплохо, а? И отделка квартиры хорошая, даже обои приличные. Алеша-младший пока будет занимать кабинет, а если потребуется маме или мне работать дома, устроимся в столовой. Правда, Светлане, когда будет приезжать, придется спать в столовой, но это ничего.

Все согласились.

– Но почему мы попали в цековский дом? – недоумевал Алексей Петрович.

– Обычно в таких домах дают несколько квартир научным работникам, артистам, писателям. Нам повезло.

– Повезет ли с соседями?

– Алешенька, а ты хотя бы с одним соседом в Кривом общался? Нет, говоришь? Так и здесь будет: мой дом – моя крепость. Хотя это и очень плохо – не по-людски. Соседей надо знать, соседская взаимопомощь объединяет людей и в радости, и в беде.

– Почему мы не знакомы с соседями? Наверно, потому, что все основное время у нас связано с работой и даже дома «…и вечный бой, покой нам только снится». Так уж устроены.

Два дня переезжали, три дня расставляли мебель и, в первом приближении, квартира приобрела жилой вид. А на ее благоустройство уйдет вся жизнь, примерно так говорят англичане.

Перед самым переездом на Пруды Алеша-младший уже находился в хирургическом отделении клиники. Все устроилось как нельзя лучше. В первый же день его отвезли на рентген, сделали анализы, одним словом, начали подготовку к предстоящему консилиуму. Оказалось, лечащий врач Андрей Генрихович, с холеной бородкой, всегда в белой накрахмаленной сорочке с галстуком, знал французский, чему Алеша очень обрадовался.

– Будем дружить, Алеша, и вместе бороться с недугом. Только при вашей активной помощи мне и другим врачам мы победим.

– Я знаю, меня об этом предупреждали.

В палату зашла Леночка и сообщила, что консилиум состоится в конце недели, значит, до операции еще есть время.

– Дорогой мой, как тебе понравился твой лечащий доктор?

– Очень понравился, тетя Леночка. Он, оказывается, ваш ученик, говорит по-французски и изучает английский. Мы договорились, что в свободное время я ему помогу с языком.

– Хорошо, это отвлечет тебя, а в выходные ты успеешь побывать в нашей новой квартире.

– О, какая радость! Я окружен вниманием, я среди близких, даже в больнице. Но на два дня домой – это ни с чем не сравнимая радость! После операции или во время операции я буду думать об этих днях, спасибо.

– Мой восторженный мальчик, дай я тебя поцелую. Уверена, все операции пройдут хорошо, организм молодой, воля к жизни у тебя большая. Наступит время, начнешь учиться ходить – сначала на костылях, потом с палочкой, потом – без. Будешь гулять по парку клиники, потом по бульварам, а потом и по окрестностям дачи, если ее стройку закончат. Затем тебе придется снова лечь к нам на обследование на несколько дней или на пару недель, а уж потом поедешь прогуливаться по Елисейским полям. Вот так, милый, такую программу предстоит выполнить нам с тобой.

– Тетя Леночка, не уходите, задержитесь еще на минуточку. Вы такая внимательная, вы такая добрая, сердечная, близкая! Вы как моя мама! Мама скучает без меня, но не может приехать, так жалко. Она живет такой напряженной жизнью: лекции, статьи, книги, деловые встречи. Теперь поставили телефон в палате. Мы с ней подолгу разговариваем, и она спокойна за меня, поскольку вы рядом. Но все равно, конечно, волнуется. Она все еще считает меня мальчишкой, мальчуганом, и сам я не считаю себя вполне взрослым. Тетя Леночка, можно я буду называть вас мамой Леночкой? Вы мне очень близки.

– Можно, мой мальчик, конечно можно! Вот я уже и плачу, а я на работе. Дай я приведу себя в порядок, меня ждут. Я к тебе еще зайду, adieu, mon sher!

Как всем осточертели эти бессмысленные партийные собрания с заранее подготовленными выступающими и иногда даже накануне написанным протоколом! Собрание – одна из ипостасей советской жизни, а социалистические соревнования и соцобязательства – вранье по своей сущности, порожденное стремлением хоть как-то исправить неправильно организованный трудовой процесс. Тем не менее соцобязательства принимались на собрании по работам, которые вот-вот должны быть выполнены и сплошь да рядом находились на завершающей стадии оформления. Ларин, так же как и очень многие, понимал, что советский образ жизни породил особую породу людей, по Ильфу и Петрову, «чрезвычайно озабоченных общественной работой», живущих в мираже их же деятельности, почему-то называемой общественной и идущей во вред общественно-полезному труду. Персонажи «Золотого теленка» перекочевали в различные парткомы, месткомы, общественные и государственные учреждения, и Алексею Петровичу и его товарищам на собраниях приходилось слушать их пустую болтовню. Сначала выступления с анализом, как сказано в повестке дня, «хода социалистического соревнования», затем прения и, наконец, зачтение протокола «о досрочном выполнении институтских работ». Как правило, на собрании каждый занят своим делом, доклад присутствующим неинтересен, его не слушают. Особенно везет тем, кто устраивается за шкафом возле столба в дальнем конце большой комнаты. Там кто вяжет, кто читает, кто откровенно дремлет. Все понимают формальность, никчемность собраний, обязательно проводимых раз в месяц «для галочки», для отчетности. Идет бесконечное жонглирование цифрами, как и в первые годы пятилеток, о которых исполнители работы знают далеко не все, но о многом догадываются. И руководители, и исполнители подобно марионеткам играют давно выученную роль серьезных людей, чертыхаясь про себя среди друзей или на кухне, что дальше так жить невозможно – тошно, мерзко, гадко. Никому не нужны эти собрания, вся эта отживающая советско-партийная система: ни уму, ни сердцу – противно.

На одно из партийных собраний в отделении приехал первый секретарь райкома Николай Николаевич Разуваев. Все встрепенулись – сонливости как не бывало, даже из-за шкафа народ вылез. Тема собрания – «Идеологическая работа парторганизации». Сначала Петров, секретарь партбюро, доложил о работе кружков политпросвещения, потом слово попросил товарищ Разуваев.

– Идеологическая работа партийной организации не только в изучении первоисточников марксистско-ленинской науки, но, и это главное, в умении применять ее на практике. Как в нашей повседневной жизни, в ее трудностях, мы увидим наше завтра и как это «завтра» мы строим сегодня. Вот давайте мы поговорим об этой стороне идеологической работы. Товарищ Петров затронул в своем выступлении проблему наиважнейшую, разговор об этом мы продолжим на следующем собрании. А сегодня я хотел бы поговорить вот о чем.