Зои Хеллер - Правдолюбцы Страница 60

— Что такого реакционного ты видишь в иудаизме? — возразила Роза. — Заботу о бедных и больных? Верность супружеским обетам? Стремление жить честно и достойно?

— Не болтай ерунды, Роза. Если ты жаждешь честной и достойной жизни, могла бы остаться социалисткой.

— Правда? И куда завел меня социализм? Куда социалистические ценности завели в итоге папу?

— Твой отец сделал куда больше ради перемен к лучшему в жизни людей, чем тебе когда-либо удастся сделать.

— Включая вранье жене и детям на протяжении последних шести лет.

— Что у тебя в голове? — рассмеялась Одри. — По-твоему, он спутался с той женщиной из-за своих политических убеждений?

— Во всяком случае, убеждения его не остановили.

Одри отбросила журнал в сторону:

— Не будь ребенком, Роза! Нет такого средства, которое удержало бы мужской член в штанах. Думаешь, иудеи не погуливают от своих жен? Любопытно, когда ты обнаружишь, что твой раввин ублажает миссис Оторву, ты что, почувствуешь себя «преданной» Богом?

— Обязательно надо говорить такие вещи? — с отвращением спросила Роза.

— Ладно, сменим тему. Скажи-ка, еврейская религия удержала еврейских солдат от стрельбы по палестинским детям? (Роза молчала.) Или ты хочешь сказать, что они не стреляли по детям?

— У меня были проблемы с Израилем, — ответила Роза. — Но я много читала по этому вопросу, беседовала с информированными людьми и поняла, что антисионистские аргументы в основном базируются на антисемитизме.

— Так ты теперь на стороне Израиля? — опешила Одри.

— Я считаю, что Израиль имеет право на существование. А также право защищаться от врагов. И если это сионизм…

— У меня нет слов, Роза. Правда нет. — Одри закрыла лицо руками. Так прошло несколько секунд. Затем она подняла голову: — Ты собираешься нырнуть в этот омут с головой? Следовать всем правилам?

— Да… в общем, хочу попробовать. Знаю, некоторые законы выглядят странно, — особенно если смотреть на них вне контекста. Мне не всегда легко их принять, и приходится бороться с сомнениями…

— Ага, — перебила Одри, — возможно, это все-таки не для тебя. Возможно, иудаизм тебе не подходит, несмотря на то что твои новые друзья от него без ума.

— Но, мама, если это истина, то почему же она мне не подходит? Если бы тебе открылась правда о чем-то, но эта правда оказалась бы совсем не той, какую ты хотела или на какую надеялась, разве ты не приняла бы ее?

— Не могу ответить на этот вопрос. Мне правда никогда не являлась подобным образом… А вот и они.

К ним возвращалась Джин с девочками. Каждая девочка разжилась банкой колы и футболкой с надписью «АГИТАТОР, АГИТИРУЯ, АГИТИРУЙ!».

Роза торопливо повернулась к матери:

— А если бы так случилось? Если бы ты узнала истину таким образом?

Одри продолжала смотреть на приближавшуюся компанию.

— Глупая женщина, — пробормотала она, — ну зачем она купила им всем футболки!

— Мама! — Розу трясло от нетерпения. Бывало, в детстве, когда она отчаянно пыталась добиться внимания матери, постоянно куда-то ускользавшего, она клала ладонь на щеку Одри и поворачивала ее голову к себе. — Мама! Ты меня слушаешь?

— Ты спрашиваешь, — Одри с улыбкой взглянула на дочь, — как бы я поступила, откройся мне истина, которой я не искала?

— Да.

— Я бы ее отвергла.

Глава 5

«В шесть, когда Карла проснулась, Майк уже встал; на цыпочках он шнырял по комнате…»

В шесть, когда Карла проснулась, Майк уже встал; на цыпочках он шнырял по комнате в одних трусах. Сегодня был день выборов в штате и городе, и через час им предстояло отправиться в профсоюзные отделения, откуда они будут обзванивать своих сторонников, напоминая о голосовании и, в случае необходимости, организуя доставку избирателей на участки. Майк был заметно напряжен: он немилосердно драл волосы воинской расческой, постоянно набивал что-то в электронный органайзер, открывал и закрывал шкаф, проверяя, приготовил ли с вечера брюки-хаки со стрелкой. Карла лежала с закрытыми глазами, выжидая, пока Майк закончит скрипеть и шуршать, будто какое-то насекомое. Наконец она услыхала, как захлопнулась дверь в ванную, тоненько взвыли краны и с шипением, по причине недостаточного давления в трубах, полилась вода. Стараясь не шуметь, Карла вылезла из кровати и подкралась к окну. Небо над городом, словно тронутым сепией, сияло холодной голубизной. Метеорологической катастрофы — метели или тайфуна, о которых она мечтала, лишь бы не помогать губернатору одерживать предсказуемую победу, — увы, не наблюдалось. Вздохнув, Карла решила снова залечь в постель, но тут зазвонил телефон.

— Это я, — раздался голос ее матери. — Я в больнице. Они хотят, чтобы и ты, и Роза, и Ленни приехали сюда. Кажется, они думают, что отец умирает.

Джоел уже десять дней болел пневмонией. Обычным антибиотикам не удалось побороть инфекцию, и дальнейшие анализы показали, что Джоел страдает от некоего устойчивого к лекарствам супервируса. Ему начали вкалывать огромные дозы дорогого «суперантибиотика», но инфекция не поддавалась, и дежурный врач в интенсивной терапии утром проинформировал Одри, что, по его мнению, Джоел не протянет до вечера.

Майк принимал душ, когда Карла вошла в ванную:

— Мама звонила. Врачи говорят, что папа при смерти. Велели нам всем прийти.

— О черт. — Майк выглянул из-за душевой занавески. — Они уверены?

— Не знаю. Я передаю то, что услышала от мамы.

— И как же нам быть?

Карла вдруг устыдилась, словно это она накликала беду на отца ради собственной выгоды.

— Я поеду в больницу. Иначе нельзя, Майк.

— Конечно, конечно.

Карла видела, что муж внутренне мечется, не зная, как поступить. Он столько сил положил на избирательную кампанию, и теперь ему не хотелось выйти из игры в самый острый, кульминационный момент.

— Тебе не обязательно ехать прямо сейчас, — пожалела его Карла. — Никто не обидится, если ты появишься позже, после закрытия участков.

— Да-а… а вдруг я опоздаю?

Карла насупилась. Желание Майка непременно присутствовать при предсмертных судорогах его знаменитого тестя отдавало жаждой кровавых зрелищ. Словно у него пропадали билеты в первом ряду на баскетбольный матч.

— Не беспокойся, — ровным тоном ответила она, — все будет нормально. Отправляйся на выборы.

— Точно?

— Точно.

В больнице Карла застала Розу. Одри позвонила Ленни в Пенсильванию, и он должен был приехать дневным поездом. Все утро мать с дочерьми, в масках и ломких синтетических фартуках, выданных персоналом, по очереди сидели у постели Джоела в палате интенсивной терапии. Медсестры, с которыми работала Карла, всегда говорили, опираясь на авторитет учителей, что длительная болезнь — шутка в определенном смысле полезная, поскольку подготавливает родственников к финальному потрясению — смерти дорогих им людей. Медленное угасание предпочтительнее грома средь ясного неба, ведь оно дает близким возможность «смириться с утратой», и к моменту кончины пациента существенная часть процесса оплакивания оказывается уже завершенной. Прежде Карла со спокойной душой оперировала этой вековой мудростью в общении с родственниками, но теперь она вдруг поняла, какую же чушь городила все эти годы. Если продолжительность болезни Джоела как-то и повлияла на ее семью, то лишь внушив им странную беззаботность. Джоел так долго выходил победителем из осложнений и кризисов, столько раз возвращался с края могилы, что смерть начала казаться довольно некомпетентным противником — придурковатым разбойником из детского спектакля, которого врачи время от времени выволакивают на сцену, чтобы попугать зрителей, а потом, посрамленного, оттаскивают обратно за кулисы.

Время текло медленно, но день пролетел быстро. К трем часам объявился Ленни, рыдая и нуждаясь в деньгах — ему нечем было заплатить за такси. Затем из Бруклина привезли Ханну, ее доставила домработница. Одри отговаривала свекровь от этого визита, стращая инфекцией, которую хрупкая старушка может подхватить от Джоела, но Ханна осталась непреклонной. Когда она прибыла, у Джоела сидел Ленни. Она бесцеремонно выперла его из палаты и целый час провела наедине с сыном.

В конце концов Одри отправила Карлу посмотреть, не заснула ли там ее бабушка. Но Ханна не спала — сидя без маски и фартука, она пела Джоелу «Изюм да миндаль», старинную еврейскую колыбельную.

Личиком с тобою схож,Мальчик славный бел, пригож.На базаре, мал да удал,Продает изюм да миндаль.Светел день его и ум,Эх, да, миндаль и изюм!Ты таким же станешь, знай.Спи ж покуда, засыпай.

— Нана, — шепнула Карла.