Рейчел Джойс - Операция «Перфект» Страница 61

– Так, может, ты по-прежнему не прочь выпить пивка? – немного невпопад спрашивает Айлин, и он, столь же неуклюжим образом, дает ей понять, что очень даже не прочь.

Они идут в паб, и следом за ними шлейфом тянутся два жутких запаха, духов и дезодоранта, столь же пагубные, как празднование Рождества в обществе давно ненавидимых родственников.

Конечно, не считая того, что у Джима никакой родни нет вообще.

Тем для разговоров у них очень много. Они говорят о любви Джима к растениям, о садоводстве, о том новом, что произошло в кафе, где работает Джим, и он описывает Айлин тот тренинг с объятиями. Айлин хохочет во весь голос, и он, слыша ее искренний смех, тоже видит смешную сторону этой истории и больше не испытывает страха. Он думает о том, как сильно ему хотелось бы иметь все это в своей жизни – ее смех, ее восприятие мира, которое так отличается от его собственного. Может, именно это, думает он, люди ищут в своих друзьях и партнерах? Ту часть человеческого «я», которой недостает им самим? Потом Айлин рассказывает ему о своей жизни, о том, что снова ищет работу, а пока неполный день работает в магазине благотворительного общества на Хай-стрит. Она снова пытается расспросить его о жизни в «Бесли Хилл», но, почувствовав, что ответить он толком не в состоянии, перестает задавать такие вопросы. У Джима есть целый список интересных тем, которые вполне можно обсудить, если беседа вдруг начнет увядать, но он вдруг понимает, что этим списком очень трудно воспользоваться, если человек, которого ты хочешь заинтересовать, сидит прямо напротив тебя. Надо было предусмотреть это заранее, упрекает он себя. А интересно, думает он, это у нас свидание или просто дружеская встреча?

– Итак, – говорит Айлин. И вопросительно барабанит пальцами по столу.

Джим поспешно говорит:

– Пожалуйста, если можешь, опиши мне свой дом. – И прибавляет: – У тебя есть собака? – Потом, помолчав, спрашивает: – А какое твое любимое блюдо? – И еще: – А кем тебе хотелось бы стать?

Такое ощущение, словно на этот раз им командуют его собственные уста, заставляя его говорить без конца, невзирая ни на что, заботясь лишь о том, чтобы не прекратился этот, столь важный для него, разговор.

Когда после их дружеской встречи, которую вполне можно было бы считать и свиданием, Джим возвращается в свой домик на колесах и открывает дверь, он вдруг понимает, что они зря потратили целый вечер, болтая о каких-то несущественных вещах. Он вспоминает, как Айлин сказала, что любит мороз, а снег не любит. Мороз, сказала она, как бы выделяет каждую вещь из общей массы, а снег все смешивает, все приглушает. И потом, прибавила она, в мороз автобусы никогда не задерживаются.

Отныне Джиму всегда будет нравиться мороз.

Это, конечно, мелочь – то, что Айлин предпочитает мороз снегопаду, но ведь большое, как догадывается Джим, складывается именно из мелочей. И потом, великие вещи в реальной жизни никогда великими не кажутся. Они просто происходят, причем в самые обыкновенные, самые тихие моменты – неожиданный телефонный звонок, долгожданное письмо случаются, когда мы об этом даже не думаем, такие вещи не имеют разгадки и не предупреждают о своем появлении – именно поэтому они порой и сбивают нас с ног. Иногда может потребоваться целая жизнь, много-много лет, чтобы понять и принять несовместимость вещей – то, что малое может находиться рядом с большим, и оба они при этом являются частями одного целого.

Через несколько часов после свидания с Айлин, когда Джим уже заклеивает дверь кемпера по периметру клейкой лентой, у него перед глазами всплывает еще одно воспоминание. Они сидели в машине, и Джим уже собрался вылезать, когда Айлин вдруг сказала: «Ты меня чуть раньше кое о чем спрашивал. Насчет того, кто я такая. А я не ответила. В общем… если тебе все еще интересно, дело обстоит так…» И рассказала ему о своей квартире на окраине города и о том, что собаки у нее нет, хотя ей очень хотелось бы ее завести. Потом немного рассказала о своих родителях. Они поженились в семидесятые годы, когда ее отец служил в армии, а мать была девушкой весьма светской. Однако их брак развалился, когда Айлин исполнилось тринадцать. В последние годы она много путешествует и далеко не всегда по каким-то приятным местам – просто вдруг почувствовала, что ей стало трудно жить на одном месте. Закончив рассказ, она умолкла, а потом вдруг посмотрела на него, и он с удивлением заметил у нее на глазах слезы. Впрочем, возможно, ему это просто показалось. «Я в своей жизни столько всяких дел понаделала, – вдруг снова заговорила Айлин. – Ты просто представить себе не можешь, сколько я дерьма нахлебалась. Но кем бы другие меня ни считали – сама я, во всяком случае, хотела бы считаться человеком приличным. Это, собственно, единственное, что имеет для меня значение».

Джим растягивает полоску клейкой ленты над верхним краем двери и отрезает ее ножницами, чтобы было точно по размеру. Затем точно так же заклеивает дверь с боков. На этот раз он очень быстро со всем управляется и к тому времени, как городские часы бьют одиннадцать, уже лежит на своей раскладной кровати.

Глава 13

Охота за гусиным яйцом и потеря времени

Со своей идеей насчет концерта Джеймс оказался прав. Стоило Байрону заговорить об этом, как у Беверли загорелись глаза.

– Устроить маленький буфе-ет? – пропела она. – И выступить перед всеми этими женщинами?

– Я что-то не совсем понимаю тебя, Байрон. Какой концерт ты имеешь в виду? – устало спросила Дайана.

Байрон снова повторил все слово в слово, излагая идею Джеймса, что нужно пригласить всех матерей к ним в Кренхем-хаус, изготовить билеты и программки для сбора денег в пользу Джини и устроить маленький буфет с закусками и напитками. Он показал, как они с Джеймсом закрепят французское окно, ведущее на террасу, повесят там занавес, а на террасе полукругом расставят стулья для зрителей. Стулья можно принести из столовой и из кухни. Он чувствовал, что все это время Беверли просто глаз с него не сводит. Она то и дело кивала и бормотала «угу-ммм», словно подхватывая конец каждого сказанного им предложения. Мать слушала Байрона молча. И лишь когда он закончил, покачала головой. Но тут вскочила Беверли и, задыхаясь от волнения, выпалила:

– Ой, я же, наверное, не смогу… или смогу? Как думаешь, Ди, я смогу?

И у выбора у Дайаны не осталось: ей пришлось убеждать Беверли, что она, конечно же, сможет.

– Мне, правда, понадобится какой-нибудь костюм и еще кое-какие ноты надо купить, но, по-моему, Байрон прав. И Джини это очень поможет.

– Чем же ей это поможет? – прошептала Дайана. – Не понимаю. У нее ведь нога болит. – Но Беверли уже подхватила свою сумочку, стульчик на колесиках и одеяло, брошенное в холле. Она сказала, что теперь ей надо поскорее добраться до дома и немедленно начать упражняться.

В тот уик-энд Сеймур вообще не приехал. Ему нужно было закончить какую-то работу до того, как он поедет охотиться в Шотландию. Разговаривая с ним по телефону, Дайана пожаловалась, что скучает, и пообещала выстирать и подготовить к отпуску всю его загородную одежду. Но при этом она как бы все время теряла нить разговора, словно думала совсем о другом.

В воскресенье, проснувшись довольно рано, Байрон, как всегда, отправился к матери в спальню, но ее там не оказалось. Он заглянул на кухню, в ванную, в комнату Люси и в гостиную, но матери не было нигде. Впрочем, он быстро догадался, где ее следует искать.

Она действительно сидела на берегу пруда, поджав ноги и едва видимая в густой траве, обеими руками она крепко сжимала свой обычный стакан с питьем. Вода в пруду казалась очень темной и какой-то застывшей, в ней плавали мягкие зеленые пятнышки ряски. Несмотря на середину августа и затянувшуюся жару, живые изгороди все еще пенились белыми и розовыми цветами шиповника, лепестки которого были похожи на маленькие розовые сердечки. Байрон приближался к матери осторожно, стараясь не напугать. Подошел и молча опустился на корточки рядом.

Она на него даже не взглянула, хотя, похоже, поняла, что он тут, потому что тихонько пояснила:

– Жду, когда гусыня яйцо отложит. В таком деле главное – терпение.

Над пустошью начинали собираться тучи, похожие на гранитные скалы и грозившие сильным дождем.

– Может, лучше пойти домой и позавтракать? – предложил Байрон. – Да и Беверли, наверно, скоро придет.

Но Дайана словно не слышала. Она не сводила глаз с пруда. Лишь через некоторое время она сказала:

– Вряд ли она сегодня придет. Ей упражняться нужно. А гусыня, похоже, очень скоро со своими делами разделается. Она с самого рассвета на гнезде сидит. Понимаешь, если это яйцо не заберу я, так его заберут вороны.

И рукой с зажатым в ней стаканом Дайана указала на ограду. Она была права: вороны сидели по всей ограде, окружавшей пруд со всех сторон, на фоне серой пустоши они казались очень гладкими и черными, как бархат.