Пол Инграссия - Падение титанов. Сага о ««Форде», «Крайслере», «Дженерал моторс» и упущенных возможностях Страница 61

В 7.30 утра 11 декабря помощник Коркера дозвонился на сотовый Фрица Хендерсона, директора по производству «Дженерал моторс». Коркер, выбранный для этой цели представителем республиканцев, взял у помощника трубку и изложил Хендерсону новый план из трех пунктов:

1. В обмен на 14 миллиардов Джи-эм и «Крайслер» должны будут сократить свою задолженность на две трети, убедив держателей своих облигаций обменять их на акции.

2. СРА должен будет принять половину выплат в ДАСБ от Джи-эм и «Крайслера» не наличными, а акциями.

3. Профсоюз должен согласиться в 2009 году снизить заработные платы своих рабочих до уровня зарплат на американских автозаводах японских производителей.

Хендерсон, находившийся в Нью-Йорке, тут же согласился на эти условия, и в 8 утра Коркер позвонил Геттелфингеру. Тот ответил, что профсоюз готов на переговоры. Тем же утром Коркер нанес визит сенатору Додду, а также зашел в офис главы сенатского большинства Гарри Рейда. Они решили вести переговоры с республиканцами (у которых хватило бы голосов «зарубить» будущий законопроект) при условии, что на переговорах будет присутствовать Алан Рейтер. Алан был главным лоббистом СРА, а также племянником Уолтера Рейтера — сама его фамилия будила эхо былой профсоюзной славы.

Около двух часов пополудни демократы, Коркер и Рейтер собрались вместе с сенатскими секретарями и помощниками в богато украшенном зале слушаний сенатского Комитета по международным отношениям. Вскоре к ним присоединился и Стив Фейнберг из «Керберуса», какими-то судьбами оказавшийся в тот момент в Вашингтоне. Секретари конгресса, ожидавшие увидеть надутого крикуна с Уолл-стрит, были удивлены: казалось, инвестиционный магнат был пристыжен тем, как «попала» его компания. Фейнберг сказал, что его инвесторы не могут больше вкладываться в «Крайслер». Он, похоже, очень хотел избавиться от «Крайслера», пока тот не прогорел окончательно.

Переговоры продолжались: представители республиканцев вызвали лоббистов автомобильных компаний в Капитолий, и те рванули со всех ног, каждые пять минут сообщая свои координаты («Я застрял в пробке на перекрестке Коннектикут и Кей-стрит!»). Однако, когда они наконец прибыли, их сначала помариновали в приемной Комитета по международным отношениям, куда был сослан и Фейнберг. За столом переговоров были представители профсоюза, но не самих автопроизводителей, хотя на кону стояло их будущее. Этот факт ярко символизировал конец былого могущества «Детройтской тройки».

А тем временем Фриц Хендерсон находился в аэропорту Ла-Гардия, дожидаясь шестичасового рейса «Нортуэст Эйрлайнз» до Детройта, — вот так он разъезжал теперь, в постслужебносамолетную эру. Кен Коул, главный лоббист Джи-эм, попросил его пока не улетать и оставаться на связи, на случай если ему потребуется срочная консультация. Хендерсон не занимал телефон и ждал… ждал… ждал.

Через три часа в мобильном кончился заряд, а у Хендерсона кончился запал. Забронировав номер в «Ла-Гардия Мариотт», он сел в курсировавшую между аэропортом и отелем маршрутку — словно какой-нибудь коммивояжер средней руки, — в девять был в отеле, заказал ужин в номер и включил капитолийский кабельный канал Си-СПЭН, чтобы быть в курсе событий.

Стороны уже достигли соглашения относительно замены долговых обязательств акциями и финансирования ФАСБ, однако в вопросе уравнивания заработных плат с японскими трансплантатами переговоры забуксовали. Почасовые ставки на японских и детройтских заводах различались мало, но вот навязанный профсоюзом щедрый пакет пенсионных гарантий и льгот занятым и пенсионерам сильно увеличивал разрыв: более 70 долларов в час для членов СРА против 50 у работников трансплатантов.

Коркер предложил компромисс в определениях. Вместо «уравнивания» оплаты труда он готов был согласиться на зарплату, позволяющую компании быть «конкурентоспособной». Размер зарплат должен был определить будущий министр труда, уже утвержденный Обамой кандидат из демократов, который, судя по всему, должен был поддержать профсоюз. Но при этом Коркер настаивал на том, что «конкурентоспособные» ставки должны быть установлены в течение 2009 года и не позже. Демократы и Рейтер возражали, что СРА и так уже пошел на большие уступки и больше позиций не сдаст.

Около девяти вечера, как раз когда Хендерсон заселялся в свой номер, Коркер и республиканцы собрались на совещание, оставив секретарей болтаться поодаль, ужиная в походных условиях подножным кормом — мармеладками и карамельками из автомата. Республиканцы пытались решить, уступить или стоять на своем, рискуя выставить себя бессердечной «партией „нет“» (а такая слава тянулась за ними с самого начала финансового кризиса). И уклониться от решения они тоже не могли, поскольку руководитель группы сенатского большинства Рейд настаивал на голосовании.

Голосовали в 10.42 вечера в сенате. Несколько республиканцев, включая сенатора Сноу от штата Мэн, откололись от собственной партии, но остальные стояли на своем, и законопроект «зарубили». Коркер, явно раздосадованный тем, что целый день переговоров прошел даром, заявил, что республиканцы и СРА были в «одном слове» от соглашения. Гарри Рейд, в свою очередь, с сенатской трибуны сказал несколько ответных любезностей Коркеру.

А вот разозленный Геттелфингер на следующий день был вовсе не так великодушен. В последние годы СРА пошел на огромные уступки автокомпаниям, сказал он, а республиканцам хочется окончательно «пронзить сердце профсоюзного движения». Но когда все страсти улеглись, истинная причина провала переговоров ударила всем в глаза, как свет дальних фар.

Когда переговоры подошли к своей пиковой точке, персонал Белого дома тихонько пустил слух, что, если конгресс не даст Джи-эм и «Крайслеру» денег, президент Буш сделает это сам. В течение нескольких дней он направил 17,4 миллиарда долларов из фонда помощи банкам на финансирование автокомпаний в ближайшие три месяца.

Согласно приказу Буша, обе компании должны были 17 февраля подать ему свои новые «планы рентабельности», с указанием мер, которые они намерены принять для восстановления прибыльности производства. Проще говоря, Джордж Буш-младший не собирался покидать свой пост на фоне банкротства «Дженерал моторс» и «Крайслера» — легенд американской промышленности и культурных символов.

Через пару дней Геттелфингер «откозырял» Бушу. «Надо признать, что Белый дом сдержал свое обещание до конца», — сказал глава СРА, известный своей активной критикой в адрес президента. Эта похвала, наверное, звучала странновато для обеих сторон.

Джордж Фишер, как ведущий директор Джи-эм, выразил облегчение. «Эти займы нам нужны, и от кого мы их получили, вопрос не столь важный», — сказал он The Washington Post. В интервью же с The Wall Street Jornal он расточал похвалы человеку, которым глубоко восхищался: Рику Вагонеру. «Я так горжусь тем, как Рик вел себя во время этих переговоров, — сказал Фишер одному из журналистов. — Сидеть на слушании в конгрессе, когда весь мир говорит тебе, что ты плохо руководишь компанией, некомпетентен и так далее, — просто кошмар. Ручаюсь, что, когда все это закончится, Рик войдет в историю как один из величайших исполнительных директоров Джи-эм, а возможно, и всей автопромышленности».

Вполне в своем репертуаре а-ля Тэмми Винет,[76] Фишер и в этот раз был «верен своему мужчине». То, что он поддерживал Вагонера, было уже никому не в новинку, и репортер The Wall Street Jornal решил приберечь эти высказывания для будущей статьи о Вагонере. Но написать эту статью ему так и не довелось.

В середине ноября, вскоре после выборов, некто Брайан Диз 33 лет от роду собрал чемоданы, посадил в машину своего золотистого ретривера и выехал из Чикаго в Вашингтон. По дороге он съехал с Огайского шоссе на парковку, чтобы переночевать в машине. Парковка, кстати, принадлежала лордстаунскому заводу «Дженерал моторс», родине злосчастной «веги» и «синеворотничкового блюза».

Диз ехал в Вашингтон, чтобы спасти автопром Детройта и, как бы нереалистично это ни казалось, у него были на это все шансы. Он не был ни автолюбителем-энтузиастом, ни автоэкспертом — его нога вообще ни разу не ступала в цех автозавода. Диз был политическим аналитиком.

Окончив Миддлбери-колледж в штате Вермонт, он повращался в кругах вашингтонских политэкспертов, поступил на юридический факультет Йельского университета, а потом ушел в академический отпуск для работы в избирательном штабе Обамы. После выборов он не стал возвращаться в Йель, а принял предложение работать в Национальном экономическом совете Белого дома. Ему дали должность в президентской целевой группе по автомобильной промышленности, которая была создана новой администрацией как более эффективная альтернатива единоличному «автоцарю».