Александр Смоленский - Кремлевский опекун Страница 61

Пора было выходить, и, к сожалению, Багрянский не услышал конца интересного разговора. Но фразу о разделении двух корней не поленился тут же записать в органайзер мобильного телефона. Было о чем подумать.

В Новочеркасске, как только поезд тронулся дальше, вокзал немедленно опустел. Улицы тоже выглядели пустыми, и Лев предпочел пройтись пешком, благо храм был хорошим ему ориентиром, в каком направлении двигаться. Где-то рядом раздался резкий металлический скрежет. Багрянский вздрогнул от неожиданности и обернулся. Какая-то женщина в темно-синем халате, легко, как пушинку, приподняла защитные жалюзи, обнажив витрину магазина. «Такая если заденет, не устоишь на ногах», – непонятно к чему подумал Лев.

Мимо, по спуску, шаркая покрышками по булыжнику, проехал автобус. Утренний город начинал оживать. Он поднялся к собору, свернул налево и увидел табличку. Улица Атамана Платова. Напротив торжественно возвышался памятник самому атаману, засиженный голубями.

А вот и этот дом. Багрянский увидел красивое в прошлом двухэтажное здание, сохранившее кое-где следы архитектурного вкуса автора. Верхний деревянный этаж был выкрашен в характерный зеленый цвет. Краска давно покоробилась и облезла во многих местах, свидетельствуя о том, что хозяева достаточно стеснены материально. Хотя лучшего дома на этой улице не было.

Присев на скамейку у памятника, Багрянский решил дождаться хотя бы часов восьми, пока хозяева наверняка встанут. Лев ощутил непонятный холодок в груди. С чего бы это? Ему было невдомек, что за ним еще со вчерашнего дня установлена слежка. Это полковник Нирванов после встречи с гэрэушником немедленно дал команду взять «под колпак» неизвестного ему журналиста в Ростове, куда тот должен был отправиться из Ашхабада. Поэтому, как только ростовские оперативники «зафиксировали» Багрянского выходящим из поезда, Нирванову сразу позвонили: клиент прибыл в Ростов.

К вечеру он с двумя помощниками тоже уже был в Ростове. Рейс, которым прилетел полковник, встречал уполномоченный ФСБ Филимонов. Еще спускаясь по трапу, Нирванов заметил черный «Мерседес», который вызывающе торчал перед носом самолета. Он почему-то подумал, что еще лет пятнадцать назад за такую показуху любого чекиста немедленно бы поперли из органов, однако с удовольствием уселся в просторную машину.

– Багрянский в данный момент отдыхает в гостинице «Дон», – первым долгом доложил Филимонов.

– Один?

– Так точно. Один.

– Странно. Информировали, что с ним будет еще и француз или же бывший наш офицер Мацкевич.

– Нет, журналист был точно один.

– Что он делал, когда приехал? Удалось зафиксировать?

– Ездил в Нахичевань, это у нас такой район. Искал какую-то семью. Волковых или Волосовых, не помню точно. Надо заглянуть в докладную. Мы потом допросили всех, с кем этот Багрянский общался, под протокол. Один из допрашиваемых, запойный пьяница, показал, что направил его в Новочеркасск. Сразу доложу, что тот адрес в Новочеркасске, который вы дали, был взят под наблюдение еще с утра. Но Багрянский туда пока не выезжал. Весь вечер сидит в номере. Даже ужинать не спустился.

– Кстати, как вы насчет ужина?

– Потом. Потом, – нехотя отмахнулся Нирванов, – продолжайте наблюдение, а я буду ждать информацию в номере.

Резкий звонок телефона разбудил его около шести утра. Полковник даже не заметил, как заснул, так и не раздевшись.

– Машина ждет, Глеб Валентинович. Только что Багрянский отправился в неизвестном направлении. Его ведут наши люди, – доложил Филимонов.

– А чего его вести? Как пить дать отправился в Новочеркасск. Выхожу. И за ним.

Нирванов как в воду глядел. Когда они приехали в Новочеркасск и заняли позицию на Соборной площади, Багрянского еще не было. Они видели, как вскоре он появился и поначалу устроился в тени памятника атаману.

Заметив какое-то шевеление занавесок в доме, Багрянский решительно встал и направился к дверям под зеленым резным козырьком.

– Предположим, он раздобудет информацию, которую ему не надо знать. Какие будут команды, товарищ полковник? – спросил Нирванова один из сопровождающих его офицеров управления.

– Когда раздобудет, тогда и будем решать, – уклончиво ответил Глеб Валентинович, на самом деле не имея на сей счет четкой концепции поведения.

В этот момент дверь, перед которой стоял Багрянский, распахнулась. Пожилая женщина вышла на порог и стала вытряхивать скатерть.

– Чего вам, уважаемый? – вежливо спросила она, уставясь на Багрянского. – Если вы опять по поводу агитации за вашу партию, то я пока не готова.

– Простите, что побеспокоил, но я не агитатор, – объяснил Лев. – Я даже точно не знаю, к кому пришел.

– Да вы все равно проходите, не стесняйтесь. Садитесь!

Они вошли в элегантно обставленную гостиную. Мебель была добротной, из настоящего дерева, только лак на ней потускнел от времени. В углу стоял непонятно откуда взявшийся старинный рояль. «Кажется, местом я не ошибся», – подумал Багрянский.

– Что-нибудь случилось? – опять спросила доброжелательная хозяйка.

– Да нет, не волнуйтесь. Меня зовут Лев Владимирович Багрянский. Простите, не знаю вашего имени-отчества?

– Я Ольга Петровна Малеева.

– Очень приятно. Так вот, Ольга Петровна, я историк из Москвы, и меня очень интересует судьба потомков графа Орлова, точнее, семьи Веры Григорьевны Баженовой, урожденной Орловой, а если еще точнее, ее дочери, Натальи Волосовой.

Багрянский выпалил эту тираду почти скороговоркой, сам удивляясь, что представился историком, а не журналистом. Он вспомнил, как в Москве, в доме на Арбате, Тьерри уже представлялся историком, и решил не менять легенду. Вдруг сюда из Москвы уже звонили?

– Понятно. – Лицо женщины разгладилось. – Погодите минутку, чайник как раз закипел. Вы какое варенье любите? Вишневое, абрикосовое, клубничное?

– Ради бога, не беспокойтесь...

– Какое может быть беспокойство! Все у нас свое, домашнее. О семье Орловых можно проговорить целый день. У нее судьба как ненаписанный роман. Только лучше за чаем. Я сейчас...

Ольга Петровна засуетилась и ушла на кухню. Багрянский встал, прошелся по комнате, внимательно рассматривая висящие на стене старые фотографии. Потом подошел к роялю, поднял крышку и нахально попробовал сыграть единственную подвластную ему мелодию. «Домино, домино, нам не надо с тобою печали...»

– Вы что, играете, Лев Владимирович? – радостно спросила женщина, вернувшись с сетчатой подставкой и чайником в руках, и поставила их на белоснежную скатерть. Потом вынула из буфета тонкие фарфоровые чашки с блюдцами, сахарницу и розетки. – Очень люблю музыку, но, увы, этот «Стенвей» давно уже молчит.

– Иногда. Балуюсь, – скромно соврал Багрянский, невольно желая выглядеть как можно интеллигентнее. – Действительно, увы. Музыка сейчас не ко времени!

– Вот и у нас после того, как уехала Аглаюшка, никто на нем не играл.

– Аглая – это, простите, кто? – стараясь не выдать охватившего его волнения, спросил псевдоисторик.

– Да внучка покойницы, Веры Григорьевны. Правда, сама я, упокой ее душу, старую графиню не знала. Все только со слов ее дочки, Наташеньки, и моего племянника, мужа, стало быть, ее. Как только я осталась одна, все они переехали ко мне, в этот самый дом. В Ростове тогда жилось не сладко. Сами понимаете, хрущевская оттепель, хлеба нет, колбасы нет, масла нет... Это у нас-то, на юге! Ой, что говорить, такая тяжкая у нас у всех сложилась судьба. Будто кто проклял! Да разве нас одних... – Ольга Петровна стала разливать по чашкам ароматный чай. – Прошу к столу! Угощайтесь.

– Простите, я что-то запутался. Разве Наталья здесь теперь не живет?

Багрянский заметил, что при этих словах Ольга Петровна несколько изменилась в лице. Добродушие на нем осталось, но само лицо застыло, как мертвая маска.

– Видно, вы меня невнимательно слушали, уважаемый Лев Владимирович. Наташенька тоже скончалась, у нее открылся туберкулез. Говорили, что еще ребенком, в Москве, заработала бедная девочка. А жили мы бок о бок уже с ее дочкой, Аглаюшкой. Она тут, на моих руках, в восемьдесят девятом году родила славного мальчонку... Только и ей не повезло. Бросил Аглаюшку муж, так и не обвенчавшись по-христиански. Вы ж видели, собор у нас под боком, а все недосуг им было. Не в этом счастье – все уверяла меня Аглаюшка. Как в воду глядела, милая моя страдалица, – после неестественной паузы закончила Ольга Петровна.

– Но где же сейчас Аглая? – затаив дыхание, спросил Багрянский, отлично отдавая отчет в том, что приближается к кульминации всех их поисков. – Где ее сын?

– Бог их знает, – неожиданно выдавила из себя Ольга Петровна и, уронив голову на стол, зарыдала в голос.

Багрянский, словно его ударили обухом по голове, удрученно молчал.

Вскоре пожилая женщина нашла в себе силы взять себя в руки, аккуратно вытерла покрасневшие глаза и выжидательно взглянула на гостя.