Диана Сеттерфилд - Тринадцатая сказка Страница 62

Она прикрыла щелки глаз и принялась качать головой из стороны в сторону. Я замечала похожие движения у зверей в зоопарке, когда их выводит из себя бесконечное пребывание в замкнутом пространстве. Опасаясь очередного припадка, я снова вспомнила, как успокаивал меня отец, когда я была маленькой. Легонько и ласково я начала гладить ее волосы, пока она не затихла, опустив голову на мое плечо.

В конце концов она успокоилась настолько, что Джудит смогла уложить ее в постель. Сонным, каким-то детским голосом она попросила меня побыть с ней; я опустилась на колени рядом с кроватью, наблюдая за тем, как она засыпает. Изредка ее сотрясала дрожь, а сонное лицо искажалось гримасой страха; в такие моменты я гладила ее волосы, пока веки не прекращали трепетать.

Когда же отец утешал меня подобным образом? Из глубин памяти возник один эпизод. Мне тогда было около двенадцати. Воскресным днем мы с отцом сидели на берегу реки и жевали сандвичи, когда рядом объявилась пара близняшек: девочки-блондинки в сопровождении таких же светловолосых родителей – семейка туристов, которые воспользовались хорошей погодой и выбрались на денек в наши края, чтобы полюбоваться старинной архитектурой. Все вокруг тотчас обратили на них внимание, а они держались как ни в чем не бывало, наверняка уже привыкнув к взглядам окружающих. Но не к таким, как мой. При виде их мое сердце возбужденно забилось. Это было все равно что посмотреть в зеркало и увидеть себя завершенной – такой, какой я должна быть на самом деле. Близняшки почувствовали напряженный, горящий взгляд, которым их буквально пожирала незнакомая девочка, и в страхе уцепились за руки родителей. Когда я заметила их испуг, жесткая невидимая рука сдавила мои легкие и небо надо мной потемнело. Очнулась я в нашем магазине. Я полулежала в кресле у окна; явь и кошмары мешались в моем сознании, а отец сидел рядом на полу, гладил мои волосы и бормотал свое заклинание: «Тише, тише. Это пройдет. Я с тобой…»

Позднее появился доктор Клифтон. Когда я оглянулась и увидела его в дверном проеме, у меня возникло такое чувство, что он стоит там уже довольно долго. Я молча проскользнула мимо него, покидая комнату. На лице его застыло выражение, которого я не смогла прочесть.

ПОДВОДНАЯ КРИПТОГРАФИЯ

Я вернулась в свою комнату; при этом ноги мои двигались так же медленно и тяжело, как и мои мысли. Я совсем запуталась. Из-за чего погиб Джон-копун? Из-за того, что кто-то открепил стопорную скобу на стремянке. Это не мог быть юнец. История мисс Винтер обеспечила ему алиби: в то время, когда Джон вместе с лестницей падал с балюстрады на покрытую гравием дорожку, юнец жадно косился на ее сигарету, не решаясь попросить окурок. Но в таком случае это могла быть только Эммелина. Правда, ничто в предшествующем повествовании не указывало на ее склонность к таким поступкам. Она была безобидным дитем, что сразу отметила Эстер. Да и мисс Винтер выразилась недвусмысленно: «Нет, не Эммелина». Кто же тогда? Изабелла была мертва. Чарли исчез навсегда.

Пройдя через комнату, я остановилась у окна. По ту сторону была кромешная тьма, и на ее фоне я видела только собственное бледное отражение. «Кто?» – обратилась я к нему.

И в наступившей затем тишине я наконец-то вняла голосу, который уже давно звучал у меня в голове, а я упорно не желала к нему прислушаться.

«Аделина», – твердил этот голос.

«Нет!» – сказала я ему.

«Да, – сказал он. – Аделина».

Это было невозможно. Ее горестный плач по Джону еще звучал у меня в ушах. Мог ли кто-нибудь так скорбеть о гибели человека, которого он собственноручно убил? Мог ли кто-нибудь убить человека, которого он так сильно любил и так горько оплакивал?

Однако голос в моей голове безжалостно перечислял хорошо известные мне эпизоды истории. Акт вандализма в фигурном садике, когда каждое движение секатора или пилы оставляло рану на сердце Джона. Нападения на Эммелину, когда в ход без разбору шли кулаки, ноги и зубы. Младенец, посреди леса вынутый из детской коляски и брошенный на произвол судьбы. Обитатели деревни говорили, что одна из близняшек не в себе. Кого из двоих они имели в виду? Возможно ли такое? Неужели те слезы, которые я только что наблюдала, были порождены чувством вины? Неужели ее мучили угрызения совести? Неужели я обнимала и утешала убийцу? А может, в этом и заключалась главная тайна, которую мисс Винтер десятилетиями скрывала от мира? Я терзалась мрачнейшими подозрениями. Что если истинной целью мисс Винтер было вызвать во мне сочувствие и таким образом снять с себя бремя вины, получить прощение? При этой мысли я невольно вздрогнула.

Только в одном я могла быть совершенно уверена. Она действительно его любила. Могло ли быть иначе? Я вспомнила, как надрывно сотрясалось ее истощенное тело в моих объятиях, – только истинная любовь могла породить такое отчаяние. Я вспомнила, как юная Аделина после смерти Миссиз спасла Джона от безысходного одиночества и вернула его к жизни, затеяв возрождение фигурного садика.

Того самого садика, который она же ранее разорила в припадке бессмысленной ярости.

Не стоило торопиться с выводами. Пока что это были всего лишь подозрения.

Я вгляделась в темноту за окном. Там находился ее сказочный сад. Может, это была своеобразная дань памяти Джону-копуну? Пожизненное покаяние? Попытка искупить причиненное зло?

Я потерла воспаленные глаза. Давно пора было в постель, однако я слишком устала и перенервничала, чтобы сейчас заснуть. Если я не отвлекусь от этих мыслей, они так и будут всю ночь вертеться у меня в мозгу. И я решила принять ванну.

Пока она наполнялась, я поискала, чем бы себя занять, и, озираясь вокруг, заметила бумажный шарик, выглядывавший из-под туалетного столика в углу спальни. Я подобрала его и расправила бумагу. Ряд фонетических знаков.

Под шум воды в ванной комнате я сделала несколько новых попыток найти хоть какой-то смысл в этой цепочке символов. Возможно, проблема заключалась в том, что я неверно транскрибировала фразу Эммелины. Я воспроизвела в памяти залитый лунным светом сад, прихотливый узор ветвей, ее изуродованное лицо и скрипучий голос, на одном дыхании произносящий эту фразу. Но, как я ни старалась, саму фразу в точности мне вспомнить не удалось.

Я забралась в ванну, оставив клочок бумаги на ее краю. Вода согревала мои ноги и спину, но в области шрама на моем боку она казалась гораздо холоднее. Закрыв глаза, я соскользнула вниз – уши, нос, веки и наконец затылок погрузились под воду, а волосы распушились и поднялись к поверхности.

Вынырнув, чтобы глотнуть воздуха, я снова ушла вниз. Еще вдох и еще нырок.

Мысли поплыли в моей голове на подводный манер: плавно и расслабленно. Я имела очень смутное представление о языке близняшек, однако знала, что он не был изобретен с чистого листа. В случае с Аделиной и Эммелиной он должен был основываться на английском или французском, либо совмещать элементы обоих языков.

Глоток воздуха. Вода.

Допустим, это намеренно внесенные искажения. В интонации или в гласных. Или просто добавленные лишние слоги, не несущие смысловой нагрузки, а только ее маскирующие.

Воздух. Вода.

Головоломка. Секретный код. Криптограмма. Вряд ли это представляет такую сложность, как египетские иероглифы или микенское линейное письмо Б*. С чего начать расшифровку? Возьмем каждый слог в отдельности. Это может быть целое слово или его часть. Оставим в стороне интонацию и для начала выделим ударение. Поэкспериментируем со звуками, удлиняя, укорачивая и сглаживая гласные. Теперь посмотрим, что этот слог может значить по-английски. Или по-французски. А что будет, если его удалить и поиграть с двумя соседними слогами? Число возможных комбинаций велико, но не бесконечно. Вычислительной машине такое вполне по силам. И человеческому мозгу тоже – на это уйдет год или два.

></emphasis> * Разновидность письма, которым пользовались жители острова Крит и материковой Греции (в том числе Микен) во 2-м тысячелетии до н. э. Расшифровано в середине XX века. Более древнее линейное письмо А не расшифровано до сих пор.

Мертвые уходят в землю.

Что?! Я резко распрямилась и села в ванне. Эти слова явились ко мне из ниоткуда и гулким эхом отозвались у меня в груди. Что за нелепость! Так не бывает!

Дрожащей рукой я потянулась к краю ванны, схватила бумажку с транскрипцией и поднесла ее к глазам. Увы, моя запись – все эти затейливые символы с загогулинами и точками – была уничтожена. Она попала в лужицу воды, и все знаки расплылись до неузнаваемости.

Я попыталась снова представить себе череду звуков, как представляла их только что, находясь под водой. Но теперь они начисто стерлись из моей памяти. Все, что я смогла вспомнить, было напряженное лицо Эммелины да еще пять нот, которые она напевала, удаляясь по дорожке сада.