Алехо Карпентьер - Век просвещения Страница 62

– Бывают случаи, когда приходится ампутировать руку, – сказал доктор Грейбер, – такая мера применяется, если раб поднял руку на своего господина. – И, повернувшись к неграм, ожидавшим очереди, хирург спросил: – Ну, кто первый?!

Эстебан увидел, как со своего места молча поднялся рослый, мускулистый негр с волевым лицом; юноша едва не лишился чувств, он опрометью кинулся в ближайшую таверну и потребовал водки, чтобы забыться и прогнать ужас. Однако взгляд его упорно обращался к фасаду больничного здания, он не мог отвести глаз от закрытого окна операционной и думал о том, что там происходит.

– Мы, люди, – самые гнусные твари на земле! – в ярости повторял Эстебан.

В эти минуты он ненавидел самого себя и, если бы только мог, охотно поджег больницу… Когда «Амазонка», спускавшаяся вниз по течению реки Суринам, проходила мимо какой-то рыбачьей шлюпки, где сидели черные гребцы, стоявший у самого борта Эстебан швырнул неграм несколько пакетов.

– Прочтите это! – крикнул он им. – А если не знаете грамоте, пусть вам прочтет кто-нибудь другой.

В пакетах лежали листовки с переведенным на голландский язык текстом декрета от 16 плювиоза II года Республики. И теперь юноша радовался, что не успел бросить их в воду, как собирался еще несколько дней тому назад.

XXXIV

…Он находился против входа в пролив Бокас-дель-Драгон, над его головой раскинулось усыпанное мириадами звезд ночное небо; именно здесь великий адмирал Фердинанда и Изабеллы наблюдал, как пресная вода ожесточенно борется с соленой, – борьба эта длилась с первого дня творения. «Пресная вода выталкивала соленую, не давая ей войти, а соленая – пресную, не давая ей выйти». Однако сегодня, как и вчера, громадные стволы деревьев, вырванных с корнями во время августовских паводков, приплывали откуда-то из глубины материка; ударяясь о скалы и ускользая из-под власти пресной воды, они устремлялись по морским дорогам, чтобы исчезнуть в безбрежных просторах соленого океана. Эстебан видел, как стволы плывут к Тринидаду, к Тобаго или к Гренадинам; они темнели на трепетных фосфоресцирующих волнах, точно длинные, очень длинные лодки, которые всего лишь несколько веков назад блуждали по этим же дорогам в поисках обетованной земли. В те времена здешние народы еще жили в каменном веке [117] – для многих он миновал совсем недавно и даже не был вполне забыт, – и расположенная на севере страна неодолимо влекла к себе людей, собиравшихся по ночам вокруг костров. Однако они почти ничего не знали о ней. Рыбаки получали известия из уст других рыбаков, тем же сообщали новости рыбаки, жившие дальше к северу, а они, в свою очередь, слушали рассказы жителей еще более отдаленных мест. Но разные вещи, побывав в руках многих людей, которым они достались в обмен или в подарок, после долгих дней пути попадали сюда. Вещи эти были загадочны, великолепны и сделаны из неведомого материала. То были маленькие камешки, – разве в размерах дело? – но они будто говорили; они словно глядели с вызовом, улыбались или строили непонятные гримасы; попали они сюда из страны, которая гордилась своими громадными эспланадами, роскошными купальнями для юных девушек, невиданными строениями… Люди столько толковали о лежащей на севере стране, что мало-помалу начали смотреть на нее как на свою собственность. Рассказы о сокровищах этой страны упорно передавались из поколения в поколение, и в конце концов сами сокровища превратились как бы в общее достояние племени. Этот далекий мир сделался Вожделенной землею, на которой в один прекрасный день предстояло обосноваться избранному народу, и оставалось только ждать небесных знамений, чтобы отправиться в нелегкий путь. А пока люди все шли и шли вперед, ими уже просто кишело устье Бесконечной реки, Великой реки на юге, в сотнях дневных переходов от пролива Бокас-дель-Драгон. Одни племена спустились с гор, покинув деревушки, где они жили с незапамятных времен, другие переправились с правого берега реки, а те, что обитали в гуще тропических лесов, каждое новолуние группами выходили из чащи и долго щурились на свету – им месяцами пришлось шагать в зеленом полумраке, следуя течению ручьев и потоков и обходя стороной торфяные болота… Однако ожидание затягивалось. Дело предстояло такое трудное, дорога была такая далекая, что вожди племен никак не отваживались принять решение. Подрастали дети и внуки, а люди все еще не трогались с места; они суетились, как муравьи, но настоящего дела не делали, а только говорили об одном и том же и неотрывно смотрели на вещи из далекой страны, которые с каждым днем казались им все заманчивее. Но вот однажды ночью – ночи этой суждено было навсегда сохраниться в их памяти – небосвод с ужасающим свистом прорезало какое-то светящееся тело, указывая направление, которое давно уже наметили для себя люди: то был путь в северную страну. И тогда орда пришла в движение, – разделившись на сотни боевых отрядов, племена вторглись в чужие земли. Все мужчины, принадлежавшие к другим народам, были безжалостно истреблены, жизнь сохраняли только женщинам, чтобы они могли зачать детей от завоевателей. Так возникло два различных языка: язык женщин, язык очага и домашних работ, и язык мужчин, язык воителей, овладеть которым дано не каждому…

Больше века длился поход сквозь тропические леса, по равнинам и горным ущельям, пока завоеватели не достигли наконец моря. Тут они узнали, что жители побережья, услышав о грозном приближении воинов с юга, перебрались на острова, лежавшие поодаль, – впрочем, не так уж далеко, – там, за линией горизонта. Но, покинув свои селения, они оставили вещи и предметы, уже знакомые племенам с юга, и пришельцы поняли, что, добравшись до островов, они смогут, пожалуй, самым кратчайшим путем достигнуть северной страны. Время не принималось в расчет – всеми владела одна только мысль: достичь в один прекрасный день Вожделенной земли, и потому люди с юга остановились на побережье, твердо решив овладеть искусством мореплавания. Разбитые пироги, валявшиеся на песке, послужили образцом для первых лодок, которые завоеватели выдалбливали из древесных стволов. Но так как им предстояло преодолеть большие расстояния, они постепенно стали строить более вместительные, длинные и широкие суда с высоким и узким носом, которые могли взять на борт до шестидесяти человек сразу. И однажды праправнуки тех, кто выступил в путь пешком, начали морской поход: погрузившись на свои суденышки, они отправились завоевывать острова. Без большого труда они переправлялись через неширокие проливы, одолевали силу течений и, перебираясь с острова на остров, убивали тамошних обитателей – мирных земледельцев и рыбаков, незнакомых с искусством войны. И плыли все дальше и дальше, становясь с каждым днем более отважными и умелыми: теперь они уже научились определять свое местоположение по звездам. Чем дальше продвигались они вперед, тем явственнее вставали у них перед глазами башни, эспланады и дома северной страны. Ее близость угадывалась по новым островам, которые становились все больше, все гористее и все изобильнее. Надо лишь оставить за собой еще три острова или даже два, а может быть, всего один – южане вели счет по островам, – и они достигнут наконец Вожделенной земли! Их передовые отряды уже приблизились к самому большому острову, – быть может, последнему этапу пути. Теперь уже чудесные сокровища близки, и достанутся они отнюдь не внукам завоевателей! Завоеватели сами увидят их своими глазами. При одной этой мысли гребцы энергично подбадривали друг друга, а нетерпеливые их руки все быстрее и глубже погружали весла в морскую воду.

Но тут на горизонте стали вырисовываться какие-то незнакомые, причудливые громады с круглыми отверстиями на боку и невиданными, устремленными в небо деревьями, на которых, то раздуваясь, то опадая на ветру, висели полотнища с загадочными знаками. Захватчики столкнулись с другими захватчиками, внезапно появившимися здесь неведомо откуда, – непрошеные пришельцы свалились на них, словно для того, чтобы навсегда уничтожить мечту, которую несколько веков вынашивали воины с юга. Великому походу не суждено было увенчаться успехом: северной стране предстояло попасть в руки незваных гостей с востока. Охваченные жестокой досадой, карибы в слепой ярости устремились на штурм громадных кораблей, поражая вражеских моряков своею отвагой. Индейцы карабкались на планширы. атакуя сынов Европы с бешенством и ожесточением, непонятным жителям далекого континента. Две непримиримые исторические эпохи столкнулись в этой беспощадной борьбе, где противоборствовали люди, верящие в тотемы, и люди, поклоняющиеся богу. Ибо архипелаг, за который шла эта битва, внезапно превратился в архипелаг, отмеченный богом. Его острова меняли свои прежние названия [118] и как бы становились частью мистерии, идущей на грандиозной мировой сцене. Первый же остров, встреченный в этих морях захватчиками с неведомого здешним жителям континента, получил имя Христа, и на его побережье был воздвигнут первый связанный из ветвей крест. Второй остров был наречен в честь божьей матери – Санта-Мария-де-ла-Консепсьон. Антильские острова преобразились в грандиозный витраж, пронизанный солнечными лучами, где дарители были представлены островами, названными в их честь: «Фернандина» и «Изабелла»; нашли в нем свое место и апостол Фома, Иоанн Креститель, святая Люсия, святой Мартин, пресвятая дева Гваделупская и священные ипостаси Троицы, а возникавшие на различных островах города получали названия, также связанные с христианством: «Навидад», «Сантьяго», «Санто-Доминго»; [119] вокруг же плескалось небесно-голубое море, а на нем, точно белое ожерелье, раскинулись лабиринтом «Одиннадцать тысяч дев» – на самом деле их невозможно было сосчитать, как невозможно сосчитать звезды на Млечном Пути. Совершив прыжок через тысячелетия, это Средиземное море Америки стало как бы наследником подлинного Средиземного моря, получив вместе с пшеницей и латынью, вином и вульгатой [120] христианскую веру со всеми ее обрядами и знамениями. Карибы так и не дошли до империи майя, они были остановлены, обескровлены и разбиты в самый разгар готовившегося веками похода. И от этой потерпевшей крах эпопеи, которая, очевидно, началась на левом берегу реки Амазонки, когда по календарю тех, других, шел XIII век – XIII только для них, – не осталось никаких следов; лишь на морском побережье и возле рек сохранились камни с Карибскими письменами; эти уцелевшие на поверхности камня письмена и рисунки с гордой эмблемой солнца можно считать вехами так никогда и не написанной истории великого похода…