Стэн Барстоу - Рассказ о брате Страница 62

Та не отвечала. Наклонив голову, заплакала.

— Ну будет, будет. Не так уж все и худо. Верно, а? — Эйлина протянула руку, словно бы намереваясь погладить соседку по голове, но вдруг судорожно глотнула воздух и словно ошпаренная, отдернув руку, рывком выпрямилась. Обернулась. Чашка застучала о блюдечко: Эйлину била дрожь.

— Что такое? — Я забрал чашку и блюдце. Эйлина скорым шагом прошла мимо, зажимая рукою рот.

Когда я вошел на кухню, она, склонившись над раковиной, плескала в лицо ледяной водой. Бонни с Юнис не отрывали от нее глаз. На стук поставленной чашки она обернулась.

— Ты что? Что случилось?

Она сглотнула, ее передернуло.

— Ее волосы, — с трудом выталкивая слова, выговорила она. — На них упал свет, и я увидела. Я же чуть не притронулась к ним… В них кишмя кишит.

Меня обдало холодом. Я вспомнил, как близко стоял к миссис Нортон в саду.

— Фу — у! — Юнис брезгливо поморщилась.

— Гордон, позови кого‑нибудь, — попросила Эйлина. — Мы ничем не можем ей помочь. — Она запустила пальцы в свои волосы. — Боже! Да как же ей самой‑то не противно!

Бонни поднялся с табурета.

— Так у них есть телефон? Или за мужем сходить?

— Сейчас загляну в справочник.

Я вышел в прихожую. Боковая дверь, через которую мы ввели миссис Нортон, распахнута настежь. Легко догадаться, и не заглядывая в гостиную, что там уже нет никого.

— Давай, ищи телефон, — сказал Бонни, — а я пошарю в саду.

Я списал из справочника номер Нортонов и подошел к двери. Бонни, вскарабкавшись на забор в саду, стоял, высматривая.

— Что, видно где?

— Ни следа.

— А свет у них еще горит?

— Ага.

— Ладно, слезай, я позвоню ему.

Я набрал номер. На другом конце провода звонки — пять, десять, пятнадцать, двадцать. Я решил перезвонить — опять десять, двадцать… Спит без задних ног? Я положил трубку.

— Без толку? — спросил Бонни.

— Что‑то тут нечисто. Как думаешь, Бонни?

— Ну, что дальше? Двери на запор — и из головы вон?

— Она, пожалуй, всю ночь блуждать будет.

— А вернется — муж отмолотит.

— Нет, забегу все‑таки к нему. Растолкаю.

— Ну и я с тобой. Не то еще кинется на тебя. Зачем, скажет, в чужую личную жизнь суешься. Куда фонарик положил?

— Да вон на столике.

— Ладно. Пойду девочкам скажу, куда мы.

Мы подошли к двери Нортонов. Окна зашторены наглухо — ни щелочки, с улицы не заглянуть. Возле дома не было сада, только мощеная площадка, на ней чугунная скамья с деревянными планками да кадки с цветами. Я постучал. Бонни, обшаривая фонариком площадку, отступил и оглядел окна.

— Говоришь, одни живут?

— Да.

— Обитай тут семья побольше, сразу оживилось бы.

Я стукнул громче.

— Прочухивайся давай, мерзавец! — подбодрил Бонни. Подскочив к окну, он прислушался. — Телик работает, — и вдруг выдал барабанную россыпь по стеклу. — Может, в пивнуху заскочил, вот женушке и взгрустнулось?

— Едва ли он по пивным шатается. Не из таких. Хотя кто его знает. Я не очень‑то с ним общаюсь.

— Ну‑ка толкнись попробуй.

Безрезультатно.

— Заперта.

— Уверен? Ну‑ка, в сторонку!

Бонни взялся за ручку, поворачивая ее и одновременно налегая плечом на дверь. Скрипуче застонав — дерево покоробилось и заедало — она подалась. Он распахнул дверь, направив фонарик в тьму коридора.

— Мистер Нортон! — я шагнул через порог. — Вы дома? Это Гордон Тейлор, ваш сосед.

Тонкая полоска света из слегка приотворенной двери падала на узорчатый кафельный пол. Я стукнул в эту дверь и, позвав опять, отступил вбок, словно бы загодя уступая дорогу — сейчас дверь распахнется и вывалится туша Нортона.

— Мистер Нортон! — гаркнул Бонни. Наклонившись, он пихнул дверь и подал мне знак рукой — давай, заходим.

Я топтался в нерешительности.

— Да ну же! — Бонни крикнул погромче: — Вы в пристойном виде, мистер Нортон? А вообще мы так и так входим.

Мы вошли. На экране черно — белого телевизора Майк Паркинсон оживленно беседовал с какой‑то кинозвездой. Зрители в студии покатывались со смеху. За каминной решеткой тлела груда головешек. На коврике перед камином валялась железная кочерга с острой загогулиной на конце. Загогулина указывала точно на Нортоновы ноги в шлепанцах. Остальное скрыто за облезлым кожаным креслом. Нортон, видимо, с него свалился. Кресло, подумалось мне позднее, опрокинулось бы вместе с ним, не будь так массивно и устойчиво.

— Господи! — выговорил рядом Бонни.

Мне совсем не хотелось заглядывать за спинку кресла, но я пересилил себя. Так, удостовериться. И меня тотчас вынесло на свежий воздух.

— Говорить они намерены со всеми, — уведомил я Юнис. — Так что неизвестно, надолго ли эта канитель. Эйлина постелит вам у нас.

— Но обе кровати для гостей в комнате Бонни, — сказала Эйлина.

— А, ерунда. Я тут на диване перекантуюсь, — вызвался Бонни.

— Ну вы договаривайтесь, — сказала Эйлина, — а я пойду вымою волосы и приму душ. Ощущение такое, будто по всему телу что‑то ползает. И ты, Гордон, обязательно вымойся как следует, не то в постель не пущу. Одежду отдадим в дезинфекцию и чистку.

— Лин, милая, у тебя разыгралось воображение.

— То, что я видела, — это не воображение.

— Не спорю, но…

— И мы оба до нее дотрагивались. Как‑никак даже в кресло могли переползти.

— У нас вроде где‑то валялся ДДТ, посыплю швы подушки.

— Сейчас же!

— Но порошок в гараже, полиция…

— Ну и пусть. А то потом весь дом придется дезинфицировать.

— Ладно. Ступай.

— Помнишь трюк старых солдат в первую мировую войну? — спросил Бонни, когда Эйлина ушла. — Горящей спичкой они проводили по швам одежды.

— Господи! Ну что мы плетем? Рядом в доме человек с раскроенным черепом.

— Да знаю. Плесни еще виски.

О прибытии полиции возвестил визг тормозов и заливистые трели звонка. Мы с Бонни проводили констеблей к Нортонову дому, и тут прибыла «скорая помощь», ее я тоже вызвал. Оказалось, услуги врачей куда неотложнее, чем полисменов: к нашему изумлению, Нортон — как заключили врачи — был еще жив. Его тут же увезли. Полицейские точно разметили, где он лежал, и переставили кресло обратно — его отодвигали, когда оказывали Нортону первую помощь и перекладывали его на носилки.

Один из полицейских отправился к машине вызывать по радио подмогу.

— Мы ничем ему не могли помочь? — спросил я у другого.

— Нет. Вы бы не сумели.

— Мы не сомневались, что он мертв. Может, кому‑то следовало остаться при нем. Но в голову не пришло…

— Неудивительно, — полицейский был совеем молоденький. Я подумал, что, наверное, на его служебном веку это первое покушение на убийство. — Вы ничего не трогали?

— Я телевизор выключил, — ответил Бонни. — Он работал, когда мы вошли. Шла передача Майка Паркинсона.

— Чего‑то мне лицо ваше будто знакомо, — взглянул на него констебль. — Тут где неподалеку проживаете?

Боини объяснил, кто он.

— А, — парень посмотрел уважительно. — Я и сам помаленьку гонял в футбол. Очень о себе воображал одно время. Но ведь профессионал — это ж колоссальная разница, правда ведь?

— Да, разница большая, — подтвердил Бонни.

Мрачные тона, тускло — зеленые стены. Незнакомый запах чужого жилья, да еще вдобавок аромат, от которого першит в горле. Интересно, кто у них убирает? И как часто?

— Мы вам тут еще нужны? — спросил я у молоденького полицейского. — Может, нам домой можно?

— Знаете, сэр, погодите до сержанта.

Сержант прибыл, не прошло и пяти минут. Тот самый, что приезжал накануне по поводу Гринта.

— А, снова вы, — с порога проворчал он.

— Только этого мы огрели кочергой, — отозвался Бонни.

— Что? — нахмурился сержант.

Бонни раздраженно передернул плечом и отвернулся. Молоденький полицейский стоял с дурацким видом.

— Ну, я вас слушаю, — обратился ко мне сержант.

Рассказ получился довольно длинный. Полиция тут же развила бурную деятельность. В больницу послали человека выяснить состояние Нортона и дежурить там на случай, если тот очнется и что‑нибудь сообщит. Организовали поиски миссис Нортон, пешком ей особо далеко не забрести, конечно, но все‑таки мили две могла отшагать. Комнату, где мы наткнулись на Нортона, скрупулезно обыскали и опечатали, затем нас дотошно выспрашивал детектив из уголовного розыска. У Эйлины и Юнис дознавались тоже.

Наконец глубокой ночью, когда я уже подумывал, что дом мой реквизирован под опорный пункт полицейских операций, я запер дверь за последним блюстителем порядка, уверившись, что можно спокойно ложиться, тормошить нас больше не будут.

— Ну что, Юнис, домой поедешь? — спросил Бонни. — Если хочешь, подброшу. Нет проблем.