Георгий Пряхин - Хазарские сны Страница 62

Все мы уже — уехамши…

Так и втягиваешься. Уже и сам с собой, мысли свои тяжело перелопачивая, смазываешь, не задумываясь, для облегчения хода. После каждого катаклизма в мире резко увеличивается число оволдыревших мужиков с пустым взглядом и не менее пустою ширинкою, от которых повседневно попахивает… Ну нет, пока еще, слава Богу, не от ширинки…

В общем, они оба сдали. Но Воронин, похоже, погрузился глубже. Если и не фактически, то глубже относительно той честолюбивой отметки, которую ставил себе когда-то именно на эти ближайшие годы. А оно как раз и подошло — время очередного и даже следующего за ним, за очередным, гипотетического партийного съезда, на который Воронин планировал прибыть уже не «письмоносцем», а полноправным делегатом, заняв крупную партийную должность.

Воронин догнал их быстро.

Наливал им, картинно заломив за спину руку с миткалевой салфеткою, московский ряженый горец с газырями. Воронин посмотрел, посмотрел на его галантные упражнения вокруг них и, отобрав бутылку, заявил:

— Мы сами.

Налил себе фужер, хлопнул, потом разлил по стопкам — Виктору, Сергею и, опять же, себе — бутылка ушла без остатка. Сергей заметил: пальцы у Воронина подрагивали.

— После обыска еду, — хмуро проговорил, пока закусывали. — Потому и опоздал.

— После какого обыска?! — хором воскликнули сотрапезники.

— Обыкновенного. — Воронин подождал, пока джигит с пустыми газырями — в Серегином селе участковый милиционер Бабкин в твердой кожаной кобуре держал не пистолет, а соленый огурец, поскольку именно это надежное, пристрелянное оружие чаше всего и требовалось ему при наведении в селе конституционного порядка — справится со свинчиваением контрагайки у очередной бутылки, — опять идиоты мои чуть не вляпались…

Сергей с Виктором переглянулись. Водка показалась пресной.

Выяснилось следующее.

Несколько месяцев после августа девяносто первого Воронин болтался без работы. Пришел проситься к одному из старых друзей, попавших в новую струю — таких тоже было немало, особенно почему-то из КГБ, — тот раздумчиво попросил его оставить своё «резюме». Воронин с грохотом перевернул стул в его похожем на шкатулку красного дерева апартаменте (охрана из приемной на грохот влетела, но была остановлена снисходительной улыбкою шефа) и выломился вон. Подумывал вернуться в Волгоград — несолоно хлебавши: может, хоть в Волгограде, где его каждая собака знает и каждая же раньше, завидев его, издали вежливо снимала шляпу, резюме не потребуют? И тут подвернулась работа. И не абы где, а в банке. В банке, который держали два юных брата-акробата. Ну, может, и не акробаты, а все равно спортсмены, особенно мастера вольной борьбы и винтовочной стрельбы, как и младшие комитетские и милицейские офицеры, нередко совмещавшие в себе оба спортивных качества, много чего денежного тогда держали. Их, легитимных, нанимал «общак», который сам еще не выходился, не светился в открытую в высшем свете — это сейчас он уже натурализовался чин-чинарём, никаких родимых пятен не видно — ничто не отмывается так быстро, как деньги; тогда же ему еще нужны были отчаянные, но более-менее пристойные витринные лица, посредники между «общаком» и «обществом», а скорее — между камерой и властью. Это позже, когда некоторые витрины так привыкнут к своему лощеному положению, что всерьез поверят в него, стороны начнут, не отходя от кассы, стрелять друг в друга, тогда же все только начиналось: и любовь, и ненависть…

Воронина взяли заместителем управляющего делами банка. Дела у любого банка известные: обязанностью Воронина было не столько замещать, сколько заметать. Заметать и подметать — следы безудержной гульбы своих официальных и неофициальных хозяев, их молодых дебошей, а то и более серьезных афер. И вот сегодня в доселе благополучно хранимый Господом Богом и, в меру сил, Ворониным банчок нагрянули с обыском. Братцы-кролики, как их еще именовал за столом Воронин, оказались, разумеется, за границей. Вторые ключи от своих персональных сейфов они препоручили одному Воронину. А ментов именно эти сейфы и интересовали больше всего: наколку, видимо, получили. Что делать? — повёл их к сейфам.

— А у этих дураков, представляете, помимо сумасшедших пачек неизвестно откуда взявшихся баксов, у каждого, в сейфе еще и по автомату Калашникова. По калашу! И патронов по два рожка. Откуда, Вася, каким таким ветром надуло?! — наглядно и яростно показал Воронин, как радостно воззрились на него, безответного, смекалистые менты.

— Откуда, Вася?! — натурально, через сильные черепаховые очки, заглянул Воронин сперва в глаза одному, потом другому. И Виктор с Сергеем поежились под этим талантливо переданным взглядом: не зна-ам…

В общем, ясно-понятно: Воронина они сегодня могли и вовсе не дождаться.

— Откуда дровишки? — задумчиво повторил Воронин. — А если на этих дровишках висит по утопленнику, а? В общем, мужики, великий закон — деления. Менты понимали, что рядом с автоматами просто не может не оказаться денег. Бо-ольших… — задрал кверху мелко подрагивающий палец. — Можно, я позвоню? — спрашиваю. «В Ниццу?» — спрашивают у меня. Ну да, — они, заразы, и это, оказывается, уже знали. «А надо ли? Мы тебе потом, когда вернутся, справку выдадим. Расписку. Только пусть за нею сами к нам приходят — заодно, глядишь, и документики на калаши принесут…» Великий закон деления, — повторил после общей паузы Воронин и снова разлил.

— Чем закончил-ось-то? — спросил Виктор.

— Промежуточный итог такой. Составили акт: автоматы указаны в акте в полном количестве, а баксы — за минусом десяти пачек. Один экземпляр акта у меня, один — у них. «Пусть полежит», — сказали. Что делать: стол накрыл — прямо в президентской боковухе. (Сергей для себя отметил, что и он сам поступил бы так же и даже в более спокойной ситуации). Часа три заседали. Мужики, говорю, ждут меня. «Дурак ты, Вася, говорят, — по-хорошему тебя теперь нигде не ждут. Свобода! — на все четыре стороны. Дёргай — потом спасибо нам скажешь». В общем, к концу заседания оба экземпляра акта передали мне. «Понравился ты нам, дед, — говорят. — За хозяйское добро сильно переживаешь». — А с автоматами как же? — спрашиваю. «Да как хочешь, — отвечают. — Хоть в Москве-реке утопи». Вот и везу — топить, — показал Воронин на обитый никелированным металлом чемодан у ног. На этот чемодан Сергей обратил внимание сразу, как только Воронин к ним подошел. В командировку, видимо, собирается, решил. Не иначе, как за границу — в таких чемоданах только «Искру» перевозить. Оказывается, не только «Искру», но и пламя тоже.

Да-а… Хмель как-то сразу поредел: при таком-то соседстве! Сергей на всякий случай засунул чемодан поглубже, под свисавшую со стола скатерть. Не забыть бы — хотя это, может, был бы наилучший выход.

— Ну, а деньги как же? — не унимался Виктор. Может, надеялся, — тоже топить? Как слепых котят. В этом потоплении сам Бог велит принять посильное участие.

— Деньги? На месте — за вычетом десяти пачек…

— А-а… — протянули они опять хором. Разочарованно: и впрямь решили, что где-то в гардеробе стоит еще один чемодан. Или непосредственно сейф.

Чемодан они все-таки забыли. Джигит догнал их уже на лестнице у самого выхода — чаевых оказалось достаточно даже на эту энергичную пробежку с цельнометаллическим сундуком в руке.

Топили они его у Больше-Устьинского моста. Из-за большой темноты затопление бронированного дредноута чуть не закончилось общим заплывом. Но, покачнувшись, вцепившись друг в друга, всё-таки удержались. Поднялись, по-прежнему удерживая друг друга за плечи, как в балканском танце «хора», на набережную, и Воронин стал названивать по мобильнику, что только-только входили в моду, в Ниццу: мол, не торопитесь, братцы-кролики, сдайте обратные билеты и возвращайтесь не раньше, чем месяца через три. Билеты я закажу вам здесь, да, первый класс, а как же иначе? Намекал им примерно на то, на что недвусмысленно наставляли его и сыщики: дергайте, мол, отсюда и по прямой.

Горько было видеть Воронина в этой жалкой роли. Услужающим даже не капиталу, а сопливым капиталистам. Его, мечтавшего предводительствовать массами в организованном движении их к справедливой человеческой жизни.

Встреча не задалась, никаких продолжений ее не последовало. Задумчивые и неразговорчивые, возвращались они с Виктором в Серегин дом, на ночлег, завезя по пути Воронина и вложив его — стоймя — в лифт. Как после преступления. Как будто и впрямь утопили, кроме автоматов, еще одного утопленника. Живого.

С тех пор не виделись еще лет пять.

Голь на выдумки хитра. Голодный издатель рыщет, как голодный волк, не разбирая троп. Черт знает, куда иной раз врюхаться может. Очухается, оглянется потом после голодного бреда и галопа вокруг себя: ба-атюшки-светы, куда ж меня, грешного, занесло! — кругом незнакомые физии да порою еще и куда голоднее, чем он сам. Но делать нечего: набрел на полянку — коси.