Ирвин Уэлш - Дерьмо Страница 63

А кредитки-то остались дома!

ЕБАНЫЙ МУДАК! РАЗДОЛБАЙ! ПЕДРИЛА!

Колочу по приборной панели, пока рука не распухает и пальцы уже не могут держать руль. Выходим и шлепаем в бар. Выгребаем из карманов все, что есть: только-только на пинту светлого. Вхожу в тесный полуподвал, чувствуя себя последней швалью. Устраиваюсь неподалеку от двери, в закутке за деревянной перегородкой с окошечками из матового стекла. Рядом пьяно хохочет какая-то блядь, а я даже не могу поставить ей бакарди. Беру пинту пива и жадно заливаю в бак. В углу четверо пожилых мудаков играют в домино. Одинокий хрен читает «Ивнинг ньюс». Приглядевшись, узнаю в нем полицейского.

Быстренько приканчиваю пинту и выхожу из бара, залезаю в машину и давлю на газ. Думаю только о кредитных карточках, которые лежат во внутреннем кармане пиджака, который висит на стуле, который стоит в гостиной.

Настроение пропадает окончательно, когда возле дома присекаем смутно знакомую легковушку. Можно, конечно, отступить, развернуться и уехать, но нам позарез нужны деньги и кредитки. Делая вид, что ничего не замечаем, выскакиваем из «вольво» и мчимся по дорожке. Но Крисси - да, это она - устремляется следом.

- Брюс... Я пыталась дозвониться тебе на работу. Ноздри у нее раздулись от злости, и лицо стало похожим на

свиное рыло.

Почему все время Брюс да Брюс? Есть же и другие. Как же мне все это остопиздело...

- Знаешь, она больна. Может быть, даже умирает, - говорим ей мы.

Достаем из кармана ключи, вставляем в замок, открываем дверь...

- Кто?

- Ширли, моя свояченица. Она очень серьезно больна. Правила для всех одинаковы.

- Как жаль.

Крисси не дает нам закрыть дверь и входит следом. Мы пытаемся оттолкнуть се, но она повисает на нас, как дешевый костюм, и кричит в лицо:

- Ну же, Брюс, отключи мне газ! Давай! Иди ко мне! - Ее пальцы уже ищут «молнию» у меня на брюках. - Боже, ну и вонища здесь... давай, Брюс, ну же...

Мы... я... я... я совсем один... один... одному мне с ней не совладать...

Сопротивляюсь, но она наступает, эта сучка драная, эта ведьма... се злые насмешливые глаза передо мной... я отталкиваю се руки, но их слишком много, и ее близость действует на меня, как...

- Отстань... оставь меня в покое...

- Давай, Брюс...

Она вытаскивает мой хуй и начинает сосать... сосать... и мы плачем, плачем по Ширли... нет, не по Ширли, по себе. Мы плачем по себе, а она вытаскивает ремень.

- Нет, Крисси, нет, - говорим мы. - Подожди, подожди минутку.

Она не слышит, она сбрасывает одежду, выхватывает из сумочки пояс и накидывает его себе на шею.

Я дрожу и трясусь, меня колотит, мне срочно срочно срочно нужен кокс, он у меня в кармане, и мне нужно нужно нужно увидеть Ширли или Кэрол... Кэрол... мне нужна Кэрол... но я не успеваю ничего сказать потому что она затягивает у меня на горле ремень и у нес острые ногти и она толкает меня на диван толкает меня на диван и это отвратительно и страшно и она насаживается на него и прыгает прыгает прыгает так что мне уже больно от этих фрикций и она душит меня душит затягивает петлю туже и туже так что мы уже не в состоянии ни дышать ни говорить и...

- Сильнее... выеби меня, Брюс... сделай мне больно, ты, чертов импотент! Давай! Суй глубже! Еще! Еще!

Она дергается на мне быстрее, и я постепенно завожусь. Я уже хочу заебать эту суку, затрахать ее до смерти, но это невозможно, потому что это она ебет меня, она перекрывает мне кислород и кричит, кричит:

- Отключи мне газ! Отключи, блядь, газ! Трахни меня как следует! Еби сильнее! Шевелись! Шевелись! Перекрой мне газ!

Я задыхаюсь захлебываюсь бьюсь в конвульсиях и почти отрубаюсь и она кричит и рычит и стонет и кусает мою нижнюю губу она ревет и наваливается на меня и откидывается на спину и наконец сползает хрипя и задыхаясь а я смотрю на мой бессильно заваливающийся набок хуй.

Крисси устраивается поудобнее и закуривает.

- М-м-м-м-м. Великолепно. В чем дело, Брюс? Ты в порядке? Я тебя просто не узнаю сегодня.

- Ширли больна. Моя свояченица. Ей плохо. Она смотрит на меня и качает головой.

- С тобой уже неинтересно, Брюс.

- Мы слышим голоса, Крисси. Все время. Ты когда-нибудь слышишь их? Мы слышим их всю жизнь. Червяков.

- Что? О чем это ты?

- Мы говорим одно, они говорят другое. Мы делаем по-громче. Голоса... Они как магнитная запись, если слушать ее задом наперед. Это... как мы с ней. Мы по-прежнему вместе, ты знаешь? Мы все...

Словно со стороны, я слышу свой собственный голос, низкий и монотонный.

- Мне надо идти, - говорит Крисси и начинает одеваться. - Не знаю, на что ты подсел, но с такими вещами не шутят.

Мы не отвечаем, мы молчим, мы не хотим, чтобы она была здесь. Уходи уходи уходи тебя никто сюда не звал Крисси уходит, а мы принимаемся за порошок, тот, что взяли у Рэя. Еще... еще... еще... и вот уже мне хочется, чтобы она вернулась, потому что тогда бы я показал... но гребешок обвис, совсем как у Леннокса в тот раз, когда мы вместе ебали...

...ебали Ширли.

Ширли... мы с Ширли... Я подставил ее и не могу винить других.

Иду к телефону, однако в последний момент решаю никуда не звонить. Пытаюсь растопить камин, руки дрожат, и ничего не получается. Хорошо, что еще осталось что-то от рукописи Тоула.

В кабинете Билла Тила (Андерсон)

- Этот псих, полагаете, он напомнит о себе еще раз? (Тил)

- А почему ты так уверен, что это он?

(Андерсон)

- Перестаньте, Билл. Обычно это мужчины.

(Тил)

- Думаю, мы еще не все знаем о той таинственной женщине.

Андерсон взволнованно смотрит на него

(Андерсон)

- Почему вы это говорите?

(Тип)

- По двум причинам. Во-первых, оно исчезла, словно ее и не было, а это означает, что ее кто-то прикрывает. Кто-то, кто, возможно, в курсе нашего расследования. А во-вторых

Какого хуя!..

Что это значит? Что еще известно мудаку Тоулу? Черт, надо было прочитать хренов сценарий. Все из-за Кэрол! Тупая телка. Бля...

Надо было прочитать рукопись. Знание - сила, или как там... Ладно, насрать. Не высовывайся, не расслабляйся, не размякай - и все будет в порядке. Дыши помедленнее.

Дышу помедленнее.

Легко.

На такой работе, как наша, сердца черствеют и грубеют. Они должны быть такими же непробиваемыми, как головы наших гарантов, и именно это бесит нас больше всего. Те, с непробиваемыми головами, могут позволить себе быть такими, потому что от всего абстрагируются, потому что они ни с чем не соприкасаются. Мы же платим физически и психически за то, чтобы эти изнеженные, избалованные сволочи жили своей особой, безмятежной жизнью.

Да, бесплатных завтраков не бывает. Мы платим всегда и за все.

(есть, спасибо. Ты был первенцем в семье. Но что-то было не так. Отец избегал тебя. Люди в поселке смотрели на тебя, как на уродца. Другим детям запрещали играть с тобой. Дома ты долго и внимательно смотрел на себя в зеркало, пытаясь разглядеть то, что видели они. Ничего особенного, обычный мальчишка А вот Стиви всегда играл с тобой. Ты и Стиви. Стиви и ты. Он был такой живой и веселый. Он делал все то же самое, что и ты, но окружающие реагировали иначе: то, что прощалось ему, не прощалось тебе. Ты и он, вы всегда были не разлей вода. Твой отец любил Стиви и не хотел, чтобы он играл с тобой. Отец считал, что Стиви должен играть с нормальными ребятами, одноклассниками, ровесниками, а не с тем, кто старше на два с половиной года. Ночами, лежа в постели, ты слушал, как они ругались, отец и мать. Он кричал, она плакала. Тебе хотелось вскочить, сделать что-то, чтобы они не ругались. Но потом ты стал смотреть на вещи по-другому. Ты начал вникать в слова, которые заставляли ее плакать. Ты начал присматриваться к нему, изучать его. В твоем детском мире отец представлялся воплощением силы, неприступной и внушающей страх твердыней. Затем, по мере того как твой взгляд становился все критичнее, ты начал различать трещинки на камне. Ты узнал, чем и как его можно пронять, хотя и понимал, что никогда не воспользуешься обретенным знанием)

Нынешним утром демоны являются в жалкой, неприглядной форме некоей Аманды Драммонд. С ней мне выезжать на дежурство. Почему? Не знаю. Не знаю, потому что мозги отказываются соображать. Она пиздит об одном и том же: о жертвах, подозреваемых, местах преступлений, отчетах, докладах, результатах экспертизы, политике и т.д., и мне хочется крикнуть: ДЕРЬМО. ЧУШЬ СОБАЧЬЯ. МНЕ НАСРАТЬ НА ВСЕ ЭТО. Я, МАТЬ ТВОЮ, ПОДЫХАЮ У ТЕБЯ НА ГЛАЗАХ!

Так оно и есть.

В долбаной машине совершенно нечем дышать. От гребаного кокаина горит в носу и горле. Меня бьет кашель, трясет озноб, а от запаха ее вонючих духов выворачивает наизнанку. У этой сучки, должно быть, течка, если она так обливается парфюмом. Если так, то напрасно старалась. В сраной машине пахнет, как в каморке какой-нибудь амстердамской шлюхи в субботнюю ночь в разгар туристического сезона.

И это Хогманей? Нет, больше тянет на Хэллоуин.