Семен Данилюк - Мужские игры Страница 64

- Это, простите, наше внутреннее дело.

- Да нет, теперь вы меня простите, - с видом человека, которому надоело попусту терять время, перебил Онлиевский. - Потому что это сугубо НАШЕ дело. Мое и немножко ваше. Я так понял, что Второв до настоящего времени не известил вас, что принадлежавший "Возрождению" контрольный пакет института сегодня переоформляется на мою структуру. Тогда, боюсь, я слегка опередил события.

- Вы чрезвычайно опередили события, - отчеканил Мельгунов, вместе с тем начиная подозревать, что за путаными словами нежданного визитера скрывается непонятный смысл. - Для начала - акции института покупались на деньги, к "Возрождению" отношения не имеющие. Так что, боюсь, у вас скверные информаторы.

- Это проблемно, академик. Не станет же в самом деле Второв продавать мне то, чем не владеет.

- Повторяю, ни "Возрождение", ни кто другой из вашей братии к институту не будет допущен на пушечный, как говорят, выстрел.

- Трудный вы, оказывается, человек, Юрий Иванович. Знаете, пожалуй, я вам десяти процентов не дам. До такой степени не владеть обстановкой. Честь имею, - передразнил он Мельгунова.

- Надеюсь как раз, что ни вас, ни ваших людей я не буду иметь чести...

- Да полно, в самом деле, кочевряжиться-то, - оборвал рассерженный Онлиевский. - Вижу, что люди вашего склада по-хорошему не понимают. Нравится вам это или нет, но честь такую вам стерпеть придется. Потому что институтец ваш - отныне мой. Так-то, дорогой!

- Ступайте-ка вон! - гневно потребовал Мельгунов. - Не знаю, что вы там задумали, но имейте в виду, жульничества ваши здесь не пройдут. Мельгунова весь мир знает. И если что - общественность подниму.

- Вот это называется напугать ежа. Да что общественность, Юрий Иванович! Окститесь - кому сейчас до чего дело есть? - снисходительно осадил разволновавшегося старика Онлиевский. - Ладно, не переживайте так. Дадим вам что-нибудь. И лабораторию какую-нибудь оставим. Паяйте себе... Ну, прощайте. - Он удивленно мотнул головой. - А вот кого я, похоже, точно недооценил, так это Забелина, - как разыграл партию мужик. Вот кто подлинно академик! - И Онлиевский вышел, за ним хлопнула дверь приемной.

"Забелин?!" - Лицо Мельгунова покрылось потом, вытянутые в струнку губы задрожали. Весь предыдущий, казавшийся нелепицей разговор разом выстроился в логическую цепочку.

Он нажал на кнопку, ищущим движением нащупал и придвинул под себя кресло.

- Слушаю, Юрий Игнатьевич, - вбежавшая секретарша в тревоге всматривалась в директора института: за последний год дважды приходилось вызывать неотложку.

- Где?! Флоровский где?

- Максим Юрьевич, он с утра куда-то... Может, Власова знает, она в приемной... Юрий Игнатьевич, вам плохо.

- Власову сюда.

Наталья, перепуганная, как и все, неожиданным визитом, через открытую дверь прислушивалась к голосам в кабинете. Вбежала тотчас. Вбежала и обмерла.

- Флоровский - что, в "Возрождение" уехал?

- Юрий Игнатьевич!

- Он, спрашиваю, к Забелину поехал?!

- Да, но... Это не то, что вы думаете.

- Стало быть, вот оно что. Ступайте вон. Хочу побыть один.

- Юрий Игнатьевич, мы как раз собирались объясниться, - вскинулась было Наталья, но потерянно замолчала: сквозь растопыренные пальцы за ней наблюдали страдающие, все понявшие глаза.

Подвальчик был заполнен чуть на треть - после кризиса контингент резко схлынул.

- Алексей Павлович! - подбежала с неловкой улыбкой метрдотель. - Не ждали.

- Вижу! - кивнул Забелин - "персональная" его кабинка была занята, и на стене выделялось свежее пятно от сорванной таблички. Осторожный Суходел дистанциировался от вероятного банкрота.

- Это - ремонт намечаем, - неловко нашлась метрдотель. - Сейчас по соседству накроем.

- Да мы как-нибудь бочком у стоечки, - гордо отказался Максим. - Реактивные вы наши.

- По двести коньяку напузырь живенько, - обратился он к бармену... Ну, чин-чин? За несбывшиеся надежды.

Но с меланхолической этой ноты сорвался:

- Всякий раз, как доброе дело сделать норовлю, тут же и вляпываюсь. Зарекался. И вот опять, здрасте. Думал, альма-матер, наука - святое дело.

- Если можно, потише, - попросил бармен. Вскрики Максима нарушили гармонию элитарного ресторана.

- Что?!

- Извините! - Бармен успокаивающе поднял ладони - глаза громкого посетителя горели отчаянностью.

- Но на тебя, Алеха, я не в обиде. Ты как раз свое дело дожал. До самой точки. И банку денежку принес, и себе с полмиллиончика заработал. Выполнил, можно сказать, поставленную социальную задачу... А ты чего глазеешь, абориген? Если уж подслушиваешь, так хоть наливай вовремя. Еще два по двести, - скомандовал он бармену. - А вот куда я от себя денусь? Мельгунову как в глаза посмотрю? Извините-де, неувязочка вышла, - хотели как лучше, а получилось, что продали вас на сторону. Он-то все победу справляет - уж таких планов насчет института нагородил. Его да Астахова твоего послушать, так через год мэнээсы по пятьсот долларов получать станут. Будут они теперь получать пособия по безработице.

- Что предлагаешь?

- Чего уж предлагать, когда раком поставили? Теперь как в анекдоте - расслабься и получай удовольствие. Хорошо хоть не задаром. Как там наши с тобой резвушки говорили? Мы не из-за денег. Но лучше дайте. Надо брать, пока дают.

- А если не отдаваться? - Забелин увлеченно созерцал блики в бокале.

- Плесни-ка, браток, еще сотняшку. - Максим сноровисто катнул бокал. - Вы тут чего-то чего-то обмолвились или почудилось?

- Акции наши. Кредит получен аж на пять лет. За пять лет можно отработать.

Он глотнул коньяку.

- И это мне ТЫ предлагаешь? А как же банк? Ты ж для всех там штрейкбрехером становишься. Потому что на пятнадцать миллионов подставу перед Онлиевским делаешь.

- Есть, конечно, проблемы. Но все-таки если выбирать: не по-божески это - одних спасать за счет других.

- Чегой-то?! - поразился Максим. - Эва как ты до сих пор по Юльке страдаешь.

- Положим, страдаю. Так что ответишь?

- В другой стране - "да".

- А здесь?

- А здесь полный абзац. Я, конечно, отдаю должное твоему порыву. Но, по-моему, ты сам не очень в себе. Уж если тебя семнадцатое августа ничему не научило. "Двигать" что-либо в этой стране без мощной "крыши" - утопия, Стар. Да еще теперь, когда на нас на прямую наводку вывели АИСТ. Этот, наслышан, сантиментами не отягощен - разотрет и скажет, что так и було. Я не камикадзе. И в эти игры отыгрался. Уеду я обратно, - ответил Максим на безмолвный вопрос. - И теперь уже навечно. На западе, конечно, таких завихрений нет, - тупые правильные буржуины сидят. Но может, в том и прелесть, что тупые. Сегодня я окончательно понял: здесь никто и не думает играть по правилам.

Он вдруг всхлипнул.

- Прости! Нервы ни к черту! Пойду я. - А как же Наталья?

- Вот этого не трожь! А если по правде, подползал я тут к ней. Подергался, понял, что не смогу. И - через не могу к ней. Презрел самолюбие. Цветов накупил. Готов, мол, забыть и - начать с чистого листа.

- Послала, - без труда догадался Забелин.

Максим удрученно кивнул:

- Пакет с шубой за дверь выставила, цветы в морду лица бросила. Пережила, так сказать, глубокое человеческое разочарование. Да и права! А ты, Стар, не робей! Всё на себя возьму.

- И что ты, любопытно, собираешься взять?

- А всю грязь. Завтра же подписываю договора эти гребаные, получаем денежку, пилим, и - только меня и видели. Обрати внимание на благородство: тебя в стороне оставляю - в ослепительно, как ты любишь, белом фраке. А то знаешь что? Поедем вместе в загранку - здесь все равно нет будущего. Есть у меня мыслишка - не зря полгода в институте отсидел. Я теперь все их наработки в голове держу. Там на самом деле на реальном подходе две-три темы. Ими занимается пара раскрученных мальчиков. Берем их с собой на Запад. Организуем собственный центр. Да не ухмыляйся - по-настоящему. Чтобы довести темы до промышленной разработки, хватит пятисот тысяч с запасом! Через полгода, ну год от силы, раскрутимся, сами сможем торговать технологиями. И не смотри на меня так. Для обоих стараюсь. Между прочим, и о стариках наших подумал! С каждой продажи сможем тысяч по двадцать баксов каждому передавать. Это ж какие для них деньжищи! Куда лучше, чем здесь у корыта разбитого! А Юрия Игнатьевича попросту с собой перетащим. Под одно его имя, кстати, любые бабки дадут. И по причине хамской твоей натуры можешь не благодарить.

- Даже не собираюсь. Ты ничего не подпишешь.

- Вот только без нравоучительных соплей! Думаешь, мне не тошно? В очередной раз рылом в чан окунули. Показали, ху из ху. Но кому станет лучше, если завтра мне открутят голову, а стариков все равно "опустят"? Кстати, не тебе - мне придется объясняться с Мельгуновым, не тебе - мне придется все это подписывать. Но поймали нас на ловленом мизере. Чего уж теперь?

- Ты ничего не подпишешь, - упрямо повторил Забелин и, придержав нетвердо слезшего с табурета приятеля, внушительно добавил: - Тебе нечего подписывать, мой бедный Макс.