Лиз Мюррей - Клуб бездомных мечтателей Страница 67

Через какое-то время я пришла к выводу, что лучше всего спать на лестнице, чтобы меня никто не беспокоил. Надо было выбирать безопасные дома, в которых меня никто не тронет. Я делала работу при свете ламп в коридорах, использовала свитер в качестве одеяла, а рюкзак – как подушку. Если мне надо было обязательно выспаться, я спала на лестничной клетке.

Проблему с едой помогали решить горячие обеды в The Door, ну и, конечно, деньги, которые я накопила за лето. Несмотря на то что мне помогали друзья, я много раз была готова сдаться и сказать – все, с меня хватит. Любопытно, что моя воля особенно слабела при определенных обстоятельствах, которые я сейчас опишу.

Самыми сложными днями были те, когда в 6.20 мой будильник начинал вибрировать, и я просыпалась в квартире Фифа или в какой-нибудь другой, где родителей в этот день не было и никто не следил за дисциплиной. Накануне вечером чаще всего проходила вечеринка, и утром никому не надо было рано вставать. На полу вповалку могло спать человек десять, которые совсем недавно легли. Солнце поднималось и освещало стены комнаты, изрисованные граффити.

Во время вечеринки я сидела на лестнице и готовилась к занятиям. Я не могла заниматься там, где проходит шумная вечеринка и пахнет сигаретами. Когда становилось тихо, я возвращалась в квартиру и находила место, где могла прилечь. Через несколько часов начинал вибрировать будильник, я просыпалась и лежала, не двигаясь и глядя в потолок. Как мне хотелось накрыться одеялом с головой и снова заснуть! Соблазн был необыкновенно сильным.

Теплое одеяло или встать и уйти?

Именно тогда моя решимость подвергалась самому серьезному испытанию. Мне было гораздо легче встать, когда я спала на лестничной клетке и когда знала, что надо уйти до того, как проснутся родители приютивших меня друзей. Даже кататься всю ночь в метро было проще. Вставать и уходить из дома, где спали друзья, было сложнее, потому что я должна была найти внутри себя причины, чтобы пойти в школу. В такое спокойное утро, когда можно было с комфортом спать, когда было тихо и кругом валялись мягкие подушки, именно тогда мне было труднее всего заставить себя встать. Вот это оказалось самым трудным.

Итак, теплое одеяло или собираемся и уходим?

Оказывается, чтобы сделать правильный выбор, нужна не только сила воли. Я всегда преклонялась перед людьми, которые могли добиваться чего-либо исключительно благодаря силе воли, – потому что я не являюсь одной из них. Я сама так не могу и не умею. Если бы мне хватило одной силы воли, я бы многого добилась даже на Юниверсити-авеню. Мне нужно было чем-то себя мотивировать. Мне нужно было что-то, что меня бы вдохновляло.

У меня был способ, которым я неоднократно пользовалась, чтобы помочь себе пережить трудности.

Я представляла девушку-спортсменку на беговой дорожке. Она бежала летним днем по оранжево‑красному треку. Она бежала не с другими спортсменами, а одна. Потея на ярком солнце, она бежала по дорожке, где был ряд препятствий, которые надо перепрыгивать. Я представляла себе бегунью, когда передо мной возникали трудности: рюкзак с книгами казался очень тяжелым, не хватало сна и еды.

Голод – это барьер. Где я буду спать сегодня ночью, домашняя работа – вот еще два барьера. Я закрывала глаза и представляла спину бегуньи, ее напряженные мускулы и то, как она один за другим преодолевает барьеры. Когда я не хотела утром подниматься из кровати, я представляла себе еще один барьер. Препятствия стали естественной частью беговой дорожки. Ведь в легкой атлетике существует бег с препятствиями, верно? Все это лишь препятствия на пути к получению диплома, думала я и вылезала из-под теплого одеяла.

Это была одна тактика самомотивации. У меня была еще одна – я вспоминала о своих преподавателях. Я знала, что в школе меня ждет Пери и другие учителя, которых я полюбила за время обучения.

Сьюзан преподавала математику и свои лекции проводила рано утром. Она носила платья с узорами из цветов и дешевую обувь. Сьюзан очень любила литературу, и зачастую во время лекции больше говорила о ней, чем о математике. Она часто обсуждала любовные романы, которые я сама очень любила. Сьюзан находила в книгах интересные моменты и делала неожиданные выводы, о которых я сама бы ни за что не догадалась. Она всегда призывала своих учеников «копать глубже».

Сьюзан приходила в Академию одной из первых. Ее улыбка и энергия заряжали наш маленький класс, в котором было всего семь человек.

«Рада вас видеть», – произносила она.

И мы видели, что она не кривит душой и действительно нам рада. Если мое первое занятие было у Сьюзан, я ни в коем случае не хотела опаздывать.

В Академии преподавали еще три учителя: Калеб, Даг и Элия. Это были молодые люди, которым еще не исполнилось тридцати лет. Все они являлись выпускниками таких престижных вузов, как Принстон и Корнельский университет. Они щедро дарили нам свое время, были всегда дружелюбными и любили свою работу.

Элия не задавал нам вопросы, а выдавал сентенции, которые заставляли нас задуматься. Благодаря ему я стала очень внимательно относиться к выбору слов и тому, что я говорю. Точно так же, как и Пери, Элия всегда смотрел в глаза. Когда кто-то задавал ему вопрос, он отвечал и смотрел в глаза, выводя общение между преподавателем и студентом на личный уровень. Он помог мне научиться концентрировать свое внимание на человеке.

Даг был очень скромным и честным. Однажды я задала ему вопрос во время лекции, на который он не смог с лету ответить. Даг сказал:

«Лиз, я не знаю ответа на твой вопрос и не буду делать вид, что знаю. Давай так, я выясню ответ и вернусь к нему позже».

Я была поражена. Никогда в моем опыте ни один преподаватель не вел себя так, как он. Даг научил меня, как важно быть честным.

Калеб был абсолютно уникальным преподавателем. Однажды Пери пошутил, что преподаватели Академии вкладывают в свою работу столько времени, сколько вкладывают только банкиры. Мне кажется, что Пери имел в виду Калеба. В большинстве обычных учебных заведений преподаватели заканчивали свой рабочий день в три часа дня, но в Академии многие учителя уходили гораздо позже. Студентам часто требовалась дополнительная помощь, или они изучали предметы, не входящие в основную программу, поэтому многие ученики и преподаватели оставались в академии до раннего вечера.

Преподавателям не платили за дополнительные часы, которые они посвящали работе. Даже после того, как большинство преподавателей и учеников покидали Академию, Калеб оставался на рабочем месте. Он сидел в своем маленьком офисе и звонил опоздавшим и отсутствовавшим на занятиях ученикам.

«День добрый, Калеб Перкинс беспокоит. Тебя сегодня не было на занятиях. Скажи, почему ты не пришел? Что мы можем сделать, чтобы тебе помочь?»

Калеб обзванивал всех, кто опоздал или не пришел, никого не винил, а спрашивал, чем он лично и Академия может помочь ученику. Он помнил обещания, которые ему давали ученики, и всегда разбирался с ними, если они эти обещания не сдерживали. У него был девиз: «Говори то, что имеешь в виду, и имей в виду то, что говоришь».

Никогда раньше я не сталкивалась с подобным поведением. Калеб научил меня быть ответственной за свои слова и поступки. Кроме этого он помог мне понять, что значит вкладывать в работу все силы.

Я видела, что Калеб уходит из Академии поздно, потому что сама очень часто оставалась допоздна. Я училась пользоваться компьютером. Я не умела обращаться с этими устройствами с клавиатурой и мерцающими экранами. Я должна была не просто написать свое задание на компьютере, но и одновременно научиться им пользоваться.

Иногда мне казалось, что я взбираюсь на гору с карманами, набитыми кирпичами. Помню, что я училась печатать на компьютере, одновременно сочиняя эссе по книге «Над пропастью во ржи». Я печатала медленно букву за буквой, делая массу ошибок, и мне постоянно приходилось начинать сначала.

Некоторые студенты быстро схватывают новый материал, но я, увы, никогда не принадлежала к их числу. Мне всегда приходилось по нескольку раз перечитывать задание или любой текст, чтобы его понять. Зачастую у меня уходило в два, а то и в три раза больше времени на выполнение задания, чем у других. Я оставалась в холле Академии до тех пор, пока не появлялись уборщицы, которые просили меня пересесть, чтобы они могли помыть пол. Из кабинета я слышала голос Калеба, который обзванивал студентов.

Когда мне утром не хотелось вставать, я вспоминала о своих преподавателях. Я понимала, что не могу позволить себе валять дурака, когда они вкладывают в свою работу так много энергии и сил.