Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы Страница 69

— Что ты от него хотел узнать? — не выдержав, перебил его директор.

— Вид у этого гражданина уж больно непригожий был, мой директор…

— Ну и что?

— Спер все, без сомнения…

— Заявил кто-нибудь о краже?

— Зачем мне заявление, мой директор?

— Ладно, а дальше?

— Я говорю, есть во мне чутье такое, от аллаха, понятно… Не приглянулся мне этот человечишко. Откуда у голодранца столько дорогих вещей?..

— Как же ты с ним поступил?

— Отвел в участок да со всеми вещами сдал комиссару.

— А комиссар что?

— Что там комиссар — это уж дело не мое. Как счел нужным, так и поступил.

— Да, прекрасно! Отлично!.. Здесь, на фабрике, тоже нужна такая же самоотверженная работа!

— Не изволь сомневаться…

— На Нуха не обращай внимания и на других тоже. Гайка слаба у них, сами службу несут спустя рукава и других подбивают…

— Меня не собьешь, мой директор! Клянусь честью, я знаю, что есть почтение к старшим и долг службы. Не равняй меня с другими… В своем участке я был опорой, на мне все держалось — курсы окончил, от старших хорошую науку получил. И если на службе допущу какую оплошность, пусть с голоду подохну…

— Я тобою весьма доволен…

— С голоду подохну, мой директор, но охнуть не позволю!..

— Все в порядке. Ты теперь…

— А все почему? Потому что служба превыше всего!..

— Конечно, ты прав…

— Есть у меня дочь и сын, они точь-в-точь как я. В классе первыми идут, от старших только похвала да благодарность…

— Сохрани их господь и помилуй!..

— А почему? Потому что я их в строгости воспитал, уважать дисциплину научил.

Директор уже не знал, как его остановить.

— Я хочу, чтобы они понимали, — не унимался Муртаза, — что значит служба, что есть великодушие и благородство. Кто не признает старших, тот аллаха не признает!..

— Совершенно верно! Молодец! А теперь ступай и…

— Так точно, бей-эфенди, немедля отправлюсь.

— Иди и займись своими делами.

— Есть заняться делами.

— А затем…

— Затем приступлю к своим обязанностям, и все будет в порядке.

— Давай!

— Вот только вопрос с курсами очень важен, мой директор.

— Хорошо, хорошо, мы это дело обдумаем…

— Надобно в корне менять все положение на фабрике!

Технический директор молча смотрел на него. Муртаза отдал честь, низко поклонился и строевым шагом вышел из кабинета. В дверях он чуть было не сшиб контролера Нуха и, не обращая на него внимания, промаршировал мимо.

Глядя ему вслед, Нух пробормотал под нос молитву, потом постучал в дверь и вошел в кабинет директора. Увидев Нуха, технический директор принялся смеяться. Нух улыбнулся и укоризненно покачал головой.

— Ну, поводил переселенца? — спросил технический директор.

— Ради бога, лучше не спрашивай, бейим. Как говорится, не было забот, а теперь невпроворот… Ох-ох-ох!

— Им надо уметь управлять, Нух. Тебе ль не знать, что не собаку уважают, а ее хозяина. Ты человек умный, в жизни много повидавший… Мне ли тебя учить? Держи его крепче на поводу, кинь ему кость, пусть рычит, на людей кидается!.. Таких не всякая мать родить способна. Этот человек готов верой и правдой служить!.. Понял, о чем я тебе говорю?..

— Оно-то, конечно, так, — кисло ответил Нух.

— О чем ты?

— Вот ведь в чем неприятность…

— Ну?

— Будто бы ты ему сказал: «Я свою фабрику отцу не доверю, а тебе доверить готов… А на Нуха не обращай внимания, хоть он мне и земляк, только все это пустое…»

Технический директор нахмурился.

— Я не желаю слушать всякие сплетни, Нух. Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Я не стану рыть яму человеку, с которым связан узами крови, и не поставлю его на одну доску с никудышным переселенцем, без роду, без племени… Допустим, я так сказал — значит, так нужно было сказать, неужели непонятно?

— Зачем же, очень понятно. Коль надо, так надо, но…

— Опять «но»?

— Да так, ничего, все это болтовня. Или же вот, к примеру…

— Ладно, брось. Стоит ли обращать внимание на слова болтуна?

Около трех часов утра на фабрику прямо из ресторана приехал технический директор. Видно, он изрядно выпил, узел галстука сполз ему на грудь, волосы были растрепаны.

У ворот в эту ночь дежурил Ферхад. Когда директор шел через проходную, Ферхад как раз отлучился по нужде, оставив за себя сына, ученика третьего класса. Подгулявший директор даже не заметил мальчика и, широко шагая, направился и свой кабинет. Он зажег свет, прошел к столу, уселся, достал пачку бумаг и принялся сочинять письмо своему стамбульскому приятелю, расписывая похождения этой ночи: как в ресторане он повздорил из-за женщины с одним инженером, весьма солидным человеком, как ударил его и какие слова при этом были сказаны.

Привратник Ферхад, вернувшись из уборной, узнал от сына, что на фабрику в столь необычное время пожаловал технический директор.

— Ты правду говоришь, сынок? — растерялся Ферхад.

Сын утвердительно кивнул. Отец в задумчивости потоптался на месте, не зная, идти ли ему на пост, в проходную, или что-то предпринять.

— Значит, прошел к себе?

Мальчик пытался удержать в памяти только что прочитанный урок и ничего не ответил.

— А меня не спрашивал?

— Нет, не спросил.

— В проходную будку заглядывал? Видел, что меня на месте нет?

— Нет, не заглядывал. Вылез из машины и быстро прошел к себе…

— Ему не следовало бы видеть, что около ворот меня нет!

Сын молчал.

— Значит, говоришь, не спрашивал?

Мальчик не ответил.

— Ай-ай-ай! Беда, сынок, вот горе, сын мой!..

— Что случилось, отец?

— Тебе этого не понять, сынок…

Ферхад подкрался к окну директорского кабинета; через узкую щель в шторах пробивался слабый свет. Директор сидел за столом и писал. Привратник отпрянул от окна: «Точно! Составляет рапорт. Не застал меня на месте, вот и строчит…» — осенила его страшная догадка. «Ох, Ферхад, бедная твоя голова!.. Черт тебя попутал, Ферхад!..»

Как раз в это время с ниточного склада вышел Муртаза, увидел в окне директорского кабинета свет и какого-то человека, приникшего к окну. Как охотничья собака, учуявшая дичь, надзиратель замер, точно сделал стойку. Первой мыслью было задержать неизвестного на месте преступления. Однако тут же передумал: лучше выждать, посмотреть, что будет дальше, и притаился за тюками.

Привратник Ферхад — Муртаза теперь узнал его — отпрянул от окна и повел себя очень странно: он говорил сам с собою, разводил руками. Затем вновь прильнул к окну и неожиданно опрометью бросился к проходной…

«А вдруг господин директор приехал на фабрику?» — подумал Муртаза. Он вышел из-за укрытия, приблизился к тому месту, где только что стоял Ферхад, и посмотрел в окно: директор сидел за столом и писал. Надзиратель сразу выпрямился и застыл. «Может, зайти к директору и поприветствовать его?» Привычным жестом Муртаза застегнул крючок на вороте, проверил, в порядке ли пуговицы, одернул тужурку. «Нет, прежде надобно выяснить, отчего так странно ведет себя привратник», — решил Муртаза и, чеканя шаг, направился к фабричным воротам.

— Ах, Муртаза-эфенди, несчастье обрушилось на мою голову!.. Что делать? Что делать? — запричитал Ферхад, увидев надзирателя.

Муртаза стоял, широко расставив ноги, заложив руки за спину, и ждал объяснения.

— Такое натворил — и не спрашивай!..

— Что именно?

— Помоги, ради аллаха, Муртаза-эфенди…

Надзиратель медленно поправил красную повязку на рукаве, нахмурился и грозно глянул из-под бровей.

— Ну, рассказывай, что натворил.

— Понимаешь, пошел я по нужде, а в это самое время приехал технический директор и увидал, что меня нет на месте.

Лицо Муртазы покраснело от гнева.

— Так! Дальше?

— Дальше ничего. Оставил в проходной сына, чтоб он последил за воротами. Теперь вот директор составляет на меня рапорт…

Муртаза, внимательно оглядев привратника с ног до головы, назидательно произнес:

— Куда это годится, Ферхад? Ты понимаешь, что натворил? А?.. Известно ли тебе, какая огромная ответственность лежит на всех нас? Понимаешь ли ты, что такое служба? Сразу видно, что не понимаешь. А все потому, что курсов не кончал, от старших начальников уму-разуму не научился. Кончил бы курсы, тогда наверняка понимал бы, что есть служба в нашем деле!.. На службе не может быть никаких желаний — по нужде бегать и все прочее… На службе — стой и гляди в оба! Тут моргать некогда, а то вмиг все проморгаешь. И нечего о постороннем думать, близких, родных, семью и детей поминать! Потому как обязанность на нас возложена! И это смекать надо и оказанное доверие ценить. Гляжу на тебя, Ферхад, и вижу, что не понимаешь ты ни черта.

— Помилуй, Муртаза-эфенди!

— Помиловать-то можно. Только вызовет он меня сейчас, спросит, почему не доглядел, начнет ругать!.. Прямо так и скажет: «Куда ты, Муртаза, смотрел? С них спроса нет, они курсов не кончали, службы не знают. Ты квартальным был, курсы кончал? Как же на месте не оказался?»