Валерий Попов - Плясать до смерти Страница 7

Естественно, я вписал роль и для маленькой девочки, постоянно срывающей замыслы злодеев своей непосредственностью, которая Насте давалась довольно легко. В белом старинном платье и в шляпе с бантом, с собачкой на поводке (пудель нашей гримерши), она постоянно появлялась там, где не надо, срывая замыслы врагов. Настьке с ее характером, в общем-то упрямым и вредным, роль пришлась по душе — хихикала, потирала ладошки. Роль мальчика-злодея, передающего записки нехороших людей, отдал Тимке. Тщедушный альбинос (по сценарию — Альберт), упоенный злодейской ролью, несся со спецзаданием, и тут на пути его встала Настя (по сценарию — Липа). Обстановка, прямо сказать, накалилась. Ванты гудели. Настя с собачкой возникла перед юным злодеем. Настька кокетничала, как взрослая, крутя?????????? перед собой пестрый зонтик из рисовой соломки. Песик, принадлежавший гримерше, вжился в роль и рычал на классового врага (хотя все они были из правящего класса, но по разные стороны баррикад). Тимка — и так весь белый — окончательно побелел. Дело в том, что в группе неуклюжую нашу Настю любили, болтали с ней. А Тимку с его вымогательской политикой все не любили, и он такое отношение к себе чувствовал. И тут, окончательно распсиховавшись, схватил песика в охапку, выдернул из руки оторопевшей Насти «уздечку» и швырнул песика за борт. Настя в тот же миг пролезла под леером и прыгнула вниз. В полете она напоминала матрешку на чайнике.

Тут же все мы оказались в воде. Поймали Настьку, а потом и песика, который пытался от нас уплыть.

Тим стоял бледный, не пытался убежать и не хотел извиняться. За ним, положив руки ему на плечи, стояла такая же бледная Алла. Их поза была понятна (хоть не бесспорна) — на этом судне обижают именно их!

Настя, та даже не расстроилась, наоборот, заважничала: сколько людей суетится вокруг нее!

— Аллушка, будь так добра, принеси полотенце! — небрежно попросила она, выбрав именно ее. Алла обомлел-ла от такой наглости! Пусть ее сын, даже и приемный, чуть не утопил девочку, но требовать за это принести полотенце!..

Кузя, пытаясь как-то смягчить все, забормотал:

— Ты, Настя, извини, что так вышло, растерялся, сразу не прыгнул!

— Ну что ты! — проговорила Настя. — Я же люблю тебя, дурачок! — И маленькой пятерней взъерошила буйные Кузины кудри. Кузя захохотал. Алла позеленел-ла!

После нашего путешествия мы сильно привязались к Настьке, а она — к нам, к нашей жизни, и расставаться надолго было уже нельзя.

Вернувшись, мы закинули Настьку в Петергоф и умчались по делам, но скоро по тревоге пришлось вернуться. Все сидели надувшись, глядя в разные стороны. Разбили мы их дружную семью! Первой заговорила бабка (как самая умная):

— Кого вы нам привезли?! Там ее подменили! Это не наша внучка! Эта какая-то дикая, совершенно не умеет себя вести! — Сквозь толщу очков глаза ее казались абсолютно непроницаемыми — что у нее на уме, и есть ли он?

— На улицу стала таскаться! — как о величайшем грехе сообщил тесть.

— Воровать стала! — сообщила теща.

— Что ты такое говоришь, Катя?! — воскликнул дед. — Какое воровать! Просто взяла!

Постепенно прояснилось. Вернувшись со счастливого юга, Настя страдала: где прежняя слава, всеобщая любовь? Опять ее здесь не замечали, даже в этом дворе. Решившись, взяла из шкафа коробку конфет и стала угощать девчонок, прежде ее не замечавших. Представляю! С ее стеснительной улыбочкой-трещинкой, плотная, неуклюжая, трогательно полагая, сколько она раздаст конфет, столько и доброты получит в ответ. Те, хихикая, конфеты сожрали и тут же «отблагодарили»: якобы добродушно угостили в ответ эскимо, фактически уже обглоданной палочкой, и, когда Настя доверчиво взяла ее в зубки, стукнули по палке и раскололи по диагонали передний зубик! Настя заплакала, а они с хихиканьем разбежались, оставив ее одну. Она нашла в пыли осколок зубика и, держа его в пальцах, плача, пришла домой.

Да, тут не кино! Грустна жизнь нашей любимой дочки. За какие наши грехи она страдает?

— Покажи! — попросила Нонна.

Настя долго стеснялась, а потом, когда ее «достали», злобно оскалилась: вот вам! Да-а. Передний, самый видный зуб расколот по диагонали. И главное — угораздило сейчас, в эпоху перемен, когда словно забыли все, как что делалось. Как мы теперь вставим зуб?

— Усидчивость надо вырабатывать, послушание! — Дед с громким шорохом отложил газету. — А вы… анархию развели.

— Не наша это девочка! Подменили ее! — решительно повторила теща.

— Слушай, мама! Может, тебе подлечиться снова, а? — закричала Нонна.

— Это вам надо подлечиться, прежде чем девочку брать! — прохрипел тесть.

— Если вам девочка не нравится, мы ее заберем! Собирайся, Настя! — рявкнула Нонна.

Если Настя будет жить с нами, все силы будут уходить на нее… Прощайте, мои труды?

— Ладно. Спокойно! — примирительно сказал я.

— Ладно, Настька! Не грусти! — весело произнесла Нонна. — Держи хвост пистолетом. А через дырочку эту… плеваться удобно! Во, смотри!

Дырочек у нее было достаточно — лихо совершила плевок!

— Чему вы учите бедную девочку! — возмутился дед.

…Видно, всю жизнь так и просидит Настенька у бабки под подолом и будет такая же, как она.

А мы? Поманили — и бросили?!

Надо решаться! Я резко встал:

— Мы уезжаем!

— Валерий, вы что? — изумленно спросила теща.

— Куда это, интересно? — оторвался от прессы тесть.

— Домой!

— Ой, и не погостили совсем! — всплеснула руками теща, но большого огорчения я не заметил.

— Нет, вы не поняли! — проговорил я…

Рано обрадовалась!

— Мы едем вместе!

— Кто это «мы»? — проскрипел дед.

— Ну… мы! Я, Настя и Нонна. В наш дом!

— А это что вам? — обиделся тесть. — Здесь вам не дом?

— Нет. Спасибо, но Настя ни разу еще не была в нашем доме. Должна же она увидеть его!

— Ой, Венчик, как я рада! — вскричала Нонна.

— Ну ладно, съездите. Только аккуратно! — проворчал дед. — И скоро возвращайтесь. Нечего ей там делать!

Каждые выходные мы стали забирать Настю из Петергофа и привозить в Купчино. Почему в выходные? Потому что Нонна стала работать, правда, не по специальности. В ее суровый НИИ на Суворовском ездить с нашего болота было далеко, да и незачем, научная карьера явно не была ее призванием. Она устроилась в регистратуру, в поликлинику, и была довольна, и ею там были довольны. Да и ходить было недалеко — через дом. Кроме того, там каждую неделю давали продуктовые наборы, что в те времена было важно. Волнуясь, мы ехали с Настей от станции на троллейбусе. Понравятся ли ей наши пустыри? Мы как-то уже привыкли, но, когда смотришь ее глазами и как бы в первый раз, волнуешься особенно.

Огромная прямоугольная глыба, закрывающая закат.

— Вот, Настенька, это наш дом!

Она то ли от восхищения, то ли от изумления открыла рот: никогда еще не видела таких громадин.

— А это ваша дверь?

— Ну, Настька, ты даешь! Это ж лифт!

Двери разъехались. Настя настороженно посмотрела на нас снизу вверх. Испугалась?

Мы переглянулись: да, засиделась наша дочка у деда с бабкой!

— А это, Настя, твоя квартира!

Она ходила по комнатам слегка растерянно, открывала стеклянные двери, нажимая ладошкам на стекло. Пространство было большое — и непривычное, как бы еще не ее. Комнаты казались пустыми: старую рухлядь мы сюда не притащили, а новую тогда было не купить. Мы с Нонной спали на матраце, на полу, и это казалось даже оригинально. До поры. Но теперь, видимо, надо что-то «доставать»? Горячность моя стала остывать: погорячились, а сделаем ли как надо?

И за окнами было пусто, до самого горизонта. Чем наполнить жизнь? Если б мы остались в центре, повели бы Настю по старинным улочкам, мимо знаменитых домов. А тут… улица Белы Куна! Кого это? Там бы я повел ее в Таврический сад, где сам провел счастливое детство. Красивые деревья, холмы.

Что мы покажем ей здесь? Пошептавшись, придумали позвать Кузю с Алкой, а может, и Тима прихватят? Они точно Настю интересуют. Но что еще сделать для нее здесь?

— Да, далековато к вам добираться! — надменно произнесла Алла.

А простодушному Кузе понравилось. Видно, надоел ему громоздкий антиквариат и шедевры на всех стенах. А тут!..

— Пейзаж дикий вообще! — восхищенно вскричал он. — И квартира отличная! Пусто! Ничего нет!

Настька захихикала. Спасибо Кузе, глядишь, и ей понравится наш суровый край и наша квартира.

На другой день были уже в затруднении. Что делать? К школьной программе приступать еще вроде рано. Четыре года всего. Отыскал свои детские книжки: «Наша древняя столица» Кончаловской, потом и любимую свою, с торчащими из переплета белыми нитками, с волнующим ароматом затхлости — «Ребята и зверята» Перовской: как дети живут на лесном кордоне и отец-лесничий им все время привозит разных зверушек, которые потом вырастают у них на глазах в красивых зверей! Увлекся снова и сам, и Насте понравилось.