М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1 Страница 7

- Зачем же прятать? Показывать надо, продавать. Вещи злободневные, сказал Луговой.

- Их сейчас увидит мир. Этого не остановить. И вам не будет стыдно за нашу страну? Мне будет, - резко выговорил Тушинский.

- Стыдно? С чего вдруг? Оттого что у наших работяг рожи с бодуна помятые и вилки в столовых кривые? А у тамошних разве нет? Вы в Бронксе в рабочих столовых едали? В Ольстере были? А в Гарлеме? Или в южном Лондоне, в Брикстоне? Проблемы, господа, общие. Горбачев так и говорит: общий Европейский дом. У нас, как справедливо говорит господин Кузин, - странно прозвучало это непривычное слово «господин» вместо прежнего «товарищ», - одна общая история с Европой. Вы пишите, не стесняйтесь, высказывайтесь. Одно дело сказать мне, другое - на бумаге, в журнале. Вы действуйте. Речь теперь пойдет ни много ни мало о перестройке общества.

- Знаете, чем ваши прожекты в принципе кончаются? Знаете, куда ведет ваша перестройка?

- Она не наша, Владислав Григорьевич, а общая. Ваша в том числе. Прежде всего - ваша. Разве не вы предложили план переустройства России в пятьсот дней? Разве не вынашивают ваши друзья план, как нам обустроить Россию? Это вам, а не нам чего-то не хватало. У нас, у номенклатуры, - со смехом сказал Луговой, выделяя это почти ругательное слово «номенклатура», - и так все было в порядке. А теперь вы хотите уйти в кусты. Нет, голубчики, этак нечестно выходит. Пишите, убеждайте, учите народ! Вы знаете, Семен, - и здесь Луговой посмотрел прямо на Струева, - чем первый авангард отличается от второго?

Ответили сразу трое.

- Ценами, - резко сказал Струев.

- Ничем, - сказал буддист Савелий Бештау.

- Авангард вторым не бывает, - сказала стриженая девушка. Луговой выделил ее реплику и послал понимающий взгляд, покивал: мол, правильно, конечно, сказано, так и есть, но сами знаете - художники, они как дети, им надо сказку на ночь рассказать.

- А если не играть словами? Сказать вам, в чем отличие? - продолжал он.

- Скажите.

- Первый авангард рекрутировал в свои ряды пролетариат: революция- то была пролетарская. Родченко, Татлин - из рабочих, Малевич - из крестьян, Шагал - из семьи ремесленника, одним словом, все они представители того самого класса угнетенных тружеников, который и рвался к масти. А вы - вы все потомственные интеллигенты, интеллигенты не в первом поколении. Кроме того, ваше искусство и адресовано интеллигенции, никому более. Если говорить с полной правдивостью, - тут Иван Михайлович подмигнул, - пролетариат вы не особенно любите. Правда же? Правда? Скорее презираете. И я вас понимаю! Еще бы не понять! Ну как нам с вами этих работяг-то любить? Этих алкашей подзаборных? За что же? Разве вы в своих бессмертных опусах к ним обращаетесь? Еще не хватало! А вас вызывает на инструктаж какой-нибудь держиморда вроде меня и талдычит: сделай так, чтобы пропойца-слесарь все понял. А это невозможно! Не поймет слесарь, деградировал бедняга навсегда! А мне, держиморде, надо слесаря развлекать, надо чтоб у него не вся фантазия на водку ушла. Куда деваться? Работа такая, надо мной тоже начальство есть, и Луговой горестно развел руками, то есть махнул в одну сторону рукой и хлопнул пустым рукавом в другую. - И я вам велю: старайтесь, угождайте слесарю! А вы не хотите! Вот вы и сидите по подвалам и друг дружке свои творения показываете, верно? Если одним словом определить ваше творчество, какое оно, это слово? Вы - интеллигенты! Интеллигенты! Это качественное отличие от авангардиста двадцатых. Тот был люмпен, не в ладах с мировой культурой, хотел ее сбросить с парохода современности. Ну сбросил культуру, потом спился, и корабль его стал тонуть. Вы же, напротив, возвращаете культуру на палубу корабля, не правда ли? И мы все смотрим на вас с надеждой: вдруг теперь корабль поплывет? Мы после долгого барахтанья в воде с вашей помощью вновь попадем в ковчег. Это и есть миссия интеллигента. Интеллигенция, которая в России традиционно воспринимается как совесть нации, вырастила второй авангард. - Луговой, произнося этот пространный спич, жестикулировал единственной рукой, и Кузин, наблюдавший за ним, отчего-то подумал: «Как же он с Багратион-то управляется? Одной рукой с двумя такими сиськами?»

- Что, тонет ваш корабль? - злорадно спросил Тушинский и глазками полыхнул.

- Наш общий корабль, Владислав Григорьевич, не тонет, а, так сказать, протекает. Ну да ничего, с вашей помощью мы его и подлатаем.

- Думаете, я стану ваши пробоины латать? - никто и никогда не говорил с партийным чиновником так резко. - Думаете, найдете таких дураков? Хватит. Баста. Вас и в капитаны-то уже не позовут. Советую списаться на берег.

- Не рвусь я в капитаны, - луговой даже рукавом по воздуху замотал, это пусть уж демократическое голосование решит, кого из вас, интеллигентов, поставить у руля.

- Именно голосование! - продолжал грозиться Тушинский. - Свободные выборы! Вот вы чего боитесь! Многопартийная система! Гражданские свободы! Открытое общество!

- Ведите нас, Владислав Григорьевич. Нет у меня сомнения в том, что в парламенте вы станете лидером. Я лично обеими руками «за», - и Луговой поднял единственную руку вверх и засмеялся, тряся пустым рукавом.

Он кривляется, думал Кузин, глядя на Лугового. Он привык быть начальником, а сегодня понимает, что его время прошло. Он еще опасен, но уже присматривает пути отступления. Суетится, не знает, куда податься. Да, он, может быть, инстинктивно, выразил суть происходящего: победила интеллигенция. Цивилизация взяла реванш у варварства.

- Значит, вся надежда на интеллигенцию? Полагаете, так? - сказал он вслух. - Ну что ж, я с вами согласен. Интеллигенция возглавит бархатную революцию, это только логично. Возродим дело авангарда, преступно забытое.

- Не правда ли? На вас - на вас, и на вас, и на вас - вся надежда.

- Первое, что требуется, - подал голос Савелий Бештау, - это рассказать о преступлениях власти! Поведать правду о первом авангарде - замученном и забытом! Требуется покаяние! - закончил он с неожиданной для буддиста напористостью.

- Это необходимо, - поддержал Кузин, - хотя бы для того, чтобы история не повторилась. Это, - сказал он, готовя фразу для будущей статьи, - возвращение долга, история обязана оплатить свой вексель.

- Да обманут, обманут они! - сказал Тушинский. - Какие векселя! Нет им веры!

- Помилуйте, господа, вас много, а я один. Как мне вам всем возразить? Вы правы, покаяние необходимо. Только чье? Посмотрите, логично ли у вас получается: вы упрекаете меня в том, что мы, партийные держиморды, запрятали в подвалы первый авангард. Ну хотите, я соглашусь - да, запрятали. Но мы право имели. Они и так из подвала вышли - из заводского цеха, из крестьянской избы. Это мы, партия, вывели их на свет, дали им ремесло и научили свободному труду. Они - революционные, партийные кадры, они - наши кадры, нам подотчетные. И я, как председатель собрания, предоставляю слово каждому в порядке ведения, в его очередь, руководствуясь общей пользой. Когда это было полезно, им давали говорить. Потом я стал давать слово другим - это ведь наше собрание, по нашим правилам и ведется. А что в это время делали вы? Вы участвовали в общем деле? Нет, не участвовали. Вы помогали стране? Нет, не помогали. Вы были озабочены жизнью пролетариата? Да ни в коем случае. Вас звали, упрашивали поучаствовать в общей жизни - а вы нос воротили. Вы были всем недовольны, вы, - Луговой опять посмеялся, - подрывали существующий строй, он вам несправедливым казался. А теперь, когда мы, партийные держиморды, согласились к вам прислушаться, вы хотите опять устраниться, отсидеться в кустах. Это - честно? Нет уж, господа, пришла пора вам высказываться.

- А где высказываться, не подскажете? Печатный орган не присоветуете?

- Подскажу.

- Прямо сейчас?

- Могу и сейчас.

- Пожалуй, в «Колоколе» порекомендуете?

- Именно в нем. Великолепное название.

- Не я придумал, не меня и благодарить.

- А мы как раз и продолжаем дело Александра Ивановича. Ему и спасибо скажем.

- Выходит, прав Ленин: декабристы разбудили Герцена, тот развернул агитацию, дальше пришли большевики, - а за ними просвещенные держиморды? - это Тушинский с обычной своей резкостью так сказал.

- Вы пропустили важный этап, Владислав Григорьевич, - ответил Луговой,

- Ленин лишь наметил ход событий. И не мог предвидеть всего. За большевиками не держиморды пришли, за ними пришла интеллигенция. Пришли историки, художники, журналисты, философы - интеллигенты, ущемленные в правах. Их большевики в прослойку определили - а они захотели сами на царство. Оглянулись по сторонам - а во всем мире уже интеллигенция у власти, чем мы-то хуже? Именно интеллигенция - в охоте за своими правами - и стала новым революционным классом. Кто пришел вслед за пролетариатом? Именно вы, Владислав Григорьевич, пришли на смену путиловским рабочим - с вас и спрос.

IV

Павел переводил взгляд с одного собеседника на другого. Каждое слово разговора потрясало Павла, он старался запомнить все в точности, чтобы пересказать домашним.