Борис Кригер - Песочница Страница 7

– Ну, если это не ваша собака, то его загрызли шакалы. Опишите, как они выглядели?

– Ну, как, как? Серые волки, здоровые такие…

– Разберемся, – сказал инспектор и пошел обследовать пасть собаки Жужи, которая была самым мирным существом из всех, кого мне довелось знать, и притом страдала эпилепсией.

– Может, вы позволите нам увезти оленя в лес? – спросил я ему вдогонку.

– Хорошо… – ответил инспектор и отогнал свою машину. – Если это действительно не ваша собака загрызла оленя, я вам выпишу сертификат, подтверждающий, что это не вы убили оленя, и если потом этого оленя найдут, то у вас будет документальное подтверждение…

– Извините, – спросил напоследок я, – а как вы тут очутились? Вас что, вызвали родственники оленя?

– Нет… – серьезно сказал он. – Просто проезжал, а тут смотрю – оленя грузят. Ну, я и решил расследовать, что к чему…

– Угу… – ответил я, и мы тронулись в путь.

– Совпадение, значит, – сказал я Джиму. Тот промолчал. Он почему-то недолюбливал представителей министерства природных ресурсов. Видно, он никак не мог поделить с ними эти самые природные ресурсы, бегающие по его собственному двору.

Старенький грузовичок несносно трясло. Мы с трудом пробрались по плохо почищенной дороге километра на два в глубь леса.

– Ну, пожалуй, хватит, – сказал Джим. – Здесь волки найдут свой недоеденный обед.

Он стал разворачиваться и забуксовал в снегу. Я уже нарисовал себе картину, как мы пешком выбираемся из этого заснеженного леса. К счастью, «форд» все же выбрался из сугроба, и мы, отъехав немного, вышли из машины.

Кузов был пуст. Олень пропал. Мы переглянулись, не поверив своим глазам.

– Что за чертовщина? – пробормотал Джим.

– Может быть, он убежал? – неуверенно пошутил я.

Мы уставились на окровавленный кузов. Наверное, в таком же недоумении смотрели на пустую плащаницу в склепе последователи Иисуса.

– Этому должно быть какое-то рационалистическое объяснение, – сказал Джим и картинно схватился за голову. Раньше я считал, что этот жест присущ только старым евреям, но теперь наблюдал его в исполнении старого шотландца. Тут я подумал, что все гонения на евреев были напрасны, потому что они такие же люди, как и все, раз шотландцы тоже хватаются за голову.

Я в растерянности стал оглядывать местность. Далеко в стороне от дороги, примерно там, где мы буксовали, лежала туша. «Еще один олень? Ну, это уж слишком!» – подумал я и показал Джиму на чернеющее на снегу пятно туши.

– Ах! Так он соскользнул из кузова, когда мы буксовали! – весело вскричал Джим. Он явно обрадовался такой автоматизации малоприятного процесса. Мы не стали подходить к месту этого удивительного происшествия и отправились прочь из леса.

Когда мы проезжали дом зятя Джима, тот чистил снег на своем тракторишке и с удивлением посмотрел на нас, двух бородатых мужиков, смахивающих на маньяков, выехавших из леса на его грузовике. Оказывается, Джим взял грузовик без спроса.

Зять подошел поближе и заглянул в кузов. Там было полно пятен крови.

– Я отдам тебе грузовик, только кровь отмою. У нас было дело… – неохотно пробормотал Джим.

– Дело… В лесу? Хммм… А где Джоана? – хмуро спросил зять, явно беспокоясь за свою тещу. Видно, он давненько подозревал, что его тесть не в себе, ну а обо мне и говорить нечего…

Но тут внимание зятька отвлек его тракторишка, который, оставшись без присмотра, стал скатываться под горку, не реагируя на вопросы зятя: «Ну, и долго ты будешь скатываться?»

Зятек убежал за трактором, так и не выяснив судьбу Джоаны.

Мы же вернулись домой и за рюмочкой бренди пофилософствовали о несправедливости и жестокости вселенского мироустройства. Женщины сообщили, что инспектор еще долго оставался на месте преступления, заглядывал в пасть пуделю Жуже и даже мельком осмотрел кота. Однако волчьи следы были несколько крупнее, чем у наших домашних животных, и инспектор неохотно все же выписал свою индульгенцию. А что, это серьезное преступление – убить оленя без лицензии да еще и не в сезон. За это полагается крупный штраф, а иногда и тюрьма.

Я проводил соседа и сел дописывать начатое утром письмо. «…Так, отбирая добычу у волков, мы привыкаем к местной жизни…» – закончил я рассказ о случившемся. За окном было уже совершенно темно. Морозный воздух отчетливо прорезал неприятный человеческому слуху настойчивый волчий вой. За ненадежной тонкостью двери правила гибельный бал вольная мачеха-природа, на чьем лоне я столь мечтал поселиться. Эта история с загрызенным оленем, буквально в стиле Джека Лондона, навела меня на мысль, что как ни беги от правды жизни, она обязательно тебя догонит тем или иным образом. Не террористы с бомбами, так волки с зубищами… Инспектор из министерства, правда, утверждал, что канадские волки на людей не нападают. Видимо, у них какой-то особый уровень культуры и обходительности. Но я ему не поверил. В больнице, где я когда-то работал, главврач, когда появился больной с проказой, тоже заявил, чтобы успокоить медперсонал, что проказа, дескать, не заразна!

Стала моя семья решать, как же нам оградить себя от вопиющей дикости здешних мест, а то получается не жизнь, а сплошная передача «В мире животных».

Сынишка предложил купить настоящее ружье. Жена Анюта предложила построить забор. Дочурка – переехать в город. А я, задумавшись, предложил построить город вокруг нашего дома…

Вы спросите, а при чем тут Христос? Чего это я его все время упоминал? Не ломайте головы… Олень – символ Христа, недаром в Библии сказано: олень жаждет воды так же, как человек – веры…

Увидев, как волки расправились с красивым благородным животным у меня во дворе, я подумал, что природа со дня творения не перестает приносить в жертву самое лучшее и безобидное, что у нее есть, распиная и загрызая всякого, кто жаждет чего-то иного, чем упорное пожирание слабого – сильным, травоядного – кровожадным, жаждущего веры – безверным, задумчивого – бездумным, живого – мертвым…

Толстозадые огурцы

Пристрастие к маринованным огурцам, по всей видимости, наследуется буквально на генетическом уровне. Недаром человеческие хромосомы имеют форму огурцов и по количеству примерно соответствуют содержимому трехлитровой банки. Подчиняясь зову генов, население целыми семьями фанатично пожирает эти продолговатые зеленые объекты, невзирая на последствия. Хотя, впрочем, особыми побочными эффектами это яство не обладает. Так, ну может быть изжога, ну или отрыжка… В современной повседневности такие явления вряд ли можно причислить к серьезным катаклизмам. Короче, продукт вполне безвредный.

Пленительный ли хруст, прохладная ли, пощипывающая язык сущность заставляет многих из нас буквально самозабвенно вкушать маринованные огурцы. Конечно, и в черно-белые совковые времена полусвятые-полуглухие бабки на углах наших зачуханных кварталов торговали огурчиками по пять копеек за штуку. Но то были второстепенные огурцы, предназначенные для закуски, то есть известные незавершенностью своего земного существования, если не отправлялись в рот вслед горькой водке, бередящей всякое испитое нутро, как бередит свою игривость законченный ловелас привычным будничным вожделением.

Народ, обреченный быть обрученным со своей попойкой, не может видеть в маринованных огурцах самостоятельного шарма, и это прискорбно. Но огурцы – это не единственное, что пропускает в разноцветном букете жизни повенчанный с водкой народ!

Видать, сюда, на задворки Европы или в вестибюль Востока (смотря с какой стороны поглядеть), приполз подыхать от белой горячки древнегреческий бог Дионис. До открытия микенской культуры полагали, что он пришел в Грецию из варварских земель, возможно, из тех, что впоследствии стали именоваться Россией, поскольку его экстатический культ с неистовыми танцами, захватывающей музыкой и неумеренным пьянством казался исследователям чуждым ясному уму и трезвому темпераменту эллинов. Однако ахейские надписи свидетельствуют, что греки знали Диониса еще до Троянской войны. Хотя это ни о чем не говорит. Дионис мог припереться в Элладу и до знаменитой наколки с троянским сивым мерином.

Так или иначе, трудно отрицать, что Русь если не была родиной бога пьянства, то стала его последним пристанищем. Когда в древнегреческой Беловежской Пуще союз античных государств благополучно развалился, опальный Дионис перебрался в русские края. Именно тут бедолага сначала скатился с добрых вин на бормотуху, потом на паленую водку, потом на самогон, а там и вовсе стал потреблять то, что великие древние греки затруднились бы причислить к огню, земле, воздуху или воде – четырем субстанциям, на которых, икая и покачиваясь, держится мир. Дионис, прозванный собутыльниками попросту Дениской, стал потреблять, скорее, некую пятую квинтэссенцию[2] мироздания – политуру! Не гнушался Дениска и «синеглазки», и ацетона, и стеклоочистителя… Вот и помер, несмотря на то, что был бессмертным богом. Бессмертие ведь тоже имеет какие-то пределы. Не послушал заповедей любимейшего из богов греков Аполлона, твердившего: «Знай меру!!!»