Михаил Сергеев - Последняя женщина Страница 7

Мысли перенесли его в то далекое время, когда при ремонте дорог не выставлялись даже знаки, не говоря уже об ограждениях. Они еще только начинали, и все им было нипочем. Каждый на своем мотоцикле, тогда еще не сверкающем хромом, забыв все на свете, летел по пустым в те годы проспектам, и его переполняло чувство причастности к команде отчаянных парней, не ставшей еще легендой.

Слава была впереди. И не все до нее дожили.

Андрюха, широкоплечий парень в темно-синих "левисах", резко дал газу и, сразу прибавив оборотов, вырвался вперед.

Он знал это чувство бесшабашности. Это ни с чем не сравнимое ощущение полета, когда кровь стучит в висках от возбуждения, весь мир остается где-то позади и кажется, что тебе все подвластно. Чувство на грани рассудка. Несколько раз в молодости он сам переходил эту грань. Быть частью команды и не перейти ее было невозможно.

Когда красный огонь заднего габарита неожиданно вильнул вправо и исчез, неприятное чувство тревоги и мгновенно сдавивший горло воротник куртки заставили его резко остановиться. Машинально расстегнув молнию, что тут же освободило набухшие от напряжения вены, он побежал вперед.

Андрюха лежал на асфальте, откинув одну руку. Другая была у него за спиной.

Так он впервые увидел смерть. Она оказалась гораздо ближе, чем думали он и каждый из них. Тогда еще не было мобильных телефонов, и, остановив первую проезжавшую машину, они довезли его до Первой Градской.

Когда им сообщили жуткую правду, они несколько минут стояли молча. Сейчас он знал, о чем они думали. Сейчас он уже все знал. В такие минуты думают об одном и том же. А тогда был просто шок. Он не верил, что это вообще может быть с ними. Просто не думал об этом.

Одного из них уже не было. Еще час назад он жал им всем руки. Еще час назад подкалывал Серегу за чихающий у того то и дело мотор, а затем со смехом вытащил им же засунутую тряпку из воздушного фильтра. Еще час назад после хохота, сопровождавшего каждый его анекдот, Андрей, дав на нейтралке полный газ, словно проверяя своего коня на послушание, застегнул шлем и крикнул: "Ну, едем, что ли!" И они, разрезав слившимся ревом моторов городскую тишину, вырвались на проспект. Устрашающей, как им казалось, группой, пугая шарахавшиеся от них редкие автомобили, они волной покатили в сторону спальных районов.

Шлемы тогда еще были не у всех и считались особым шиком. Фирменные краги были вообще недоступной мечтой, а привезенная чьими-то предками из-за бугра металлическая бляха с соответствующей символикой вызывала страшную зависть.

Сейчас они молчали. Молчали, пережив то, чего не пережил до этого никто из их сверстников. Многие из них не испытают этого чувства вообще никогда.

Что они скажут его родителям? И кто скажет? Они, наверное, сейчас спят. Что скажут своим, и как это сделать?

— Ну что, ребята, пойдем, что ли? — Тогда он сказал это первым.

В ту ночь они стали взрослыми.

Тот первый в его жизни случай вспомнился ему не потому, что парень, у которого он только что щупал пульс, лежал с заломленной рукой, как тогда Андрюха, а по другой, одному ему известной причине.

В тот первый раз они просидели на скамейке до утра. Решив пойти все вместе, они молча направились к дому, где жил Андрей, чтобы сообщить о его гибели матери и отцу. Они еще не знали, что тем все стало известно еще ночью.

Дверь в квартиру была не заперта. На широком диване, закрыв руками лицо, молча сидела мать. Рядом, обняв ее и прижавшись лбом к ее плечу, сидела еще одна женщина. Из кухни, где были какие-то люди, вышел отец. Он попробовал остановиться, но, как-то странно взглянув на них, молча проследовал дальше.

"Я позвонил брату, они завтра приедут", — услышали они его голос.

Только тут мать, отняв руки от лица, увидела их. Выдержать этот взгляд было невозможно. Он запомнил его на всю жизнь. Запомнил, потому что услышанное отныне не отпускало его. Мать медленно подняла голову, плечи ее распрямились, и, глядя им прямо в глаза, она произнесла: "Это вы во всем виноваты. Во всем виноваты вы".

Сколько времени прошло с тех пор? Это потом они введут запрет на спиртное, потом будут выработаны правила элементарной безопасности. Пройдут годы, и они станут знаменитыми. Но ничего из этого не принесло ему счастья.

Сколько раз он видел искореженные мотоциклы и искалеченные тела. Сколько раз на его глазах медленно умирали люди. Каждый умирал по-разному. Но одно оставалось неизменным. Что пришло к нему тогда, в первую ночь, с тех пор никогда не отпускало. Его не покидало чувство вины за каждого из них, чувство причастности к тому, что случилось.

Сначала он старался избавиться от него, убеждал себя, что он здесь ни при чем. Ему даже удавалось это. Но до очередной жертвы. Именно поэтому они ввели свои правила.

Наконец он решил просто не думать и не вспоминать. Ничего не помогало. Избавиться от неприятных мыслей удавалось только на время. "Ты сильный, ты все выдержишь", — говорил он себе. Временами ему казалось, что душа огрубела настолько, что освободила его от воспоминаний. Может, это выход? Может быть, защитная реакция организма и есть спасательный круг? Но реакция лишь предавала его снова и снова.

Как он не спился? Примеров было достаточно, и он подозревал причину. И вот опять. Этот парень был совсем молодым. Он вспомнил, что подумал об этом, когда увидел его в первый раз. Парень очень хотел быть с ними. И он это заслужил. Весь совет был "за". Но решение принимал он.

Один из ребят тихо подошел к нему, но, глянув в его лицо, не сказал ни слова и отошел.

Разве не он повел их за собой? Разве не для того, чтобы быть похожими на него, они здесь? Разве не он, став идолом для тысяч, продолжает вести их? А сколько их смотрели бы и сегодня на восход солнца, стань он простым аспирантом, как того хотела его мать?

Если ты своим примером увлек хотя бы одного, ты ответственен за него, как бы ни убеждал себя в противном. Это он понимал. "Куда я веду их? Куда иду сам?"

Он давно уже стал самодостаточной личностью и, как всякая личность, был далек от мысли, что все достигнутое — лишь его заслуга. За этим стояло нечто иное, и с каждым разом он все явственней это ощущал.

"Нужно что-то делать. Нужно что-то делать, — повторил он про себя. — Иначе я сойду с ума".

Вой "скорой помощи" прервал его мысли. В этот вечер решение было принято.

Священник тяжело вздохнул и молча повел его в глубь храма.

Что происходит в ее сознании?

Воспоминание? Но о чем? Лера была обескуражена и подавлена. В ее короткой жизни не было таких знакомых. Более того, вид этих бесшабашных, угрожающего вида парней вызывал у нее страх. Правда, ничего плохого о них она не слышала. Но и не хотела бы, чтоб ее сын попал в их компанию.

"Хорошо, — подумала Лера, — он, несомненно, понял свою роль в этой трагедии. И приведет сотни молодых, здоровых ребят туда же. И хотя многие из них со временем вернутся к прежнему, какой-то след неизменно останется в их памяти. И обязательно сыграет свою роль. А иначе для чего же он пережил все это?"

— Вот именно! — раздалось за спиной. — В этом и разница между ним и обаятельным, улыбающимся актером, не видящим свои жертвы.

Лера вздрогнула от неожиданности.

"Актеры — убийцы, актеры — убийцы". Странные мысли волной нахлынули на нее. Любой, кто пытается подменить свою личность и хотя бы на время стать другим, убивает себя. Ведь личность — это часть души, а всякая подмена — предательство ее. И можно почти сойти с ума, хотя и выжить.

"А при чем здесь Догилева? — подумала Лера. — Ведь все мы делаем это".

РЕКА ВРЕМЕНИ

Как часто ей приходилось слышать: если Бог есть, почему на земле существует зло? Как Он мог допустить гибель тысяч невинных детей в концлагерях, ведь они безгрешны. Если есть плохие и хорошие люди, злые и добрые, убийцы и люди, не способные на убийство, почему еще там, при жизни, не наказать одних болезнями, страданиями и не избавить от этих бед других? Ведь тогда стало бы очевидным, что зло наказуемо.

— У таких утверждений есть авторы и ярые сторонники. — Голос был рядом. — "Болезнь — это всегда наказание за что-то, совершенное тобой", — говорят они. С разными болезнями связывают соответственно и поступки, причем у всех авторов они разные. Что движет этими "учителями"? Корысть? В большинстве случаев — нет. Если она и присутствует, то не на первом плане. Изначально возникшее желание протянуть руку, помочь человеку, объяснить, почему одни болеют, а другие нет, почему именно это болит и тревожит вас и как избавиться от страданий, — вот первая цель, которая почти всегда стоит перед ними.

Если бы все было так просто. Убийца — поражен проказой. Насильник — терзаем страшной болезнью. А человек, не совершающий ничего плохого, светится здоровьем.