Константин Семёнов - Попытка № 13 Страница 7

— Привет! Не, ребята, не могу. У меня дела.

— Знаем мы твои «дела». Видели. Совсем ты в подполье ушёл, на теннис не приходишь, в футбол не играешь. Смотри, Жека, ничем хорошим такое не кончается — надо же иногда и выходной брать.

— Да ладно, оставьте вы его — вон уже на часы поглядывает! Удачи, Женя! Пока.

Уфф, вырвался! Сколько там натикало? Нормально. А всё-таки до чего же хорошо здесь дышится! Говорят, что это феномен толпы: всем хорошо — и тебе хорошо.

Иду, тусуюсь, руку в карман.Жаль, промахнулась пани Каплан.……………………………А над головой распахнутое настежь небо.[10]

Мелькнули вечно закрытые занавесками окна жилого дома и вот уже и Аракеловский. Конечно ещё открыт и в посетителях, будьте уверены, недостатка нет. Можно спорить, что больше всего народу в двух отделах — в кондитерском и особенно в винно-водочном. И уж тем более ясно, куда потом эти покупатели направятся. Правильно, на ту сторону. Или в сквер у библиотеки Гайдара или в сквер у Дворца пионеров. И вряд ли их заинтересует огромная доска почёта, нет — им нужны свободные скамейки, чтобы можно было спокойно поднять настроение бутылочкой «Ркацители» или на худой конец «Портвейна 777». Вот как раз очередной гонец выходит, а на улице его уже ждут.

— Ну что, двинули?

— А ты что взял? Сухое?! Что, водки не было?

— Ох, посмотрите на него — водки! Здесь тебе, Петя, не Москва — в Грозном водку не пьют.

— Как не пьют? Охренели?

— Не, ну пьют, конечно. Но редко, Петя, очень редко. Ладно, не хрена здесь свои порядки устанавливать — вот будем у тебя в гостях, тогда другое дело. Ты даже не представляешь, какой это кайф — грозненское «Ркацители» тёплым вечерком! Пошли, Петя, пошли.

Из окошка в торце кинотеатра «Юность» на установленный прямо на тротуаре экран падал луч света: крутили кино. Надо же, на этот раз не вечные «Новости дня», а мультики. Даже зрители есть, и некоторые совсем маленькие. Вон, пожалуйста, — маленький фантазёр в очках из группы младшего брата.

— Петя, ну перестань! Смотри, какие мультики интересные! — шиньон у Петиной мамы сегодня был просто сногсшибательный, величиной с трёхлитровый баллон.

— Нисего не интересные. Хоцу домой! — надо же Петя звук «р» говорить научился.

— Ну что дома делать! Не хочешь кино, пойдем, погуляем — смотри как народу много. Вот вырастешь, сам будешь каждый вечер гулять, а маму не пригласишь.

— Не хоцу я гулять! А когда вырасту, никто узе гулять вечерами не будет. Все будут по домам сидеть и теливизор смотреть. А есё мозно будет играть в игры прямо на телевизорах. Будут такие…приставки. Хоцу домой!

— Опять фантазируешь? Горе ты моё! Ну, пошли домой, пошли. Никакой личной жизни!

Женя, выстояв небольшую очередь, напился холодной вода из фонтанчика. На фонтанчике красовалась надпись «Подарок из Еревана», но вода была своя, грозненская. Площадь Ленина была плотно забита двигающимися в разных направлениях любителями вечернего моциона, и Женя двинулся по тротуару. Впрочем, и на тротуаре народу хватало.

Остался позади малюсенький кинотеатр «Юность». Когда-то Женя, ещё детсадовец с нетерпением ждал, когда же их поведут смотреть мультфильмы. Кинотеатр назывался тогда «Новости дня» и маленьким не казался.

Около «Горного родника» пришлось вообще подождать пока из дверей выйдет очередная компания любителей молочного коктейля. Сразу захотелось взять запотевший стакан, мелкими-мелкими глотками хлебнуть обжигающе холодного напитка. Нет, так нечестно — потом, вместе.

Арка «Пятого жилстроительства», на крыше здесь стоит самая большая в Грозном антенна — ажурная конструкция метров пяти высотой. Говорят, её хозяин принимает кучу всяких телепрограмм, и даже смотрел чемпионат мира по футболу ещё в 1966 году. Счастливчик! Так, магазин «Техническая книга». А вот сюда надо зайти обязательно — кисточки совсем истрепались, да и краски пора бы купить новые. Наконец-то народу стало поменьше и Женя, не доходя до «Когиза», свернул наискосок через площадь.

Аллейка перед обкомом, как всегда, пустынна, даже на лавочках никого нет. Само здание обкома, величественное как Дворец дожей, молча и снисходительно смотрит на людскую суету. Шелестят в сумерках платаны. Красиво здесь, чисто, но как-то неуютно.

Зато по соседству народу полно. Здесь тихий смех, шёпот, музыка. Здесь пахнет детством, ожиданием чуда, здесь никогда не бывает плохой погоды. Здесь прохладно в любой зной, здесь самые удобные столики и самое вкусное на свете мороженое. Конечно, это кафе-мороженое, павильон, конечно — это Подкова. Кто здесь не был хоть раз в жизни? Вряд ли есть такой чудак в Грозном, разве какой-таныт в сумерках липыственное как дворец дожей молча и снисходительно смотрит на людскую суету. нибудь ненормальный. И то очень трудно представить себе такого урода. Не зря даже обком в народе называют пристройкой к «Подкове».

— Вот за это, наверное, её и снесут, — грустно усмехнулся голос.

— Как снесут? — не выдержал Женя. — Не может быть? Когда? А что построят?

— Скоро, совсем скоро, года через три. А построят обком.

— Обком? Так же есть же уже один!

— Ну и что? Они потом и третий построят. Правда, этот тогда отдадут. Так что запомни получше «Подкову».

Женя аж немного расстроился. Надо же додуматься, обком вместо «Подковы»! Хорошо, что это ещё не скоро будет: три года — это целая жизнь.

Сквер за «Подковой» был сегодня малолюден, лишь на лавочках наблюдались парочки, да изредка кто-нибудь спешил с остановки. У самого выхода на лавочке расположилась слегка знакомая компания, от которой нормальные люди старались держаться подальше. Вот здесь запросто могла быть и водка и кое-что похуже. Женя свернул на соседнюю аллею, но скоро остановился за деревом, чтоб немного посмотреть.

А посмотреть действительно было на что! От лавочки под грубые шутки отошёл Витя-лилипут, одетый в короткие штанишки на лямочках.

Витя-лилипут был в Грозном личностью довольно известной. Обитал он около музучилища, нигде, конечно, не работал, жил очень весело, и непонятно на какие шиши. Компания у него была соответствующая — карты, водка, девочки, тёмные делишки. Время от времени кто-нибудь из компании исчезал на несколько лет, сменив вольную жизнь на казённый дом. Витю, конечно, никто не сажал. Лилипут всё-таки.

Сейчас компашка готовилась к одной из своих любимых шуток. Шутка называлась «Мальчик хочет писать» и основывалась на антропологических особенностях главного героя. Вторичные половые признаки у Вити как у всех лилипутов были выражены очень слабо, и в сумерках его вполне можно было принять за пятилетнего ребёнка. Зато первичные половые признаки, словно по закону компенсации были.…Как бы это сказать помягче? Довольно большие. Просто непропорционально громадные, если честно.

И вот Витя-лилипут одетый как маленький мальчик стоит вечером в парке, ожидая своих жертв. Долго ожидать не приходится — от остановки спешат приобщиться к прекрасному две девушки. Девушкам лет по шестнадцать — как раз, что Вите с компанией и надо. Витя становится рядом с клумбой и — о, актёр — превращается в малыша, потерявшего маму. Малыш громко плачет, утирая кулаком вполне настоящие слёзы. Какое женское сердце сможет выдержать такую картину? Никакое не сможет, даже очень, очень молодое. Девушки останавливаются, начинают сюсюкать, успокаивать:

— Мальчик, мальчик, не плачь! Что случилось? Ты что потерялся?

— А-а-аа! — отвечает мальчик немного низковатым для его возраста голосом. — Мама-аа, сказа-а-ла ждать здесь-сь! А я писать хо-чу-у-у!

— Ну, так в чём дело? — всё-таки девушки ещё очень молоды.

— Я не могу са-а-амм!

— Ах, вот в чём дело! — материнский инстинкт затмевает жертвам глаза, и они, довольные, что могут помочь маленькому человечку, начинают снимать ему бретельки штанишек.

Финал наступает очень скоро. Парк оглашает дикий девичий визг, который не может заглушить даже мужской хохот и грубые шутки со скамейки. Булькающим смехом заходится «маленький мальчик». Штанишки его спущены, первичные признаки — совсем наоборот. Укоризненно шумят ветками ивы.

Всё, хватит, пора! Остановка уже рядом, времени осталось всего ничего, а Лена никогда не опаздывает. Вон уже на мосту показался трамвай и чует сердце — это тройка. Ещё минутки три и всё это — брод, вечерняя публика, даже Подкова — станет мелким и ненужным. Ещё минуты две, уже даже меньше — и ничего больше на свете будет не нужно. И никто больше не будет нужён. Ещё минута…