Ясутака Цуцуи - Мой гранпа Страница 7

— Купить? Где? — удивился Кэйити.

— Могу я завтра вместе с Тамако съездить на Гиндзу?[20]

— Вот это да! — радостно воскликнула Тамако.

Однако Кэйити посмотрел на отца с подозрением. За оформление одного листа в рекламной конторе платят пару сотен йен, на такой заработок костюма не купишь, тем более в первоклассном магазине.

На следующий день Тамако вместе с дедушкой отправилась на Гиндзу. Кэндзо впервые за долгое время надел костюм и пальто, бережно сохраненные женой. Тамако была в школьной форме, поскольку влезть в свой старый костюм уже не могла. Сначала Тамако не знала, о чем говорить с дедушкой, и чувствовала себя неловко, однако стоило им добраться до Гиндзы, как неловкость куда-то исчезла, и они оба с головой ушли в поиски подходящего костюма. В конце концов, они остановились на костюме от Миу Миу[21], который понравился им обоим. Кэндзо долго договаривался с продавцом, чтобы подгонка костюма была выполнена к Новому году. Тамако подумала, что это совсем не обязательно, и ей было непонятно, почему дедушка придает этому такое значение.

Пока они покупали подходящие к костюму ожерелье и серьги, подошло время ужина, и они отправились в ресторан. Кэндзо обычно предпочитал японскую кухню, но, к счастью, и любимую Тамако итальянскую кухню обожал тоже. Когда они зашли в первоклассный итальянский ресторан, многие посетители уставились на странную пару — старик и школьница.

— Они думают, что я несовершеннолетняя проститутка.

— Это еще что такое?

Тамако кратко рассказала дедушке, не знакомому с новыми общественными явлениями, о проституции несовершеннолетних.

— Вот незадача. Я же не могу встать и объявить во всеуслышание: «Это моя внучка!», — вздохнул Кэндзо. — Что, однако, творится в мире.

Наступил канун Нового года. Отец с матерью уехали на горячие источники, и Кэндзо сказал внучке:

— Новый год будем встречать в токийском отеле, так что собирайся.

— Ого! Но костюм еще не привезли.

— Я попросил, чтобы его доставили прямо в отель.

— Да? Только я вообще-то встречаюсь с подругой второго числа…

— Не беспокойся. Домой вернемся второго утром.

В той же одежде, что и на Рождество, они отправились в отель в Токио, где Кэндзо забронировал изысканный номер-люкс, куда уже доставили костюм Тамако. Номер был украшен по-новогоднему. По-видимому, Кэндзо и раньше останавливался здесь, во всяком случае, в гостиной их ждали шампанское и фрукты от администрации отеля. Тамако сказала, глядя на две роскошные кровати в спальне:

— Гранпа, ты же не замышляешь ничего такого по отношению ко мне?

— Кто же будет покушаться на собственную внучку?

Для Кэндзо был доставлен выходной костюм. Когда только он успел его пошить? После легкого ужина в номере они переоделись, чтобы отправиться на новогоднюю вечеринку в клуб, располагавшийся на подземном этаже отеля. Надев костюм и украшения, Тамако сама удивилась тому, как взросло она выглядит. Только вот ненакрашенное лицо не сочеталось с нарядом. У Тамако было с собой кое-что из косметики матери — так, на всякий случай, — и, расположившись перед трехстворчатым зеркалом в спальне, она быстро нанесла легкий макияж.

— Теперь ты выглядишь, как настоящая леди, — сказал дедушка, немного смущенный привлекательностью Тамако.

— Гранпа тоже настоящий франт.

В клубе под названием «My Reverie» царила изысканная простота, все говорило о том, что здесь проводят время солидные люди. Публика была одета с иголочки. В основном, это были пожилые супруги — должно быть, частые посетители, а также джентльмены средних лет, скорее всего, поклонники выступавшего в клубе пианиста. Молодых пар, по всей видимости, случайно остановившихся в этом отеле, было всего две. Тамако в очередной раз удивилась широте круга знакомств Кэндзо. По словам дедушки, красивого пианиста с усами звали Янагида-сан, и он был его старым другом, да и среди завсегдатаев оказалось человек пять дедушкиных знакомых.

— Нет-нет, это не юная проститутка. Это моя внучка, — Кэндзо громко представил им Тамако, они рассмеялись и даже освободили для них место прямо рядом с пианино. Тамако обхаживали, поили ее шампанским, предлагали изысканные закуски, которых она никогда раньше не пробовала, а также ароматно пахнущий напиток — коктейль для женщин, однако все ее собеседники были средних или преклонных лет, и это ей не слишком нравилось. Тамако подумала, что дедушка хотел похвастаться ею перед друзьями. Еще она подумала, что ее ровесники в такие места не ходят, и решила как следует насладиться атмосферой заведения, куда она вряд ли скоро попадет снова.

По заявкам гостей Янагида-сан исполнял старые джазовые композиции вроде «Sleepy Time Gal» или «All The Things You Are». Тамако тоже предложили сделать заявку, и она назвала песню «All Of Me»[22], которую помнила, поскольку та была заглавной композицией к одноименному фильму, и гости зааплодировали, одобряя ее вкус.

— Годакэн-сан, может, споешь что-нибудь, — сказал Яна-гида-сан, и дедушка с готовностью поднялся, и вот тут Тамако изумилась по-настоящему. Сидевший рядом пожилой мужчина поведал Тамако, что когда-то давно дедушка пел в этом клубе, и она окончательно перестала понимать, кто же он на самом деле.

Из-за возраста дедушке иногда не хватало дыхания, однако старая песня «You’ll Never Know»[23], которую он спел неожиданно приятным голосом, заставила заслушаться даже Тамако, уж никак не принадлежавшую к поколению любителей джаза. Но возможно, дело было просто в том, что она захмелела. Некоторые из пожилых гостей прослезились, тут и там слышалось: «Совсем как в старые времена».

Приближалось время наступления Нового года, хозяин клуба принимал заказы на тосикоси соба[24] в такой спешке, что вызвал общий смех, а Янагида-сан раздавал листы с напечатанными словами песни «Auld Lang Syne». Наконец, начался отсчет секунд, и, как только он закончился, торжественно откупорили шампанское. Все начали петь «Auld Lang Syne»[25], и у Тамако отлегло от сердца. Она знала эту песню как «Хотару-но хикари».

Тамако и Кэндзо вернулись в номер около часа ночи. Дедушка после этого снова отправился выпивать, а Тамако крепко уснула.

На следующий день, первый день нового года, Кэндзо мирно спал в номере, а Тамако гуляла по саду и играла с симпатичными мальчиками-близнецами — учениками последнего класса начальной школы, с которыми познакомилась в игровой комнате.

Они вернулись домой после полудня второго числа, а родители приехали из Кусацу на следующий день. Тамако удивилась: Тиэко было не узнать. Она была в прекрасном настроении и выглядела необыкновенно похорошевшей. Недоумевающая Тамако обратилась с вопросом к дедушке, и он, смеясь, ответил:

— Ты поймешь, когда подрастешь. Тиэко-сан скоро наверняка опять будет не в духе. Тогда я снова отправлю их путешествовать вдвоем.

Тут уже и Тамако догадалась: «Ах вот оно что. Сексуальная неудовлетворенность». Похоже, проживание подрастающей дочери в соседней комнате за тонкой перегородкой изрядно осложняло супружескую жизнь родителей.

С наступлением третьего триместра от хулиганства в школе почти не осталось и следа. Среди учеников, конечно, все так же попадались бунтари и буяны, но это были одиночки, не имеющие отношения к существовавшим до этого компаниям школьных хулиганов.

Хироси решил пойти учиться в ремесленную старшую школу. Похоже, он собирался продолжить дело отца. Его дружба с Тамако становилась все более крепкой, и Матико, видимо, не желая им мешать, перестала возвращаться из школы вместе с ними. Над ней больше не издевались, и у нее появились новые друзья.

Хироси знал одного из членов банды, скупавшей земельные участки. Его звали Мацунага. Это был тот самый невысокий смуглый парень. Когда Мацунага учился в средней школе, он подрабатывал в «Рекламной конторе Токунага» и с тех пор приятельствовал с Хироси. Он и теперь иногда заходил в контору и разговаривал с Хироси, ну а Хироси время от времени передавал Тамако то, что узнавал о делах банды от своего приятеля.

Так Тамако узнала, что преступная группа называется Кикути-гуми [26]. Предводитель группы Годзо Кикути раньше сотрудничал с якудза, работая в токийском агентстве недвижимости, а с тех пор как это агентство поручило ему скупку земельных участков в этом городе, он устроил свой штаб в помещении у станции, позади зала патинко, и назвал свою группу Кикути-гуми. Всего в банде восемь человек, почти всех он привез с собой из Токио, лишь двое-трое — из местных.

Кикути-гуми занимается не только скупкой участков, но и собирает дань с заведений, расположенных за станцией, — что-то вроде принудительной страховки. В эти заведения, зачастую ведущие сомнительную деятельность (типа «Голгофы», где работает мать Томоми), нередко наведываются всякие проходимцы, и, если там случаются какие-нибудь конфликты, Кикути-гуми посылает своих людей на место происшествия наводить порядок. Поначалу они еще гоняли бездомных, прибывавших в район из центра города и собиравшихся у станции, за что хозяева ресторанов и баров были им очень благодарны.