Наталья Арбузова - Можете звать меня Татьяной Страница 7

Какие концерты устраивали по вечерам феи на топких берегах озера! Давно не показывавшиеся Титания с Обероном восседали на кривых пнях как на золотых тронах. Вежливо спорили друг с другом, чей эльф будет Петя, а чей Сережа. Наконец пришли к соглашению. Феи настраивали скрипочки величиной с ноготок. И начиналось. Из лесу выходили немногочисленные зайцы, прядая мягкими ушами. Приходил единственный тощий волк, сильно смахивающий на собаку и давно уже питавшийся костями с помойки. Растерял всю свою волчью гордость. Жизнь такая. Съешь этих троих зайцев, а дальше что? Уж лучше так. Хоть видимость есть. Да, феи играли божественно. И пели не хуже. Сам Оберон трижды хлопнул в ладоши. Четверо молодых танцевали павану, и Титания подарила Вере с Ириной по золотой брошке. Утром брошки вдруг пропали, будто вовсе не бывали.

Феи развернули хозяйственную деятельность. Татьянин участок был крайний. Глубокая канава для стока воды окружала его. В одно прекрасное утро осушительные канавки оказались подальше, сетчатый забор подвинут и заодно подлатан. На освободившейся от поэтичных люпинов земле (их и так осталось много за забором) уже росла клубника. Не гнилая, в сыром-то огороде. Крупная, крепкая, с темными крапинками глубоко утопленных в мякоть семечек. И усы, усы через дорожки, посыпанные песочком. Ну, несколько ягод досталось эльфам – много ли им нужно, эфемерным созданиям. Татьяна ездила на машине за козьим молоком. С тех, кто пришел пешком, баба брала дешевле. Кто приезжал на машине – с тех подороже. Справедливость во всем. Коза действительно существовала, но хитрая баба, ее хозяйка, таскала бидонами молоко из бочки и продавала за козье. Хлебали натуральное молоко с фермы, давя крупную клубнику.

Между Петей и Сережей разница была в две недели, и похожи они были больше, чем Андрей с Павлом. Между ними, двоюродными, еще никакая кошка не пробежала, и они дружно спали, не брыкаясь, доколе не разбудят. В одно не менее прекрасное утро, чем то, когда забор подвинули, они проснулись не в будке, а в двухкомнатном домике. Феи попрятались, словно и не они. Татьяна получила свою комнатушку. Не потому, что профессор – об этом она давно забыла – а как глава семьи. Семеро по лавкам – это не шутка. В большой семейной комнате сами собой возникли стол и те самые лавки, по коим семеро. Двухэтажные кровати были сохранены. Теперь мальчики спали внизу по одному, а родители их наверху. Уютно. Глянешь вниз – там сынишка твой свернулся калачиком.

В Татьяниной комнатке как по щучьему веленью появилась узкая кровать с деревянными спинками (такие стояли в советских гостиничных номерах), а также задрипанный письменный стол, при нем кой-какое кресло. И Татьяна писала, писала прозу. Вряд ли плохую - феи такого не допустили бы. Никто об этих Татьяниных занятиях пока не знал, кроме ее друга профессора Хлумова Владимира Михалыча. Он вел в ГАИШе интернет-журнал и литературную студию. Гладил много старшую его Татьяну по головке и рекламировал. Но она свои писанья в интернет не больно-то давала. Слишком много там всякого хламу, не в обиду будь сказано хорошему человеку, редкостному подвижнику Владимиру Михалычу.

Петя с Сережей в детсад не ходили не пришлось. Пошли в школу в шесть лет - на дворе тогда стоял лютый восемьдесят девятый год. На улицах разбой, в магазинах пусто. Сидели за одной партою, получали на двоих один пакет с продуктами. Это благодарность за разрушенье берлинской стены. В их школе преподавали все ихние родители. Преподавали в старших классах, за своими ребятами присматривали урывками. Тогда учительствовали все кому не лень. Математику и физику вели инженеры из развалившихся почтовых ящиков. Историю - бывшие референты бывших райкомовских шишек. Но феи и в этом бедламе сориентировались. После уроков учили мальчиков игре на фортепьяно (школьном, кой-как настроенном, но в присутствии фей звучавшем вполне прилично). Плату брали ровно нарезанными листами исписанных тетрадей. Если на клочке попадалась отметка (любая), такая деньга принималась за целую неделю занятий. Деньги строго пересчитывались, класс запирался изнутри, и начинались занятия. Но прежде всего похлебать в столовой горохового супа. Не жили – выживали. Настал и денежный обвал. А у Татьяны ничего не было, ага!

Петя с Сережей умней Татьяны, Андрея и Павла. Человечество движется к прогрессу, как же иначе. Одним умом и живем. Но финансирования умнице профессору Хлумову не давали шесть лет. А то бы он Татьяне уж что-нибудь да уделил. Умницы феи той порой настрополились доить козу обманщицы-бабы, пока хозяйка с бидоном лезла без очереди за молоком с фермы (ферма еще существовала). Эльфы носили Татьяне трехлитровую банку козьего молока ежедневно. Как носили? по воздуху, по воздуху. Ветерок поддерживал банку под донышко. Летом Петя с Сережей после школьного горохового супа и немецких подачек приходили в себя. Купались в озере. На двух старых жигулях выезжали на дальний песчаный пляж, где не было помоек. Научились плавать все – уж феи научат. Вера с Ириной сами стали похожи на фей, словно в них вселились гены Татьяниной матери. А Петя с Сережей давно эльфы. На головах у них венки из белых кувшинок. У Веры с Ириной на шее такие же ожерелья до пояса. Наше озеро. Когда на обратном пути проезжают позорные помойки, Татьяна велит детям зажмурить глаза и заткнуть носы. Откуда у местных жителей такая любовь ко всякой грязи? Оказывается, славный город Железнодорожный с другого бока соседствует со знаменитыми люберецкими полями орошения. Их уже нет, но остался курган, где захоронен мусор. Производит впечатление. Нехорошее соседство.

Время смягчилось. Андрей с Павлом вернулись в ГАИШ. Сидят ловят сигналы из вселенной. Авось поймают. У Михалыча сидят. Взял Михалыч, сжалившись, к себе и Татьяну. На него, обожаемого, работали теперь все трое: Татьяна, Андрей. Павел. Деньги были невелики – прямо скажем, маленькие. Зато дружба. Сидели в такой комнатушке, что просто стыдоба. Половину пространства занимали гудящие шкафы, назначения коих лично я не поняла. но излученье от них шло, и явно скверное. На третьи сутки шкафы исчезли неведомо куда, а на стене появился огромный экран, всю прелесть которого Михалычев коллектив оценил гораздо поздней. А пока вели умные разговоры и радовались тому, что кричать в шуме устаревшей техники больше не приходится. Петя с Сережей были уже в шестом классе, и невестки Татьянины перешли работать в редакцию детского журнала. Решили, что сыновья их теперь сами разберутся. Напрасно решили. В классе образовалось в какой-то момент двойное лидерство, и вышло большое мордобитие. Поначалу всех участников потасовки исключили из школы. Снова пришлось феям вмешиваться. Синяки и кровоподтеки как по мановению жезла исчезли. На другой же день мальчики смирно сидели за партами, а эльфы заглядывали в окна, под которыми распускались долговязые клены.

Распускаются они и в заколдованном парке ГАИШа. Татьяна разговаривает в фойе актового зала со своим аспирантом, надевшим берет на бронзовую голову Штейнберга. Михалыч получил многолетний грант! Занялся очаровательной проблемой. Чтоб вы поняли, скажу попроще. В компьютерной сети синхронизируются наблюдения одного и того же объекта, сделанные в нужное время различными обсерваториями по всему миру. Они накладываются друг на друга и оттого многократно усиливаются. Никакой тебе Хаббл не даст такого результата. Стало видно ранее недоступное. Всё это еще проецировалось с Михалычева компьютера на большой (чуть не в полстены) экран. Победно комментировалось сидящими на диване. Настали веселые времена. Михалыч летал в командировки то на Канарские острова, то к себе же на Дальний Восток. Брал с собой то Андрея, то Павла.

Феи рассудили на большом совете, что негоже молодым ученым Андрею и Павлу Вячеславичам спать на втором этаже дачных нар. Когда в очередной раз Татьянина семья приехала к Бисеровому озеру (три жиуленка везли), на расширенном еще раз клубнично-люпиновом участке стоял двухэтажный дом, а в нем одноэтажные кровати для всех семерых, у каждого своя комната. А феям – беседка в саду. Беседуйте сколько душе угодно. У фей, я думаю, есть душа. Не совсем такая, как у нас, но всё же.

А что же Татьянины писанья? Она лет пять как нашла на даче дешевый рассыпающийся тираж первой своей книги – ничтожной доли написанного. Стыдно феям сделать столь мало. Но уж такие были времена. Особо не раскошелишься. Еще у Татьяны набралось несколько публикаций в альманахе «Дворянское собрание», из них одна удачная. Тогда у дворянского собрания имелся особняк позадь музея изобразительных искусств, ранее принадлежавший институту марксизма-ленинизма. На фронтоне барельеф с тремя профилями, четвертый явно сбит. Выезжая, коммуняки сняли паркет и дверные ручки, а в зале оставили гору своей макулатуры. Новые арендаторы жечь не стали – вывезли. Парк был полон фей самого благородного происхождения, а среди всякой шушеры, набившейся в собранье, имелось несколько человек настоящих. Их сразу было видно. В парке падали гладкие каштаны, и всегда какой-нибудь оказывался в Татьянином кармане. Кто их туда подкладывал?