Ирен Немировски - Бал. Жар крови Страница 7

Она повернулась к англичанке:

— Мисс, на этой неделе у меня будет для вас много поручений… Пятнадцатого числа я даю бал…

— Бал, — прошептала Антуанетта, широко раскрывая глаза.

— Ну да, — проговорила госпожа Кампф, улыбаясь, — бал…

Она с гордостью взглянула на Антуанетту, затем украдкой покосилась на гувернантку.

— Ей ты, по крайней мере, ничего не рассказывала?

— Нет-нет, мама, — живо ответила Антуанетта.

Она знала об этой постоянной тревоге своей матери. Два года назад они переехали со старой улицы Фавар после гениальной биржевой махинации Альфреда Кампфа, сыгравшего сначала на падении франка, а затем, в 1926 году, — фунта стерлингов, что и принесло им богатство. Каждое утро Антуанетту призывали в спальню к родителям. Мать еще лежала в постели, полируя ногти, а рядом в ванной комнате ее отец, маленький сухой еврей с пламенным взором, брился, мылся и одевался со свойственной ему бешеной скоростью, за что его коллеги по Бирже, немецкие евреи, дали ему прозвище Фейер. Уже много лет он сновал вверх и вниз по высоким ступеням Биржи… Антуанетта знала, что до этого он работал в Парижском банке, а еще раньше служил курьером и стоял у входа в банк в синей ливрее… Он женился на своей любовнице мадемуазель Розине, секретарше начальника, незадолго до рождения Антуанетты. На протяжении одиннадцати лет они ютились в темной квартирке, в здании, расположенном за «Опера Комик». Антуанетта помнила, как по вечерам, когда она делала уроки за обеденным столом, служанка с грохотом мыла на кухне посуду, а госпожа Кампф читала романы, облокотившись на стол, над которым висела огромная сферическая лампа. Сквозь ее матовое стекло проблескивало яркое газовое пламя. Время от времени госпожа Кампф внезапно испускала глубокий вздох, да такой громкий, что Антуанетта невольно подскакивала на стуле. Кампф осведомлялся: «Ну, что с тобой опять?», и Розина отвечала: «Как тяжко знать, что существуют люди, которым живется хорошо и счастливо, тогда как я провожу лучшие годы моей жизни в этой грязной дыре за штопкой носков…»

Кампф молча пожимал плечами. Тогда чаще всего Розина поворачивалась к Антуанетте: «Ну, а ты что уши развесила? То, что говорят взрослые, тебя не касается!» — с досадой кричала она. И в заключение добавляла: «Если ты думаешь, доченька, что твой отец сколотит состояние, как он обещает со дня нашей свадьбы, можешь дожидаться до второго пришествия… Ты вырастешь и все будешь ждать, как и твоя бедная мать…» Когда она произносила слово «ждать», на ее жестком, напряженном, угрюмом лице появлялось трогательное выражение, которое невольно заставляло Антуанетту вытягивать губы для поцелуя.

«Бедняжка моя», — говорила Розина, гладя ее по голове. Но однажды она воскликнула: «Ах, оставь меня в покое, ты мне действуешь на нервы! Какой ты все-таки можешь быть надоедливой!» И с тех пор Антуанетта ни разу не поцеловала ее, если не считать обычных утренних и вечерних поцелуев, которыми родители и дети обмениваются не задумываясь, как пожимающие друг другу руки незнакомцы.

Но в один прекрасный день они вдруг разбогатели, и она так и не поняла толком, как это произошло. Они переехали в огромную светлую квартиру, а мама покрасила волосы в совершенно новый, очень красивый золотистый цвет. Антуанетта пугливо поглядывала на эту сияющую шевелюру, не узнавая мать.

— Антуанетта, повторим еще раз, — приказывала госпожа Кампф. — Что ты ответишь, если тебя спросят, где мы жили в прошлом году?

— Ты глупости говоришь, — раздавался из соседней комнаты голос Кампфа. — Кто, по-твоему, будет разговаривать с ребенком? Она ни с кем не знакома.

— Я знаю что делаю, — отвечала госпожа Кампф, повышая голос. — А прислуга?

— Если я услышу, что она хоть словом перебросилась с прислугой, она будет иметь дело со мной. Ясно тебе, Антуанетта? Она знает, что должна молчать и учить свои уроки, и точка. От нее ничего другого не требуется… — И, повернувшись к жене, он добавлял: — Она, знаешь ли, не идиотка.

Тем не менее, как только он удалялся, госпожа Кампф принималась за свое:

— Если тебя спросят, Антуанетта, ты скажешь, что мы круглый год жили на юге… И ни к чему уточнять, в Каннах или в Ницце, просто скажи — на юге… Разве что начнут расспрашивать подробно, тогда лучше скажи, что в Каннах, это более престижно… Но, разумеется, твой отец прав, лучше всего помалкивать. Маленькая девочка должна как можно меньше разговаривать со взрослыми.

И она отсылала ее взмахом обнаженной руки, красивой, несколько полноватой, со сверкающим бриллиантовым браслетом, недавно подаренным мужем; она снимала браслет, только принимая ванну.

Антуанетта смутно припоминала все это, когда ее мать задала вопрос гувернантке:

— У Антуанетты, по крайней мере, хороший почерк?

— Yes[12], госпожа Кампф.

— Зачем ты спрашиваешь? — робко поинтересовалась Антуанетта.

— Потому что сегодня вечером ты поможешь мне надписать конверты… Я собираюсь отослать около двухсот приглашений, понимаешь? Сама я не справлюсь… Мисс Бетти, сегодня я разрешаю Антуанетте лечь на час позже обычного… Надеюсь, ты довольна? — спросила она, повернувшись к дочери.

Но так как Антуанетта молчала, опять погрузившись в раздумья, госпожа Кампф пожала плечами.

Эта девочка всегда витает в облаках, — прокомментировала она вполголоса. — Бал… Разве ты не испытываешь гордости при мысли, что твои родители дают бал? Боюсь, у тебя слишком черствое сердце, бедняжка, — произнесла она со вздохом, выходя из комнаты.

II

В этот вечер Антуанетта, которую гувернантка обычно укладывала ровно в девять часов, осталась с родителями в гостиной. Она очень редко тут бывала и поэтому принялась внимательно разглядывать резные панели из светлого дерева и золоченую мебель, как будто оказавшись в чужом доме. Мать указала ей на маленький круглый столик, где стояла чернильница, лежали перо и пачки открыток и конвертов.

— Садись сюда. Я буду тебе диктовать адреса. Вы идете, милый друг? — громко позвала она, поворачиваясь к мужу. В соседней комнате лакей убирал со стола, а при нем Кампфы уже много месяцев обращались друг к другу на «вы».

Когда господин Кампф подошел, Розина прошептала: «Послушай, отпусти лакея, мне неловко в его присутствии…»

Затем, поймав взгляд Антуанетты, она покраснела и бодро приказала:

— Жорж, вы скоро управитесь? Уберите то, что осталось, и поднимайтесь к себе…

Какое-то время супруги молчали, застыв в своих креслах. Когда лакей ушел, госпожа Кампф облегченно вздохнула.

— Как мне неприятен этот Жорж! Даже не знаю почему. Когда он прислуживает за столом и я чувствую, что он стоит за спиной, у меня пропадает аппетит… Что это еще за глупая улыбка, Антуанетта? Ну, за работу. У тебя список приглашенных, Альфред?

— Да, — сказал Кампф, — но подожди, я сниму пиджак, мне жарко.

— Ни в коем случае не забудь его здесь, как давеча, — предупредила супруга. — По выражению лиц Жоржа и Люси я прекрасно поняла, что им кажется странным, когда в гостиную приходят в рубашке с засученными рукавами.

— Мне наплевать на мнение слуг, — проворчал Кампф.

— Ты ошибаешься, мой друг, именно благодаря им создаются репутации, ведь они разносят сплетни из семьи в семью… Я бы никогда не узнала, что баронесса с третьего этажа…

Понизив голос, она прошептала несколько слов, которые Антуанетта, несмотря на все свои старания, не смогла расслышать.

— …Без Люси, которая проработала у нее три года.

Кампф вынул из кармана листок бумаги, весь испещренный именами.

— Начнем со знакомых, не так ли, Розина? Пиши, Антуанетта. Господин и госпожа Банюльс. У меня нет адреса, там лежит телефонная книга, посмотришь потом…

— Они ведь очень богаты, — с уважением пробормотала Розина.

— Очень.

— Ты… думаешь, они пожелают прийти к нам? Я не знакома с госпожой Банюльс.

— Я тоже. Но с ее мужем я в деловых отношениях, этого достаточно… Жена, кажется, очаровательна, а кроме того, ее не очень-то принимают в их кругу с тех пор, как она оказалась замешанной в этом скандале… Помнишь эти пресловутые оргии в Булонском лесу, два года назад?..

— Осторожно, Альфред, ребенок…

— Она все равно ничего не понимает. Пиши, Антуанетта… Все же это очень достойная женщина.

— Не забудь Остье, — живо проговорила Розина. — Судя по всему, они дают замечательные балы…

— Господин и госпожа д’Аррашон, два «р», Антуанетта… За этих, дорогая, я не ручаюсь. Очень уж они чопорные… В свое время госпожа д’Аррашон была…

Он сделал выразительный жест.

— Не может быть!

— Да-да. Я знаком с человеком, который частенько навещал ее в одном публичном доме в Марселе… Да-да, уверяю тебя… Но это было очень давно, около двадцати лет назад; замужество полностью ее очистило, она принимает у себя лучшее общество и очень разборчива в знакомствах… Как правило, через десять лет замужества все женщины легкого поведения становятся такими…