Роберт Ирвин - Арабский кошмар Страница 7

Он заговорил с Вейном, и Вейн принялся отрывисто переводить его слова Бэльяну. Диагноз ставился неторопливо, с перерывами на многочисленные вопросы о манерах Бэльяна, его привычках и убеждениях. Казалось, старик почти уснул, пока выносил свое суждение. Болезнь была из тех, коими нетрудно заразиться в такой жаркой стране, но лечению поддавалась с трудом. Требовалось некоторое время.

– Но завтра я должен быть у давадара.

– Лучше послезавтра. Он говорит, что одну или две ночи вы должны провести в его доме. Будете его гостем и пациентом.

– Завтра я должен идти в канцелярию давадара за визой для посещения монастыря Святой Катарины в Синае. Я не могу слоняться без дела в Каире.

– Зачем вам в монастырь Святой Катарины? Там же ничего нет. Одни засохшие останки. Прах и песок. Песок и прах, да грязные, невежественные монахи.

Настойчивость Вейна только подействовала Бэльяну на нервы.

– Я обязан сослужить святой Катарине эту службу. Она спасла мне жизнь при осаде Артуа. Я дал ей клятву, которую, как христианин и джентльмен, должен исполнить.

– Зачем же непременно идти в канцелярию давадара за визой? Вы больны, и для исполнения вашей паломнической клятвы вполне достаточно одного намерения. Святую Катарину вы сможете посетить во сне, а быть может, и она вас посетит.

По спине Бэльяна медленно пробежал холодок. Он уже сидел в тени. Старик начал что-то тихо насвистывать себе под нос, явно закончив разговор. Глаза его закатились, и показались подрагивающие белки, слабые руки тряслись, как будто он играл на невидимой мандолине. Вейн продолжал:

– Если вы будете каждую ночь подобным образом истекать кровью, то умрете, так и не добравшись до горы Синай. Только в большом городе вроде Каира можно отыскать такого человека, как Кошачий Отец, который специализируется на болезнях сна. В пустыне караван вас попросту бросит. Им вы будете только в тягость, как жертва Дурного Глаза. Но мой друг Кошачий Отец, – при этих словах Вейн осторожно обнял старика за хилые плечи, – не боится Дурного Глаза, и он не шарлатан, если вы сейчас подумали именно об этом.

Отец ухмыльнулся, и Бэльян решил, что они оба шарлатаны. Вейн продолжал:

– Он превосходный специалист по рецидивирующему кошмару, бессоннице, сомнамбулизму, каталепсии, кататонии, разговорам и пророчествам во сне, ночным выделениям, энурезу, святотатственным снам и восьми категориям сновидений, которые осудил и запретил Ихван аль-Сафа.

– А со мной что стряслось?

– Ничего из вышеперечисленного.

Нарочито таинственная парочка, Вейн и Отец, пристально смотрела на него.

– Кошачий Отец спросил, не желаете ли вы осмотреть дом?

Бэльян кивнул в знак согласия.

– Тогда спустимся вниз.

Поначалу Бэльян не мог понять, почему им захотелось показать ему дом, ибо там едва ли имелось что-либо заслуживающее внимания. Здание было, безусловно, большое; оно высилось над соседями по кварталу, но все пустующие комнаты с желтеющей штукатуркой на стенах очень походили одна на другую. Вейн объяснил, что все там фактически едят и спят где пожелают. Лишь в немногих комнатах была хоть какая-то мебель, да и та самого рудиментарного свойства: низкие деревянные столики, разбросанные в беспорядке валики от подушек и в одном месте – подставка для Корана. Они пересекли прохладный, темный внутренний двор, обсаженный кипарисами, но там попахивало отбросами. Мимо торопливо прошла закутанная в многочисленные одежды служанка. Они заглянули в комнату для варки кофе с ее конусообразными кусками сахара высотой в человеческий рост; миновали громадную мандару – гостиную – с высохшим фонтаном в центре потрескавшегося мозаичного пола. Пока они продолжали свой осмотр, заходя в пустующие кладовые и непонятного назначения комнаты, Бэльян осознал, что чувствует легкое недомогание; он ощутил резь в глазах и тяжесть на сердце. Он решил, что ему совсем не хочется ночевать в этом доме. Даже днем обстановка там была довольно гнетущая. Молочные стекла окон впускали внутрь грязновато-желтый свет, который струился на закопченные стены и заставлял лица мерцать и подрагивать в их сомнительном просветлении. По полу бегали тараканы; Кошачий Отец больше не производил впечатление полумертвого от истощения человека, каким казался во время консультации, и с удовольствием демонстрировал свое проворство, вприпрыжку давя насекомых босыми ногами. Гарем им увидеть не довелось. На крыше были разложены на просушку травы и неслышным шагом ходила, расстилая выстиранное белье, привлекательная берберская девушка. С крыши Бэльян смог взглянуть на улицу, по которой они пришли, и заметил, как некий человек, входя в дом, плюнул через левое плечо; это казалось не презрительным жестом, а скорее установленным ритуалом.

Лишь когда они вновь спустились во двор, Бэльян начал понимать, что там имеется кое-что интересное. За углом, близ двора, находилась аптека – отделанная кафелем беседка с устроенными на небольшом расстоянии друг от друга нишами в стенах. В нишах, в запечатанных кувшинах или завернутая в листья, располагалась поразительная коллекция кореньев, трав и порошков: белая чемерица, от которой люди умирают, захлебнувшись собственной рвотной массой; черная чемерица, которая очищает кишечник приступами опасных конвульсий; мандрагора, сонное снадобье; чеснок, вызывающий меланхолию; кат для возбуждения нервной системы; кола, приводящая к бессоннице; опиум для сумеречного состояния; барш, душистая паста для нанесения на зубы; сорок девять плодов дерева заккум; потогонный кумин; змеиный воловик, увеличивающий объем сердца; жевательные морские водоросли; бальзамин; фенхель; длинная сыть; асафетира; серая амбра; пилюли из паутины; илиастра; банж и златоцветник. Кроме того – страусиные перья, зубы нарвала и сережки хмеля.

Они спустились ниже, в подвалы, где, как объяснил старик, находились спальни для пациентов. Спальни являли собой фантастическое зрелище. С обеих сторон лестничного колодца тянулись во тьму длинные коридоры, куда не проникал свет свечей, державшихся на огромных, в человеческий рост, бронзовых подсвечниках, которые стояли в центре зала.

Было только около полудня, но некоторые кровати все равно были заняты. За спящими тревожным сном больными, уперевшими руки в бока или свесившими их с матраса, невидящим взором уставившимися в потолок или уткнувшимися лицом в подушку, присматривали помощники Отца, в основном молодые люди, которые беззвучно переходили от кровати к кровати и, опустившись на корточки или присев на пол, через сложенные домиком ладони нашептывали что-то на ухо спящим, направляя их сновидения в ту или иную сторону. В разгар ночи зал огласится шепотом, сопением и храпом, но главным образом – сплетением шепота, диктующего орнамент ночи. По залу ходили взад-вперед дюжие чернокожие невольники, приносившие и уносившие постельные принадлежности. Там плодились вши. С одной стороны из темноты послышались звуки лютни.

– У вас редкое заболевание. Отец будет лечить вас бесплатно.

– Как он будет меня лечить?

– Не знаю. Пока я только изучаю его методы, но мне уже известно, что мозг выделяет мысли так же, как печень – желчь. Возможно, в желудочках мозга произошло расстройство выделительного процесса, которое в свою очередь приводит к избытку кровяного элемента в организме, а тот в свою очередь – к самопроизвольному кровотечению.

Вейн говорил смущенно и не очень уверенно. Старик совещался с одним из своих учеников.

– Во всяком случае, этой ночью вы не будете спать в одиночестве. Кто-нибудь подежурит у вашей постели. А утром я за вами приду.

– Мне? Ночевать здесь?

– Почему бы и нет? Это самое безопасное место в Каире. Ему оказывают покровительство некоторые из самых могущественных эмиров. В караван-сарае венецианцы могут украсть у вас деньги, а священники – душу, зато здесь вы в безопасности. Если придется побыть в городе еще какое-то время, вам понадобится покровительство такого человека, как Кошачий Отец, и пристанище в таком месте, как Дом Сна. В городе небезопасно. Каждую ночь происходят убийства. Поговаривают о бунте и восстании. Но, что бы ни случилось, учителя сна никто не тронет.

Но вдруг он заговорит во сне? Вдруг во сне он проговорится, что приехал заниматься шпионажем? Правда, это не страшно, ибо ни Отец, ни его ученики, похоже, не знают ни английского, ни итальянского. И все же он будет лежать без сознания, под наблюдением чужестранцев, видя, быть может, сны на чужом языке, а потом проснется, беспомощно истекая кровью, в чужом подвале. К тому же его беспокоило и еще кое-что. Но что именно? Да, когда начался сон о святой Катарине и Зулейке? На закате или раньше? В караван-сарае он ему приснился или на ипподроме? Только ли святую Катарину и Зулейку он видел во сне, или ему приснилось также царское обрезание, даже Каир?