Каваками Хироми - Манадзуру Страница 7

На обратной дороге меня догнала она. Та женщина. Она была рядом и во время ужина. Украдкой ела из наших тарелок. И мою еду, и еду Момо. Похоже, креветки особенно пришлись ей по вкусу, она беспрестанно таскала их с блюда с морепродуктами в томатном соусе. Она могла есть сколько угодно, пока хоть что-либо оставалось на тарелке. Всё, что она поглощала, похищая с тарелок, продолжало лежать на своих местах нетронутым, поэтому она могла брать лакомые кусочки бесчисленное количество раз.

— Проголодалась? — спросила я, женщина кивнула.

— В меня еще много войдет, — Момо тоже ответила мне. «Я спрашивала не у тебя», — подумала я про себя, но вслух не сказала. У меня хорошая девочка, сразу отвечает. Послушная, хорошая девочка. Я улыбнулась Момо. На лице женщины появилось пренебрежительное выражение. По телу, как электрический ток, пробежал холодок.

Немного позднее я осознала, что в ту минуту во мне вспыхнул гнев. Женщина исчезла. Я не могла допустить, чтобы между мной и Момо появился еще кто-то. Я поняла это вдруг. На берегу моря мы вновь стали близки друг другу. Мне хотелось быть ближе к ней, к Момо. Но сама Момо ускользала от меня. Приблизившись на шаг, тут же устремлялась прочь. Сознательно или нет, она не прекращала с легкостью совершать движения туда и обратно.

Такого гнева я не испытывала с тех пор, как нянчила маленькую Момо. Тогда, была на то моя воля или нет, ни одно существо не способно было встать между нами. Ведь мы были рядом ежечасно. Не могу сказать, что такая близость всегда доставляла мне лишь радость. Я сильно уставала. Моя жизнь текла монотонно, словно у ползающего по земле животного. Кормление, варка, мытьё пола, уборка, сушка, глажка белья — моё тело не знало покоя, у меня просто не было сил интересоваться чем-то за пределами этого мирка. Мои глаза смотрели только вниз.

— Там что-то пролетело.

— Что же?

— Может, самолёт…

Женщиной это не могло быть. Момо разглядывала небо. Круглый столик, за которым мы сидели, стоял около окна, взору открывалось только небо и море.

— Очень вкусно, — сказала Момо, подняв глаза на убирающего тарелки с нашего столика официанта.

— Большое спасибо, — радостно поблагодарил тот. Рядом опять возникла женщина.

— Ты что-то знаешь о Рэе? — попробовала я задать вопрос женщине. Момо уже спала, свернувшись комочком под одеялом на соседней кровати. Даже дыхания не было слышно. Только иногда, когда она начинала ворочаться во сне, доносилось что-то вроде вздоха.

— О Рэе? — переспросила женщина.

— Моем муже.

Женщина неотступно следовала за мной: когда я принимала ванну, когда я после этого смотрела телевизор и когда мы с Момо вышли вдвоем на террасу подышать тихим ночным воздухом. Было похоже, что она хочет мне что-то сказать.

— Может, и знаю, — ответила женщина. Не обладая определенной субстанцией, она то становилась прозрачной, то вдруг вновь густела в цвете. У неё и не могло быть четких форм. Я только знала, что она преследует меня. То, как она ест креветки или презрительно хмыкает, было лишь моим ощущением и ничем более. И тот, кто скажет, что никакой женщины не существует, окажется, по сути, прав.

— Рэй жив?

— Ну-у…

— Где ты видела его?

— Не помню.

Женщина отвечала мне не сразу. В Манадзуру она выглядела особенно реально, однако узнать от неё что-либо более конкретное не представлялось возможным. Я попыталась заснуть, но присутствие женщины не давало покоя. Мне хотелось, чтобы она исчезла.

— Всё, хватит, уходи!

— Куда?

— Туда, откуда ты пришла.

— Я не знаю откуда.

Женщина, очевидно, пребывала в затруднении. Но её трудности меня не касались. Я скинула одеяло. Хотя в комнате не было душно, потому что работал кондиционер, установленный на низкую температуру, от злости меня бросило в жар. Со мной творилось что-то странное. До сих пор я не беседовала со своими преследователями.

— Всё это ерунда, — подумала я, и в тот же миг женщина исчезла. Преследование не имело ровным счетом никакого смысла. Мне было всё равно, есть преследователи или нет. Я ощущала себя весами, на которых нет гирь. Гири убрали, а чаши весов качаются пустые. И глядя на это движение, невозможно понять, какая из сторон была лишена груза. Ты стоишь и только наблюдаешь, как колебания постепенно сходят на нет. От этого становится немного грустно.

— Мама, взбодрись, — окликнула меня Момо. Ярко сияло утреннее солнце. Мы взяли японский завтрак в ресторане, где ужинали вчера. Постояльцев в гостинице оказалось намного больше, чем нам сначала показалось. Вечером были занято только два столика, сейчас же почти за каждым сидели люди. К сушеной ставриде подали суп-мисо с жареным тофу и редькой дайкон, а затем шпинат с соевым соусом вместе с юдофу.

— Я бодра, — ответила я. Момо засмеялась:

— Ты почти ничего не съела.

Ставрида и юдофу остались на моей тарелке нетронутыми. Момо смотрела на них с явным аппетитом, и я все отдала ей.

— Я расту, поэтому у меня хороший аппетит, — сказала Момо. Мы взяли еще одну порцию риса.

Свет на закате не такой, как утром.

— Сбросить всё со счетов и начать сначала, — прошептала я.

— Мама, о чём ты? — удивилась Момо.

— Утром всегда появляется такое желание, разве нет?

— Ты явно нездорова. Ты всё время думала о папе?

Момо умела очень ловко управляться со ставридой.

Аккуратно извлекая глазки, оставляла только голову и хребет. Рэй тоже любил рыбу. Утром мне не хотелось думать о Рэе. Я попыталась переключить свои мысли на Сэйдзи. Но это было как-то несправедливо по отношению к нему. Быть только заменой кому-то — незавидная участь.

— Момо, тебе нравится какой-нибудь мальчик?

— Может, да, а может, и нет.

— Какой он? — спросила я, приготовившись к тому, что Момо тут же надуется.

— Обычный, — неожиданно весело ответила она. И мне вдруг тоже стало весело.

— А что тебе в нем нравится? — рассмеялась я.

— Он добрый, — Момо снова приняла сердитый вид. Видно, я переборщила со смехом. «Добрый» — смешной ответ. Момо была такой милой, я протянула руку и погладила её по щеке. В тот же миг она побледнела. Резко мотнув головой, оттолкнула мою руку. Она хотела отдалиться от меня.

«Да-а, всё непросто», — подумала я, поднимаясь со стула. По дороге в номер Момо шла позади меня. Между нами была женщина.

— Понравилось Манадзуру? — поинтересовалась мама.

— Мы и в Атами ездили! — сообщила Момо. Выписавшись из гостиницы, я, вопреки своим планам, решила доехать с дочкой до Атами. Для прогулки вместе с Момо лучшим будет сравнительно ровное место, где много людей, где продают мандзю и прочие сладости. «Набережная Атами подойдет нам как нельзя лучше, там ничего не будет бередить душу», — подумала я. Там мы ели пирожные. Мы шагали куда глаза глядят, миновав ряд сувенирных магазинчиков на привокзальной площади, двинулись дальше вдоль реки, впадающей в море, и, в конце концов, набрели на небольшую кондитерскую. По обеим сторонам реки расположились тиры. По всей видимость, они уже не действовали: двери и окна их были наглухо закрыты. Кондитерская выглядела совсем новой, однако хозяева с гордостью заявили, что ведут торговлю сладостями уже несколько десятков лет.

— Пирожное с какао было таким вкусным! Особенно с теплым молоком!

В кондитерской я почувствовала запах, исходящий от затылка Момо. Это был сладкий аромат. Расти и взрослеть — не самый приятный процесс. Неприязнь вызывала не Момо, взрослеющая постепенно, а само взросление как таковое. Слишком много лишнего разбрасывает вокруг себя взрослеющий ребенок, и сам не может справиться с этим. Оттого его становится жаль. Он такой юный, неведающий. Увеличиваться неприятно. Неприятно, вне зависимости оттого, что растет, тело или чувства. Выходит, что и женщина, готовящаяся к рождению ребенка, вызывает ту же неприязнь. Я тоже не знала, что мне делать с самой собой, носящей под сердцем Момо.

В Атами мы много фотографировались. Женщина там не появлялась. Она пропала из виду. Как только мы преодолели Югавару, нечто, навевавшее мне воспоминания о Рэе, также незаметно исчезло. На всех фотографиях, напечатанных позднее, Момо смеялась.

— Моя улыбка какая-то неестественная, — сказала Момо, ткнув пальцем в отпечаток собственного лица на фотоснимке.

— Тем не менее, тут ты выглядишь счастливой, мне нравится.

— Когда улыбается, она вылитая ты, Кэй, — сказала мама.

По дороге обратно я вглядывалась из окна поезда в улочки Манадзуру. Небо затянули тучи. Хотя в Атами стояла ясная погода. Весь город наполняло невнятное шептание. Здешние жители его не замечали, лишь те, кто проезжал мимо, способны были его уловить.

— В следующий раз поедем в путешествие все вместе, — сказала я, взглянув на маму. Она смотрела на меня с жалостью. Для неё я была юным, неведающим существом.