Геза Чат - Сад чародея Страница 7

Песочный Человек растет и вытягивается на стене: теперь всем пора спать.

Папа говорит:

— Завтра я сам куплю на рынке цветной капусты.

Мама что-то отвечает ему, но что — уже не разобрать. Потом папа со свечой проходит по всем комнатам, проверяет, заперта ли дверь, возвращается, задувает свечу и ложится в постель. Теперь уже все легли. Песочный Человек, огромный Песочный Человек, скрючившись и опершись о стену, сидит на краю кровати и внимательно за нами наблюдает.

Сад чародея

Перевод Е. Сочивко

Из ворот вокзала на площадь вышли два высоких и стройных юноши, и я почти сразу узнал их:

— Братья Вашш!

Мы вместе пошли в город. Было приятно вот так прогуляться в послеполуденной легкости июньского дня. В гимназии мы с братьями Вашш были неразлучны, но после выпуска я не видел их целых четыре года: они учились за границей. Братья были очень рады нашей встрече.

Их лица были еще скорее юношескими, чем мужскими. Точеные носы и живые умные глаза выдавали в них тот особенный тип поздно взрослеющих интеллигентных молодых людей, а в манерах сохранились сердечность и приветливость космополитов, которые казались таким непривычными в гимназии, но все-таки очень всем нравились.

Мы прошли пешком по главной улице и главной площади. Братья спешили. Через два часа им нужно было ехать дальше.

— На самом деле, мы приехали, только чтобы посмотреть сад чародея, — сказал старший.

— Сад чародея? Где это? — переспросил я.

— И правда, ты же не знаешь. Мы тогда никому о нем не рассказывали. Сейчас увидишь. Ты же пойдешь с нами, да? Это недалеко.

От главной площади мы повернули к собору и прошли через парк. Там, на своей привычной скамейке, сидел, погрузившись в чтение, наш старый гимназический учитель Закона Божьего. Мы поздоровались, и он в ответ приветливо помахал рукой. Миновали собор. Братья привели меня на какую-то глухую улочку, о существовании которой я раньше даже не подозревал. Она была узкой и примерно двести шагов в длину.

Ох, и странная же это была улочка! Таких домов, как здесь, я никогда не видел в нашем городе. Они были низкими и простыми по конструкции, но в очертаниях окон, в резьбе на воротах то и дело проглядывало что-то старомодное. На улице на стульях и скамейках сидели старики и женщины с тоскливыми бледными лицами. Какие-то девчушки подметали дорогу и сбрызгивали землю водой, чтобы не поднималась пыль. Однако нигде не было и следа от колес экипажа.

Мы остановились у последнего дома. Правда, на самом деле самого дома видно не было, только ограду. Это была высокая деревянная изгородь, настолько частая, что даже рука не пролезла бы в щель между досками, а чтобы посмотреть, что на той стороне, нужно было наклониться совсем близко.

Нас оглушил одуряющий цветочный аромат. За оградой был сад, размером не больше маленькой комнаты. Уровень земли там был выше, чем на улице. Почти нам по пояс. И весь сад был полон цветов.

Здесь по собственным законам жил целый мир растений: цветы в форме воронок, лепестки которых казались сделанными из черного бархата, кустовая лилия в углу, вся усыпанная огромными белыми бутонами, и рассыпанные по всему саду невысокие белые цветы на тонких стеблях, у каждого из которых один — лишь один — лепесток был бледно-красного цвета. Похоже, они-то и испускали тот неведомый, сладкий аромат, от которого, казалось, останавливалось дыхание.

Посреди сада разместилась группа кругленьких пурпурных цветков. Их мясистые шелковистые лепестки глубоко свешивались в высокую ярко-зеленую траву.

От этого чудесного сада оставалось чувство, словно посмотрел в калейдоскоп. Прямо передо мной раскрывались сиреневые ирисы. Сад сиял всеми цветами радуги, и сотни запахов смешивались в один одуряющий аромат.

В дальнем конце, напротив изгороди, стоял маленький, будто сгорбленный, домик. Окна находились вровень с землей, а двери было не видно. Крыша нависала над окнами и под ней, наверное, был большой чердак. Прямо под окнами я заметил две гвоздики. Минуты четыре мы смотрели на это сказочное царство в десять квадратных метров.

— Видишь, это и есть сад чародея, — сказал младший Вашш.

— А там, в доме, живет сам чародей, — продолжил второй.

— И разбойники тоже.

— Кто? — спросил я.

— Разбойники — ученики и рабы чародея.

— Они выходят грабить в город. Как раз в это время они пробираются по подземным ходам и вылезают на чердаке храма, а потом спускаются с башни по веревке. Под коричневыми плащами разбойники прячут маленькие масляные фонарики, а к поясам у них пристегнуты маски, кинжалы и пистолеты.

— Они тихонько прокрадываются в дома или пролезают в окна. Цепляясь своими крохотными кирками, они за пару мгновений забираются в открытые темные окна двухэтажных домов.

— А потом быстро прячутся в шкаф.

— Никто в доме ничего не замечает, а они-то уже устроились среди одежды и сундуков. Зажгли свои масляные фонарики и тихонько ждут.

— Разбойники ждут, пока люди не лягут спать, а потом вылезают и ходят по всем комнатам. Ломают замки, отрубают детям головы, а в сердцах отцов оставляют кинжалы.

— И уносят сокровища, чтобы отдать их чародею.

Братья рассказывали тайны логова чародея, будто когда-то выученное и давно забытое старое стихотворение. Минуты четыре мы молча смотрели на сад.

— Теперь ты представляешь, что там внутри? — спросил младший Вашш.

Его брат ответил за меня:

— Вон за тем окном с жалюзи — спальня разбойников. Оштукатуренная нора с низким потолком. На стене мигает керосиновая лампа. Справа и слева лежит по шесть мешков с соломой. На одной стороне, свернувшись калачиком, так что не видно лиц, спят шесть разбойников.

— А на другой стороне шесть мешков пустуют.

— Те разбойники уже пробираются по подземным ходам, готовые выполнить свою кровавую работу.

— А когда они просыпаются, то выползают из комнаты на четвереньках, потому что в полный рост им не встать, настолько низкий там потолок.

— Тогда чародей дает им поесть. И его гадкие черные глаза как будто говорят: ешьте, да принесите мне побольше драгоценностей, серебра и золота.

— Разбойники питаются свежими лягушками и ящерицами, а на десерт получают многолетних майских жуков, которых чародей хранит в своей кладовке в банках, как компот.

— А потом они отправляются на работу. А чародей не спит в своей комнате. Он зажигает лампу, сделанную из черепа, читает и следит, чтобы с разбойниками ничего не случилось.

— Чтобы не проснулись собаки или дети.

— А когда небо на востоке становится серым, он выходит сюда и ложится в саду.

— И тогда все цветы превращаются в девушек. А чародей знай себе валяется среди этих цветов.

— Пока разбойники не вернутся домой. Тогда он забирает у них награбленное и складывает в свои подземные сокровищницы. Потом они все вместе идут спать. И весь вечер дом молчит, будто вымер.

— Соседи не знают, кто здесь живет.

Еще пару минут мы молча смотрели на сад чародея, потом один из братьев обеспокоенно взглянул на часы.

— Наш поезд отправляется через двадцать минут, — сказал он и слегка вздохнул.

— Нам пора, — добавил второй брат.

На востоке уже показались первые звезды. На улице было тихо, как на кладбище. Нигде ни души.

Мы пошли назад. Дошли до храма. Братья, задумавшись, смотрели перед собой. Мы обошли парк. Три красивых, смеющихся служанки поднимали из колодца воду. Братья Вашш улыбнулись им. Тяжелый аромат цветов чародея медленно выветривался из наших легких. Мимо проехал экипаж. Братья Вашш посвистели ему, чтобы он остановился. Они с улыбкой попрощались со мной и легко запрыгнули в экипаж. Кучер подстегнул лошадей кнутом. И экипаж двинулся по направлению к светящимся витринам и фонарям главной улицы.

Жаба

Перевод В. Попиней

Я ненавижу жаб. Нет, животных я люблю, знаю, что каждое из них — величайшее творение природы, но жаб на дух не переношу.

Я расскажу почему, хотя от одних воспоминаний чувствую жуткий страх, желудок сводит от отвращения, я вижу холодных, склизких жаб, чувствую, как они ползут по шее, в ушах раздается слюнявое кваканье, а по спине пробегает ледяная судорога ужаса. Вряд ли я засну нынешней ночью. Но не смогу не рассказать, почему мне отвратительны эти крошечные твари, почему при виде пары жабьих глаз, тускло мерцающих из прошлого и проникающих в самую душу, у меня в смертном страхе деревенеют мышцы.

Жаба связана с самыми важными и значительными минутами моей жизни. Но не минутами радости — минутами ужаса. Вероятно, прочитав мой рассказ, вы решите: несчастный бедняга, тебе все это привиделось; вероятно, моя история не вызовет у вас ничего, кроме любопытства. Ах, если бы вы знали, как бессердечно такое отношение. В описываемые мгновения я пережил безумный, отчаянный страх сотен и сотен людей, который вряд ли знаком кому-то из них. И вам в том числе. Прошу, задумайтесь над этим и не смотрите удивленно — лучше проявите немного сочувствия.