Илья Стогов - Русская книга (Тринадцать песен о граде Китеже) Страница 7

Сам праздник проводился на берегу озера. Оно было необыкновенно красивым. На такой декорации хотелось снять какое-нибудь дорогое кино. Язычников было от силы человек тридцать. Ну, может быть, пятьдесят. Сначала все долго готовили угощение и обнимались с прибывающими на «жигулях» единоверцами. Женщины рубили курам головы. Куры принимали смерть безропотно. Кто-то наперегонки лазал по вкопанному в землю бревну, кто-то кричал, что пора идти искать цветок папоротника. Я сидел в стороне и пытался угадать, дойдет ли дело до обещанного разврата или не дойдет? Шансов, что дойдет, было немного: молодежи на праздник прибыло мало. Подрастающее поколение язычников осталось в самом Саранске, потому что там в ту же ночь проходила дискотека с участием модного столичного DJ. Вот где, наверное, било настоящее веселье.

Когда-то давным-давно людей объединяла религия. Приходи в храм и там отыщешь тех, кто станет тебе «своим». Да только последнее время религии что-то вышли из моды. Сегодня ближним принято считать не тех, с кем у тебя общая вера, а того, кто принадлежит к одной с тобой национальности.

Странная штука, эта «национальность». За этим словом каждый раз скрывается что-то совсем не то, что обычно подразумевается. В больших городах, типа моего Петербурга, никакой национальности у людей ведь нет. Там живут «обычные люди»: те, кто говорит на понятном языке, ест то же, что и все, одевается без особых выкрутасов и следует общепринятым правилам поведения. А национальность, это когда ты не похож на «обычных людей». Отыскать ее можно лишь где-нибудь на окраинах: в горах, тайге, на дальних хуторах. Вот там живут те, у кого есть эта самая «национальность». Они говорят на «национальных» (непонятных) языках, соблюдают «национальные» (странные) обычаи, носят «национальные» (не такие, как у нормальных людей) костюмы, едят «национальные блюда» (всякую гадость) и отмечают свои странные праздники. Типа того, на котором под Саранском присутствовал я.

Помолившись богам, язычники сели, наконец, за стол. Готовили его больше трех часов, но главным блюдом оказалась все равно водка. Первый тост был за процветание родной земли. Закусывали мясом принесенных в жертву куриц. Руководил застольем жрец в самодельном облачении. Под мышкой он держал книжку, обернутую в газетку. Мне все хотелось подойти поближе, взглянуть, что за книжка. За последние лет пятнадцать чуть ли не каждая область, чуть ли не каждая республика Центральной России обзавелась собственным священным писанием. За время, пока я катался по стране, дома у меня собралась вполне приличная библиотека таких вот языческих библий. Мансийская «Янгал-Маа», коми-зырянская «Му Пуксьм», эрзянский «Свияжар», хантыйский «Так Молупси». В России живут представители ста сорока национальностей, и трудно вспомнить хоть одну, представители которой не отыскали бы у себя древней, но сокрытой до поры до времени священной книги.

Русский белогвардейский офицер случайно нашел допотопную «Велесову книгу», вырезанную рунами на деревянных табличках. Оттуда русские узнали, наконец, о древних тайнах своей истории. Татарский краевед напал на след выкраденной КГБшниками тысячелетней летописи «Джафгар-тарих». Из нее о древних тайнах своей истории узнали, наконец, и татары. В Республике Коми сокровенное языческое знание «Курыд Збыль» удалось отыскать в сундучке у местной пенсионерки, а в соседней Мордовии подходящей пенсионерки не нашлось, и там древний эпос сочинил лично дядя президента республики. Дядина книжка тоже открывала читателям некие древние тайны.

Каждая из этих священных книг объясняла: главная ценность на свете — это родная земля. Священная родная земля. Ее следует любить, ей поклоняться, в нее верить. И если понадобится, то за нее следует пожертвовать самой жизнью. Потомки навсегда сохранят память о тех, кто пошел на такую жертву. О них споют песню и, может быть, напишут еще одну поэму, типа тех, что я только что перечислил.

Ночной воздух пах скошенной травой, хотя, может быть, это была просто трава. Я — горожанин, в таких вещах разбираюсь не очень. После полуночи на берег с озера потянуло прохладой. Ряженый колдун пускал по воде листики кувшинки, на каждый из которых он поставил по зажженной свече. Несколько бабок в допотопных купальниках плескались у самого берега. Угрюмые языческие мужчины смотрели на них, но сами оставались на берегу.

Столы с объедками они сдвинули в сторону. Под столами обнаружились горкой наваленные куриные головы. Все, что осталось от принесенных в жертву птиц. Один из мужчин взял лопату, выкопал ямку и закопал головы. Вряд ли кто-нибудь споет об этих курицах хоть какую-нибудь песню. А уж поэму и точно никто не напишет.

Уже уходя с праздника, я подумал, что тот, кто верит в святую землю, скорее всего, будет просто закопан в этой земле — вот и все.

Песнь четвертая

1

Озеро Пловучее лежит совсем рядом с городом: минут сорок ходьбы. С трассы его не сразу и заметишь — лужа лужей. Между тем репутация у водоема во все времена была не очень. Средневековый летописец как-то назвал Пловучее «гноем земли», а дореволюционный краевед писал:

Народное суеверие сплело из давней случившейся здесь трагедии страшную басню, которую простолюдины и по сей день рассматривают за истину. Утверждают, будто земля не приняла убийц святого князя, и плавающие по поверхности озера торфяные островки, суть те самые короба, в которые были забиты тела их. Раз в год, на день святых Петра и Павла, можно слышать их стоны и причитания: унылый вопль заключенных злодеев слышен и в соседних селах. Колеблются от сего звука короба, и волнуется вода обычно тихого озера…

Вода в Пловучем и вправду совершенно черная, а дна у озера, говорят, нет вовсе. Вернее, конечно, есть, да только оно укрыто двадцатиметровым слоем жидкой грязи, через которую не в состоянии пробиться никакой радар. По легенде, на этом самом месте были утоплены люди, совершившие страшное преступление: убийство собственного князя.

Всего убийц было трое. Осенью 1174-го они ворвались в спальню Андрея Боголюбского и принялись махать в тесном помещении мечами. Для начала спьяну отрубили Андрею руку, а потом забили его, истекающего кровью, до смерти. И вот пришло время расплаты. Схваченным злодеям срезали кожу на ступнях и босяком заставили шагать к берегу по шишкам и колючкам. Там убийц уже ждали гробы: земля не желала принимать их презренные тела, и поэтому в качестве наказания было решено живыми заколотить их в сосновые ящики и бросить в озеро.

На грудь каждому убийце положили тяжелый камень. Однако гробы так и не смогли утонуть в черной торфяной воде Пловучего. Со временем они обросли мхом и все еще плавают по поверхности. Злодеи внутри до сих пор живы и все еще стонут по ночам, а собаки в деревнях слышат эти жуткие звуки и подвывают от ужаса.

2

В Муроме на вокзале я поговорил с таксистом, но тот предупредил сразу: довезти до места не сможет. Там, куда я хочу попасть, просто не проложена дорога. Доехать я хотел до Карачарово. Раньше так называлась деревня под Муромом, а теперь — городской район на берегу Оки.

— Как это нет дороги?

— Да так. Не проложили.

— Но хоть приблизительно в тот район отвезти меня вы сможете?

— Могу отвезти до старой церкви. А там уж пешком пойдешь. Устраивает?

— Это далеко?

— Да как сказать? Кому-то, может, и далеко. Да только ближе туда все равно не подъедешь.

Я сел в машину. У таксиста было два золотых зуба и здоровенный золотой перстень на руке. Смотрелось все это роскошно. Крошечный муромский центр мы проскочили быстро. Дальше дорога шла вдоль берега Оки. Иногда встречались перетянутые через улицу билборды: «Мурому — 1125 лет». Они были такие выцветшие, будто висели здесь с самого основания города.

На самом деле Муром — один из трех древнейших русских городов. В летописи он впервые упомянут под тем самым годом, когда на Русь прибыл конунг Рюрик, — куда уж древнее? Однако достопримечательностей той поры в городе не сохранилось. Если не считать пары дореволюционных монастырей, то большая часть Мурома выстроена при Хрущеве.

Древние русские города вообще не очень любят демонстрировать собственную древность. Как девушки, стесняющиеся целлюлита: намучаешься, прежде чем докопаешься до того, что на самом деле тебя интересует. В Твери самые древние постройки возведены при государыне Екатерине Великой. В древнем Ярославле нет ни одного зданьица старше четырехсот лет. Смотришь на все это и не понимаешь: если русская история такая древняя и богатая, то почему от нее ничего не дошло?

Машина обогнула старинный, развалившийся от времени собор и съехала под горку. Дальше асфальт действительно кончался. Я расплатился и вылез наружу.