Николай Никифоров - Хич Страница 7

7.

– Слушай, гони побыстрее.

– А что, ты куда-то торопишься?

– Чем скорее я с тобой расстанусь, тем лучше будет для тебя и для меня, пидор. Машина послушно набрала скорость (что-то около сотни километров в час, что ночью было опасно).

– Теперь доволен?

– Следи за дорогой, – Боб выпустил в окошко струйку дыма. Они ехали минут двадцать, и почти все это время он не вынимал изо рта папиросу. Если кончалась одна, то начиналась другая.

Ему было нестерпимо трудно сидеть рядом с ним, отслеживать его злобные мысли

– еще труднее. Голова еще кое-как справлялась, но тупо болела практически везде. Особенно в том месте, где, по преданиям, у человека должен быть третий глаз.

– Ну музыку-то хоть можно врубить? – похоже, он решил поиздеваться над Бобом. На его губах застыла мерзкая ухмылка – так обычно ухмыляются подонок, ударивший ребенка.

– Я те щас такую музыку сделаю – небо с овчинку покажется, – отчеканил Боб.

– Ну попробуй. Как бы ты круто ни читал мои мысли, машину веду я.

Он был абсолютно прав. Но блефовать еще никто никому не запрещал.

– Слушай, ты, двуногое существо мужского пола… – Боб проговаривал это с трудом, сквозь зубы, – ты хоть знаешь, с кем ты связался? То, что я тебе устроил, покажется прогулкой по детскому саду…

– Если что?..

– Если ты не заткнешься, говнюк!

Силы уходили. Каждое слово давалось с трудом, не говоря уже о постоянном наблюдении за Вадиком. Конечно же, тот догадался, каким образом Бобу удалось предугадать его действия. И, словно в отместку, он прокручивал в голове свои похождения на дорогах. Впрочем, не только на них, но насиловать и убивать на трассе было проще. Всего семь трупов. Если бы не телепатия, Боб был бы восьмым.

Это была самая ужасная дорога в его жизни. Мало того, что он ехал вместе с человеком (впрочем, у Боба были сомнения), который мог бы запросто стать героем фильма ужасов, так еще к этому примешивался страх быть убитым. Потому что он раскрыл его, а маньяки не любят, когда их раскрывают.

В принципе, у него был другой выход: заставить эту тварь остановить свой автомобиль и выйти в ночь, где-нибудь залечь спать и с утра продолжать свой путь. Но до Москвы оставалось всего ничего – каких-нибудь пятьдесят километров. На скорости под сто это максимум полчаса. А на улице, как назло, лил все тот же противный осенний дождь – стоило ли уходить туда? Вообще-то стоило, но, по всей видимости, Боб решил рискнуть.

– Слушай, ты, наверное, должен прилично зарабатывать?

– Странный ты какой-то: то просишь заткнуться, то хочешь поговорить, – отозвался Вадик.

– Вопрос ясен? – спросил Боб чуть потверже.

– Ясен, ясен. Да, я имею все и всех.

– И наверняка у тебя есть банковские счета или что-нибудь в этом духе?

– Я тебе все равно ничего тебе не скажу. Конечно, есть, но где именно – не твое собачье дело.

– Да мне плевать, где. Главное, есть. А жена в курсе, где именно?

– Ну… есть варианты, а что?..

– Да нет, ничего особенного. Ты рули себе дальше, – ответил Боб с видимым облегчением. Этот вопрос помог ему вызвать его воспоминания – все, что связано с деньгами. Самое главное – не видеть ЭТОГО. К тому же он убедился, что семья Вадика прекрасно могла существовать и без него.

Он снова полез в карман за папиросами, и снова закурил – уже в который раз. Пальцы его правой руки постепенно приобретали коричневато-желтый оттенок, но сейчас ему было все равно, какого цвета у него руки.

Боб всю дорогу до Москвы тупо смотрел в одну точку – на автомагнитолу. За эти тридцать минут он не сказал ему ни слова, словно готовясь к чему-то. *** Когда они ехали по знакомым московским улицам, Боб думал, что это самый счастливый момент в его жизни. "Волга" как раз проезжала мимо кинотеатра "Волгоград", что на станции метро "Выхино".

– Высади меня здесь, – попросил Боб.

Машина остановилась.

– Ну чего, тебе вроде бы сваливать пора… – спокойно произнес Вадик.

– У меня еще есть к тебе дельце.

В этот момент Боб ясно представил себе его мозг. Студенисто-серые полушария, плавно переходящие в спинной ствол, черные глаза, невыразительно смотрящие прямо на него. Тот самый мозг, который просчитал его смерть с точностью до миллиметра.

Кулак. Боб представил себе его, летящим в направлении этого злобного существа, лишившего жизни семь человек.

Удар. Тихое хлюпанье, и ничего больше. Как будто бы в грязь наступил…

Боб встряхнулся. Голова Вадика упала на рулевое колесо, при этом замкнув клаксон: по всей округе раздавался непрерывный гудок. Похоже, тот был мертв.

8.

– Вова, где ты был?! – почти закричала прямо с порога мама. По ней было заметно

– она долго не спала. Об этом говорили темные круги у нее под глазами.

– Я…

Слов не было. Он только сейчас осознал, насколько легкомысленным был его автостоп. Мало того, он вдруг ясно и четко увидел все варианты, которые она просчитывала насчет его слишком затянувшегося отсутствия. И каждый вариант – с летальным исходом…

– Что – ты?

– Понимаешь, мама… поезд… поезд опоздал, и пришлось слишком долго ждать.

– А позвонить нельзя было?!

– Не было денег…

Он врал. Деньги, разумеется, были. Просто не хотелось говорить, что он добирался до Москвы на попутках: ведь мужчиной в семье был он. Единственным и неповторимым, и мама берегла его и лелеяла, как только могла.

– Мама… потом. Можно, я хотя бы душ приму?

– Давай. Принимай. Только горячей воды нет…

Он вошел в ванную комнату. Открыл кран, повернул вентиль, дабы направить холодную воду в душ и создать шум льющейся воды. Далее его просто вывернуло в раковину: это было вполне естественно после всего того, что довелось ему пережить за последние несколько часов. Как странно – столько всего, оказывается, может случится за какой-то день.

Раньше Боб практически никогда не принимал холодного душа. Исключая дождь, конечно, но ведь это отдельная история. Холодные струи били его обнаженное тело, заставляя его дрожать. Хотелось кричать, тошнило (хотя уже в желудке ничего не было – полупереваренные сосиски уже были на полпути к канализации). Когда-то Боб читал Библию – в порядке самообразования. И его всегда удивляло то, что крещение всегда происходило в воде. Всегда, но не сейчас. Потому что вода очищала.

Он беззвучно плакал. Беззвучно смеялся. Или то и другое вместе – неважно.

Боб, ты убил человека. Неважно, какого. Иди к черту. Он был маньяком. Он сам убил семерых. А это пофиг. Как бы то ни было, Бог дал ему жизнь. И только Он мог ее забрать обратно. С каких это пор ты выполняешь функции Бога? Если бы его поймали менты, ему все равно была бы труба. Вышка или пожизненное. У него есть жена. Она ни хрена делать не умеет – только разве что маникюр с педикюром наводить. У него сын остался без папы, Валькой зовут. Ты же ведь всегда так мечтал о папе, неужели не помнишь? У него остались большие счета в различных банках, в том числе и кругленькая сумма в швейцарском. Неужели этого не хватит им на жизнь? Боб, не отмазывайся. Лапшу можешь вешать кому-нибудь другому – своей маме, своему лучшему другу, но только не мне. Не себе самому, понял? Перестань. И без тебя тошно. Я устал, меня штормит, у меня капает почти изо всех щелей, исключая задницу. Чего тебе еще надо? Да в общем-то ничего. Тебе и так здорово досталось за последние сутки. Твое первое проклятье – это способность читать мысли. Второе – на твоей шее висит труп, и я не знаю, когда мы с тобой избавимся от этого. Ну, киллеры как-то ведь живут. Ты не киллер. Чеченские бандюги тоже как-то живут, отрезая нашим парням головы. Но ты не бандюга. Моджахеды в Афгане тоже как-то жили, разделывая наших ребят, как бананы. Но ты не моджахед. Ты просто парень, понимаешь? Понимаю. А что делать-то? Ты думаешь, что я такой умный? Я – всего лишь навсего другая сторона тебя, и неизвестно какая – лучшая или худшая. Так. Что ты хочешь этим сказать, черт побрал бы тебя? Не кипятись, если он поберет меня, то и тебя тоже. Ты убил человека. Это плохо. Мы это уже слышали. Еще что-нибудь? Но ты выполнил функцию правосудия. Казнил этого подонка, и те семь пацанов отмщены. Это хорошо. Ты уверен?! Процентов на восемьдесят пять. Дальше. У него остались жена и сын. Жена без мужа, Валька – без отца. Это плохо… Соображаешь.. не перебивай. Им есть на что жить. Это хорошо. Очень хорошо – по крайней мере, в этом случае тебе не нужно будет их обеспечивать. Наверное, это хорошо. Слушай, тут получается пятьдесят на пятьдесят – что-то я сделал как надо, что-то я сделал совсем не то. А в жизни всегда так – неужели ты не знал? Такое равновесие, совсем как в задачках по физике. Но я еще посмотрю, как ты проживешь эту ночь. Или следующую неделю. Посмотрю…

– Вовка, ты что, заснул? Он поймал себя на том, что сидит на краешке ванны, и что ему чертовски холодно.