Джон Стейнбек - Недолгое правление Пипина IV Страница 7

Он вежливо выслушал их, сняв с носа пенсне и протирая покрасневшие глаза. Сначала известие его позабавило, и он устало усмехнулся. Но когда осознал, что предложение сделано всерьез, он до глубины души возмутился. Он насадил пенсне верхом на указательный палец правой руки и сказал:

— Господа, вы, очевидно, шутите, и, извините меня, шутка ваша не слишком хорошего тона.

Его недоверчивость подлила масла в огонь, у членов делегации даже прорезался голос, и они громко потребовали, чтобы он немедленно принял корону во имя безопасности и будущности Франции.

В разгар всего этого шума Пипин откинулся на спинку стула и прикрыл глаза рукой с голубыми жилками, словно желая заслониться от нереальной сцены.

— Бывает, у человека начинаются видения, особенно когда он устал, — проговорил он. — Я хочу надеяться, господа, что, когда я открою глаза, вы исчезнете. А я приму что-нибудь от печени.

— Но, Ваше Величество…

Глаза Пипина широко раскрылись.

— Увы, — сказал он. — У меня была маленькая надежда. Обращение «Ваше Величество» вызывает тревогу. Стало быть, я должен поверить, что вы не разыгрываете меня столь затейливым способом. Да вы и не похожи на шутников. Но если вы в здравом уме, то по какому праву вы делаете мне столь нелепое предложение?

Мсье Флосс, из правых центристов, выступил вперед. В голосе его зазвучали ораторские нотки.

— Франция столкнулась с невозможностью сформировать правительство, сир. Вот уже много лет подряд как только правительству удается выработать определенный политический курс, тут же неизменно происходит его падение.

— Да, знаю, — подтвердил Пипин, — Возможно, именно определенности мы и боимся.

Франция нуждается в непрерывности для того, чтобы встать над партиями и фракциями, — продолжал мсье Флосс. — Взгляните на Англию! Партии там могут сменять одна другую, но монархия сохраняет свое направление. И Франция когда-то его имела. Но Франция его утратила. Мы верим, Ваше Величество, что это положение можно восстановить.

— Английские монархи закладывают первые камни у новых зданий и занимают твердую позицию насчет того, какую шляпу им надеть на бега, — мягко напомнил Пипин. — Но задумывались ли вы над тем, друзья мои, что англичане любят свое правительство и тратят массу времени на его прославление, тогда как французы, напротив, ненавидят любое свое правительство, которое находится в данный момент у власти? И я устроен так же. Таков уж французский способ относиться к своему правительству. А теперь, пока мне не дадут более подробных разъяснений, я бы хотел поспать. Подумали ли вы о трудностях, связанных с осуществлением вашего плана? Франция уже довольно давно республика. Ее установления — республиканские, ее образ мыслей — республиканский. Я, пожалуй, пойду лягу. Вы так и не сказали мне, кто послал депутацию.

— Сенат и Ассамблея с нетерпением ждут милостивого согласия Вашего Величества! — вскричал мсье Флосс, — Нас послали представители французского народа.

— Коммунисты тоже проголосуют за монархию? — вкрадчиво осведомился Эристаль.

— Они не станут выступать против, сир. Они обещали.

— А как обстоит дело с народом? Я как будто припоминаю, что в свое время толпы хлынули в Париж с вилами, после чего некоторые члены королевской семьи — к счастью, не мои родственники — не уцелели.

Сенатор Воваш, социалист, встал со стула. Тот самый Воваш, который приковал к себе внимание в 1948-м, отказавшись от взятки. Тогда же он получил почетное прозвище «Честный Жан», которое и носил смиренно до этого дня. Мсье Воваш торжественно произнес:

— Выборочный опрос мнений показал, что весь французский народ поддержит вас как один человек.

— И кого же опрашивали? — поинтересовался Пипин.

— Неважно, — ответил Честный Жан, — Разве задают столь оскорбительный вопрос в Америке, родине опросов?

— Прошу прощения, — извинился Пипин, — Наверное, я просто хочу спать, устал и огорошен. Я уже не молод…

— Пф! — польстил ему мсье Флосс.

— …и последние дни я занимался… словом, другими делами, — Он махнул рукой вверх. — Мадам не досаждает мне новостями, когда я поглощен своими занятиями. Как видите, господа, вы застали меня врасплох.

— Вы должны короноваться в Реймсе! — вскричал мсье Флосс. Его переполняло волнение, — Мы должны следовать старинным обычаям. Франция нуждается в вас, сир. Неужто вы откажете вашему отечеству в обретении чувства надежности, которое гарантировано вашим великим происхождением?

— Моим происхождением?

— Разве вы не прямой потомок Пипина Второго?

— Ах, вот в чем дело! Да ведь с тех пор во Франции столько королевских династий перебывало у власти…

— Но вы не отрицаете вашего происхождения?

— Как я могу? Это, кажется, документально зафиксировано.

— Вы запрещаете нам действовать, сир?

— Это было бы глупо, — отозвался Пипин, — Как я могу запретить что бы то ни было Республике, даже если она забрала себе в голову уничтожить себя? Я — лишь оторванный кончик длинного хвоста большой собаки. Могу ли я вилять всей собакой?

— Франция нуждается…

— А я нуждаюсь в сне, господа. Будьте так добры, оставьте сейчас меня, и я проснусь через несколько часов с надеждой, что вы были сновидением.

Пока он спал (в прессе это получило название «исторический сон»), студенты Сорбонны маршировали по Елисейским полям, выкрикивая «Vive le Roi!» и «Saint Denis pour la Françe!»[6] Четверо взобрались по фермам на Эйфелеву башню и водрузили на самой верхушке древний королевский флаг, и он победно развевался там среди измерительных ветровых приборов.

Возбужденные горожане высыпали на улицу и стали плясать и петь.

Из кооперативных складов с верховьев Сены выкатили бочки с вином и, расставив на углах улиц, принялись откупоривать.

Законодатели мод кинулись к чертежным доскам.

Скиапарелли уже через час выдал новые духи под названием «Греза короля».

Специальные выпуски «Эспес», «Корморан», «Пари Минюи», «Эры» и «Монд Дье»[7] буквально слетели с печатных станков и были тут же расхватаны.

В витринах лавок, как по волшебству, появился королевский флаг Карла Великого.

Американский посол, получивший инструкции от своего правительства, тщетно искал, кого бы поздравить.

От волны, поднявшейся в Париже, пошли концентрические круги; они докатились до провинции, и там тоже стали зажигать праздничные костры и поднимать флаги.

И все это время король спал. Но мадам каждый час наведывалась в киоск за новыми выпусками газет и аккуратно складывала их на столик для прочтения.

Пипин, возможно, так и проспал бы всю ночь до следующего утра, если бы противовоздушные батареи, расставленные вокруг Парижа, не дали салют из двадцати одного орудия в половине третьего утра. Пять граждан было убито и тридцать два ранено откатившимися пушками. Все раненые, лежа на больничных койках, дали верноподданнические оптимистические интервью.

Артиллерийский залп разбудил Пипина. Первая мысль была: «Наверное, вернулась Клотильда. На что она опять налетела?»

Второй залп из противовоздушных орудий заставил его приподняться на локте, и он стал нашаривать другой рукой выключатель около постели.

— Мари! — позвал он. — Мари! Что происходит?

Мадам открыла дверь в спальню. В руках она держала ворох газет.

— Это королевский салют, — ответила она. — В «Эспес» написано, что стреляет сто одна пушка.

— Бог мой! Я думал, это Клотильда, — Пипин взглянул на часы, затем повысил голос, стараясь перекричать пушки: — Уже без четверти три! Где Клотильда?

Мадам ответила холодным тоном:

— Принцесса на мотороллере отправилась во главе своих верных подданных в Версаль. Она намерена пустить фонтаны.

— Значит, это был не сон! Когда министр общественных работ узнает про ее выходку, боюсь, запахнет гильотиной. Мари, эти люди, кажется, принимают свою чепуху всерьез. Я хочу поговорить с дядей Чарли.

На рассвете король и его дядя встретились в задней части галереи на улице Сены.

Пипин долго колотил в ставни дядюшкиного дома, пока сей господин, облаченный в длинную ночную рубашку и феску, не выглянул с сердитым видом, крайне раздраженный тем, что его разбудили. Какое-то время ушло на ворчание, на приготовление утреннего шоколада и натягивание штанов, после чего дядя Шарль уселся в пыльное сафьяновое кресло, поправил зеленый козырек на настольной лампе, протер очки и приготовился говорить о деле.

— Тебе надо научиться соблюдать спокойствие, Пипин, — начал он, — Я проповедую это уже не один год. Когда ты ворвался сюда со своей кометой, я высказал предположение, что звезды подождут, пока мы выпьем по чашечке шоколада. Когда у Клотильды случилось мелкое недоразумение с жандармерией из-за неуместного применения огнестрельного оружия в тире, разве я не рекомендовал соблюдать спокойствие? И, как ты помнишь, все разрешилось благополучно. Ты уплатил за несколько стеклянных абажуров, которые Клотильда расстреляла с карусели, а она продала свою биографию американскому журналу. Спокойствие, Пипин! Спокойствие! Я настаиваю на спокойствии.