Роальд Даль - Остановка в пустыне Страница 7

Вот так-то! «Роллс-ройс» улыбался «лагонде» — улыбался, как никогда бы не улыбнулся «форду» или «моррису».

— Вы хотите сказать, в Исмаилию? — спросил я.

— Нет, нет, — рассмеялся он. — Я живу здесь, совсем рядом. — Он махнул рукой в ту сторону, откуда приехал.

— Но ведь вы ехали в Исмаилию? Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня вы изменили свои планы.

— Я вовсе не ехал в Исмаилию. Я приехал сюда забрать почту. Мой дом возможно, вас это удивит — совсем близко отсюда. Видите вон ту гору? Это Магара. Я живу сразу за ней.

Я поглядел на гору. Она высилась в десяти милях к северу — кусок жёлтой скалы тысячи две футов высотой.

— Вы действительно хотите сказать, что у вас дом посреди этой пустыни? — спросил я.

— Вы мне не верите?

— Конечно же, я вам верю, — поспешил сказать я. — Меня ничем больше не удивишь. Кроме, пожалуй… — и тут я улыбнулся ему в ответ, — кроме того, что посреди пустыни я встретил незнакомого человека, который отнёсся ко мне как к брату. Я потрясён вашим предложением.

— Ерунда, мой дорогой друг. У меня абсолютно эгоистические мотивы. В этих местах не так легко встретить человека из цивилизованного общества. Я счастлив, что могу пригласить гостя к обеду. Разрешите представиться Абдул Азиз. — Он слегка поклонился.

— Освальд Корнелиус, — сказал я. — Очень приятно.

Мы пожали друг другу руки.

— Я время от времени живу в Бейруте.

— А я живу в Париже.

— Восхитительно. Ну что, едем? Вы готовы?

— Но моя машина… — сказал я. — Её можно здесь оставить? Это не опасно?

— Не беспокойтесь. Омар — мой друг. Он не слишком презентабелен на вид, бедняга, но, если вы со мной, он вас не подведёт. А второй, Салех, отличный механик. Завтра, когда прибудет новый приводной ремень, он его приладит. Сейчас я ему всё скажу.

Пока мы разговаривали, к нам подошёл Салех, человек, живший через дорогу. Мистер Азиз дал ему необходимые указания. Затем поговорил с обоими относительно сохранности «лагонды». Он был лаконичен и резок. Омар и Салех стояли, неуклюже кланяясь и почёсываясь. Я пошёл к «лагонде» за саквояжем. Мне не терпелось переодеться.

— Между прочим, — окликнул меня мистер Азиз, — к обеду я обычно надеваю чёрный галстук.

— Разумеется, — пробормотал я, — поспешно кинув обратно в машину один саквояж и беря другой.

— Я это делаю главным образом для дам. Им самим очень нравится переодеваться к обеду.

Я резко повернулся и поглядел на него, но он уже садился в машину.

— Готовы? — спросил он меня.

Я положил саквояж на заднее сиденье «роллса». Затем сел впереди рядом с хозяином, и мы тронулись в путь.

По дороге мы разговаривали о том о сём. Он сообщил мне, что торгует коврами, имеет агентства в Бейруте и Дамаске. Его предки, сказал он, занимались этим делом сотни лет.

Я невзначай упомянул, что в Париже, на полу моей спальни, лежит дамасский ковёр семнадцатого века.

— Не может быть! Неужели вы это всерьёз! — воскликнул он и от волнения чуть не съехал с дороги. — Шёлк и шерсть на шёлковой основе? С серебряными и золотыми нитями по фону?

— Да, — сказал я. — Совершенно верно.

— Но, мой дорогой друг! Такую вещь нельзя класть на пол!

— Его касаются только босые ноги, — сказал я.

Это ему понравилось. Мне показалось, что ковры он любит почти так же, как я синие вазы эпохи Чин Хоа.

Вскоре мы свернули с гудрона влево, на твёрдую каменистую дорогу, и помчались через пустыню К горе…

— Это моя личная дорога, — сказал Азиз. — Протяжённостью пять миль.

— К вам даже телефон проведён, — сказал я, заметив столбы, которые отходили от главной дороги и тянулись вдоль той, что принадлежала мистеру Азизу.

И вдруг странная мысль поразила меня.

Араб на заправочной станции… у него тоже есть телефон… Не этим ли объясняется случайный приезд мистера Азиза? Не мог ли мой томящийся от одиночества хозяин изобрести этот хитроумный способ заманивать путешественников, чтобы обеспечить себя тем, что он называет «цивилизованным обществом» к обеду? Не мог ли он дать арабу инструкции одну за другой выводить из строя все проезжающие мимо машины, владельцы которых покажутся ему того достойными? «Просто перережь приводной ремень, Омар. Затем быстро позвони мне. Только убедись, что человек действительно приличный и с хорошей машиной. Я приеду и сам погляжу, стоит ли приглашать его в дом…»

Конечно, это смешно.

— Думаю, — говорил мой спутник, — вы удивлены. Зачем, спрашиваете вы себя, ему понадобилось заводить дом в таком месте?

— В общем, да, немного удивлён.

— Все удивляются, — сказал он.

— Все? — повторил я.

— Да.

Так, так, подумал я. Значит, все.

— Я здесь живу, — сказал он, — потому что ощущаю особое сродство с пустыней. Она влечёт меня так же, как моряка влечёт море. Вам это кажется странным?

— Нет, совсем не кажется, — ответил я.

Он помолчал, сделал затяжку и продолжил:

— Это одна причина, но есть и другая. Вы семейный человек, мистер Корнелиус?

— К сожалению, нет, — ответил я осторожно.

— А я — да. У меня жена и дочь. И обе очень красивы, по крайней мере в моих глазах. Дочери всего восемнадцать. Она училась в прекрасной частной школе в Англии, а сейчас… — он пожал плечами, — а сейчас она просто сидит дома и ждёт, когда подрастёт и выйдет замуж. Ох уж это ожидание — что прикажете делать всё это время с молодой, красивой девушкой? Я не могу предоставить ей полную свободу. Она слишком соблазнительна. Когда я беру её с собой в Бейрут, то вижу, как мужчины вьются вокруг неё, точно волки, готовые броситься на добычу. Это буквально сводит меня с ума. Я знаю о мужчинах всё, мистер Корнелиус. Знаю, как они ведут себя. Конечно, я не единственный отец, который сталкивается с подобной проблемой, но есть люди, способные принять её как данность. Они отпускают своих дочерей. Они отворачиваются и смотрят в другую сторону. Я же этого не могу. Просто не могу заставить себя поступить подобным образом! Не могу допустить, чтобы ей досаждал какой-нибудь Ахмет, Али или Хамил, которым она приглянется. И это, как видите, тоже одна из причин, почему я живу в пустыне, — оградить моё прелестное дитя хотя бы ещё на несколько лет от этих диких зверей. Вы сказали, что у вас вообще нет никакой семьи, мистер Корнелиус?

— Боюсь, что именно так.

— Ах! — Мне показалось, что он разочарован. — Вы хотите сказать, что никогда не были женаты?

— Нет… никогда… — сказал я. — Никогда не был. — Я ждал неизбежного вопроса. И он не преминул задать его через минуту.

— И вам никогда не хотелось жениться и иметь детей?

Все они задавали мне этот вопрос. Это был самый простой способ спросить: «А вы ненароком не гомосексуалист?»

— Однажды, — сказал я, — только однажды.

— А что случилось?

— В моей жизни была только одна женщина, мистер Азиз… и когда её не стало… — Тут я вздохнул.

— Вы хотите сказать, что она умерла?

Я кивнул, мне было слишком трудно говорить.

— Мой дорогой друг, — сказал он, — простите меня за бестактность.

Некоторое время мы ехали молча.

— Поразительно, — пробормотал я, — как после такого теряешь интерес к плотским утехам. Наверное, это шок. От него невозможно оправиться.

Он сочувственно кивнул и проглотил наживку.

— Вот я и путешествую, стараясь забыть. Годы и годы…

Мы подъехали к подножию горы Магара и теперь поднимались по серпантину к северному склону, тому, что не виден с дороги.

— За следующим поворотом вы увидите дом, — сказал мистер Азиз.

Мы свернули ещё раз… Я смотрел и, признаться, первые несколько секунд буквально не верил своим глазам. Передо мной был замок, именно так высокий белый замок с башнями и шпилями, который стоял, словно волшебная сказка, среди острова зелени в нижней части раскалённого склона голой жёлтой горы! Это было фантастическое зрелище! Прямо из Ханса Кристиана Андерсена или братьев Гримм. В своё время я видел много романтических замков в долинах Рейна и Луары, но никогда прежде не видел я ничего более грациозного и изящного. Зелень при ближайшем рассмотрении оказалась прелестным садом с лужайками и финиковыми пальмами, отделённым от пустыни высокой белой стеной.

— Вы одобряете? — улыбаясь, спросил мой хозяин.

— Это невероятно! Словно замки из всех волшебных сказок мира воплотились в одном.

— Так оно и есть! — воскликнул мистер Азиз. — Это замок из волшебной сказки! Я построил его специально для моей дочери, для моей прекрасной принцессы.

И прекрасная принцесса заключена в этих стенах своим суровым, ревнивым отцом. Царём Абдулом Азизом, который лишает её радостей мужского общества. Но берегись, ибо сюда грядёт принц Освальд Корнелиус, чтобы освободить её. Втайне от царя он похитит принцессу и сделает её очень счастливой.