Джеймс Боуэн - Уличный кот по имени Боб. Как человек и кот обрели надежду на улицах Лондона Страница 7

— Коты и кошки достигают половой зрелости примерно в полгода. Если в этом возрасте их не прооперировать, происходят определенные физические изменения. У котов, к примеру, округляются щеки, шкура становится толще. В целом некастрированные коты крупнее тех, которых прооперировали, — рассказала девушка. — Поскольку Боб не слишком крупный, рискну предположить, что ему месяцев девять-десять.

Затем медсестра протянула мне соглашение, подписав которое я отказывался от каких-либо претензий в случае осложнений. Операция была несложной, а риск минимальным, но все-таки лучше перестраховаться.

— Мы тщательно осмотрим кота и, может быть, перед операцией возьмем у него кровь на анализ, — успокоила меня медсестра. — Если возникнут проблемы, мы с вами свяжемся.

— Хорошо, — смущенно пробормотал я.

Мобильного телефона у меня не было, поэтому вряд ли они смогут мне позвонить.

Затем медсестра рассказала о самой операции.

— Кастрация проводится под общим наркозом, обычно операция не занимает много времени. Врач делает на мошонке два надреза и через них удаляет яички.

— Ауч! — шутливо поморщился я и потрепал кота по спине.

— Если все пройдет нормально, через шесть часов вы сможете его забрать, — сказала медсестра и посмотрела на часы. — Так что жду вас примерно в половине пятого. Вам подходит это время?

— Да, конечно, — кивнул я. — Увидимся!

В последний раз обняв Боба, я вышел на хмурую улицу. Снова собирался дождь. Смысла ехать на Ковент-Гарден не было: я доберусь до площади, спою пару песен — и пора будет возвращаться. Поэтому я решил попытать счастья на железнодорожной станции Далстон-Кингсленд. Не лучшая площадка в мире, зато позволит скоротать время и заработать пару фунтов в ожидании Боба. К тому же рядом со станцией был магазинчик, где мне разрешат укрыться, когда начнется ливень.

Достав гитару из чехла, я постарался отогнать прочь мысли о Бобе. Не хотелось мне представлять его на операционном столе. Если он всю жизнь провел на улице, кто знает, что могут найти у него врачи? Я слышал истории о кошках и собаках, которые так и не приходили в себя после наркоза… Я старался не думать о плохом, но сгущавшиеся над головой тучи мало этому способствовали.

Секунды крайне неохотно складывались в минуты, а те еще более лениво превращались в часы. Но в конце концов пришло время собираться. Последние несколько метров до клиники я почти бежал. Медсестра, с которой я разговаривал утром, сидела в регистратуре и болтала с коллегой. Она тепло мне улыбнулась.

— Как он? Все прошло хорошо? — запыхавшись, спросил я.

— С ним все в порядке, не волнуйтесь, — ответила она. — Давайте отдышитесь, и я вас к нему отведу.

Меня одолевали непривычные чувства — я не помнил, когда в последний раз так за кого-то переживал. Боб лежал в удобной теплой клетке, которая стояла в палате для пациентов, приходящих в себя после операции.

— Привет, парень! Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил я.

Рыжий еще не до конца очнулся от наркоза, поэтому сперва он смерил меня мутным взглядом, словно спрашивая: «Ты кто?», но вскоре вполне уверенно сел, начал царапать дверь клетки, и на морде у него было написано: «Вытащи меня отсюда!»

Медсестра принесла мне на подпись очередную порцию документов, после чего еще раз тщательно осмотрела Боба, чтобы убедиться, что его действительно можно забирать домой.

Эта девушка искренне заботилась о пациентах и их хозяевах, была вежливой и предупредительной, что приятно поразило меня после предыдущего опыта общения с ветеринарами. Она даже показала, где именно Бобу надрезали мошонку.

— Отек продержится еще пару дней, но волноваться не о чем, — сказала она. — Просто проверяйте швы время от времени и следите, чтобы туда не попала инфекция. Если вдруг они воспалятся, то либо звоните нам, либо несите Боба сюда, мы его осмотрим. Но я уверена, что с ним все будет в порядке.

— А как долго он пробудет в таком состоянии? — спросил я, глядя на слегка покачивающегося кота.

— Думаю, дня через два он окончательно придет в себя и снова будет бегать задрав хвост, — улыбнулась медсестра. — Тут многое зависит от самого кота. Некоторые сразу отходят от наркоза. Другим требуется время. Но обычно через сорок восемь часов все приходят в норму. И еще. После операции он, скорее всего, будет плохо есть, но завтра аппетит к нему вернется. Если вдруг вы заметите, что Боб какой-то вялый и сонный, несите его к нам немедленно. Такое редко бывает, но иногда кошки цепляют инфекцию во время операции, — предупредила она.

Я принес в палату зеленую коробку и уже собирался переложить туда кота, когда медсестра меня остановила.

— Подождите-ка, — сказала она. — У меня есть идея получше.

Она вышла и через несколько минут вернулась с очаровательной небесно-голубой переноской.

— Но это не моя, — покачал головой я.

— Не волнуйтесь, все в порядке. У нас полно свободных, вы можете взять эту. Просто занесете ее назад, когда будете проходить мимо.

— Правда?

Я понятия не имел, кто был прежним владельцем переноски. Возможно, ее случайно забыли в клинике. Или принесли, чтобы забрать питомца, и обнаружили, что она ему больше не понадобится… В любом случае, выяснять подробности я не собирался.

Одного взгляда на кота хватало, чтобы понять: операция далась ему нелегко. Всю дорогу до дома он проспал в переноске; когда мы пришли, рыжий медленно добрел до своего любимого места возле батареи, улегся там и до утра не открывал глаз.

На следующий день я решил устроить себе выходной, чтобы проследить, все ли хорошо с котом. Ветеринар советовал присматривать за ним двое суток: нужно убедиться, что операция прошла без осложнений. Меня больше всего пугала сонливость — я знал, что это не слишком хороший знак. Приближались выходные, деньги подходили к концу, но я сидел дома, поскольку никогда бы себе не простил, если бы с рыжим что-то случилось по моей вине.

К счастью, с ним все было прекрасно. К утру он пришел в себя и даже позавтракал. Как и предсказывала медсестра, зверским аппетитом Боб пока похвастаться не мог, но тем не менее съел половину своей обычной порции, что меня очень порадовало. Затем он прогулялся по квартире, хотя, конечно, без прежнего неудержимого энтузиазма.

Бобу потребовалось немного времени, чтобы полностью прийти в чувство. Уже через три дня после операции он с жадностью заглатывал еду; правда, я замечал, что швы периодически дают о себе знать: кот иногда болезненно щурился и внезапно замирал на месте, но особой проблемы я в этом не видел. Я знал, что в ближайшем будущем рыжий снова станет моим веселым сумасшедшим соседом, но все равно был рад, что отвел его к ветеринару.

Глава 4

Билет для кота

Вторая неделя подходила к концу, и я задумался о том, что пора бы вернуть Боба на улицу. Раз он был бродячим котом, значит, наверное, скучает по прежней свободной жизни?.. Рыжий тем временем чувствовал себя все лучше с каждым днем, он заметно округлился и похорошел. Поэтому, когда закончился курс лекарств и Боб полностью восстановился после операции, я взял его на руки и вынес во двор. Мы вышли за ворота, я поставил его на землю и кивнул в сторону улицы.

Рыжий не двинулся с места, только недоуменно посмотрел на меня. «И что я должен делать?» — читалось в его глазах.

— Давай, давай, — замахал я руками. Никакого эффекта.

Пару секунд мы стояли на тротуаре; я тщетно пытался переиграть кота в гляделки. Вдруг он развернулся и ушел — но не вниз по улице, а в сторону любимых кустов, которые уже неоднократно использовал в качестве туалета. Выкопал ямку, облегчился, прибрал за собой и вернулся ко мне. Теперь его морда выражала немой вопрос: «Вот, я сделал свои дела. Теперь что?» В этот момент в мою голову впервые закралась мысль о том, что кот видел свое будущее несколько в ином свете…

— Я думал, тебе нравится жить на улице, — тихо сказал я.

Часть меня радовалась тому факту, что Боб не сбежал при первой возможности. Мне нравилось его общество, да и характер у рыжего оказался что надо. Но здравый смысл настаивал на том, что я не имею право так с ним поступать. Я со своей-то жизнью не могу разобраться! Я все еще пытался освободиться от наркозависимости и в ближайшем будущем вряд ли мог рассчитывать на избавление от пагубной привычки. Как я мог взять на себя ответственность за кота, даже такого умного и самодостаточного? Это было бы нечестно по отношению к нам обоим…

С тяжелым сердцем я принял решение потихоньку отучать кота от домашней жизни. Уходя утром на работу, я больше не буду запирать его в квартире. Начну брать с собой и оставлять где-нибудь в парке.

— Это ради его же блага, — буркнул я себе под нос.

Кот со мной не согласился. Когда я попытался воплотить свой план в жизнь в первый раз, рыжий посмотрел на меня крайне неодобрительно. «Предатель», — сказал бы он, если бы умел говорить. Я собрал волю в кулак, развернулся и пошел прочь с гитарой за спиной. Кот последовал за мной; он двигался по тротуару зигзагами, как шпион, стараясь быть максимально незаметным. Правда, он не учел, что крайне трудно не заметить ярко-рыжего кота, который мечется туда-сюда!