Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова Страница 7

– Не подлизывайся. Федор, что ли?

– Да. Именно он. Так что по крайней мере за два часа я абсолютно спокоен. Виктор, меня срочно просят в гинекологию, больная на столе. Так что обрадуй начальство моим отсутствием, пусть отдохнут сегодня. И не забудь, пожалуйста, еще раз проверить историю болезни. Сам видишь, больной тяжелый.

– Не волнуйся, сейчас закончу и посмотрю.

– Всем спасибо. Мария Ивановна, спасибо тебе, дорогая, -поблагодарил он операционную сестру. – Не держишь на меня зла?

– Как можно. Господь с вами, Андрей Викторович.

– Иди, Андрюх, то есть Андрей Викторович, – поправилась Наталья Петровна, – идите, хотя бы попейте кофейку у меня из термоса.

– Петровна, ты же знаешь, такой кофе я не пью. Мне важен сам процесс его приготовления. Я мог совсем от него отказаться, если бы...

– Оказались на необитаемом острове?

– Именно. Целую твои ручки, Петровна.

– Иди, иди. Ждут тебя.

Панкратов улыбнулся, а затем сразу стал серьезным, опять подошел к столу, пощупал у больного пульс.

– Никак от вас не уйду, напугал меня этот парнишка. И откуда он только свалился на наши бедные головы?

– Все оттуда же, откуда все остальные. А тебе это явно подарок к твоей апробации, Андрюшенька. Ведь у тебя там тоже что-то о ранении печени. Так что принимай. И чего это ты все его пульс щупаешь, никак не пойму. Вон на кардиографе все выписано.

– Спасибо за совет, дорогая. Привычка такая, все самостоятельно пощупать да потрогать. Хорошо, я пошел.

В ординаторскую заглянул Виктор.

– О, кстати, Витек, чуть было не забыл, – попросил Панкратов. – Окажи любезность, попроси, пожалуйста, кого-нибудь из молодых по списку всем сообщить, что у меня апробация на следующей неделе, а то боюсь, замотаюсь. Пусть не забудет пригласить докторов из других отделений и с кафедр, чтобы обидок потом не возникало. Хороший банкет гарантирую. Естественно, в незабвенном кафе «Синичка».

– Не волнуйся, Андрюха, что тебе докторская – тьфу, да и только! Ты же в своем деле давно академик.

– Ладно, ты не мажь мне. Признайся лучше: ты меня ночью вызывал?

– Матерью клянусь! – искренне возмутился Виктор, давно похоронивший старушку на Никольском кладбище. – Ты уж меня извини, что втравил тебя в это дело. Но, видит бог, не по своей я воле, – еще раз извинился Виктор.

– Ну что ты, Витя, все в порядке. Это я так, больше по инерции.

– Тогда резюмируем: кофе отменяется, тем более с граммулечками, – вздохнул Виктор. – К дамам надо являться в кристально чистой форме. – Он хитро глянул на друга. – Особо к дамам, неравнодушным к вам.

Андрей только махнул рукой и набросил на плечи куртку. Шапку с помпонами сунул в портфель.

– Надеюсь, тему диссертации помнишь? – строго спросил Андрей.

– Уж как-нибудь... – виновато склонил голову Виктор.

История с диссертацией Панкратова нашумела на всю клинику. Дело в том, что Виктор, считавшийся непревзойденным стилистом, взялся отредактировать едва законченную работу Андрея. Когда прошла неделя, Панкратов поинтересовался ходом редакторской работы.

– Нет у тебя больше диссера, Андрюха. Я талмуд твой посеял. Прости идиота... – сознался Виктор.

– Смеешься... – бледнея, Андрей встряхнул друга. – Это же единственный экземпляр! А я-то, дебил! Доверил великое научное изыскание самому патологическому... пентюху в клинике! Да нет – в Москве! Ты ж истории болезни своих больных по всем отделениям ищешь! – он метался по комнате вокруг окаменевшего от непоправимой вины друга. – Где ты ее оставил, вражина! А может, американцам загнал?

– Найду, клянусь! Новую напишу! – колотил себя в куриную грудь Виктор. Все оказалось до безобразия просто. Он взял диссертацию с собой на пляж, надеясь там с ней хорошенько поработать в тиши и покое, и оставил где-то под кустиком. Поиски ни к чему не привели. То ли сама работа кому-то сильно понравилась, то ли сгодилась для каких-то пляжных потребностей дефицитная по тем временам бумага. Но надо отдать должное благородству Андрея, он абсолютно никак не донимал своего забывчивого друга, а даже наоборот, по-доброму посмеивался над его рассеянностью.

«Эх, надо бы Витьке про старика с четками рассказать! Обхохочется! И поделом, шизуха чистой воды! Белая горячка. Вонючая отрава для зомбирования великого хирурга, да еще и перстень в чернилке! А если серьезно, был ли он вообще? И было ли тайное сидение с бородатым стариком в темном кабинете сестры-хозяйки?»

Панкратов решил по пути заглянуть в кабинет, но там уже вовсю хозяйничала Марья Гавриловна, а чернильный прибор чуть заметно горбился под завалом бумаг. Извинившись, он прикрыл дверь и во всю прыть поскакал в гинекологию, располагавшуюся в другом корпусе.

– Черт бы подрал такую погоду!

Темно, гадко, мокро! А кто-то в теплых краях нежится, принимает от лакея запотевший бокал прямо в шезлонге под сенью пальм! – бормотал Панкратов, шагая по аллее к гинекологическом корпусу. – Куртец на рыбьем меху у меня совершенно не солидный, по лужам как пацан хлюпаю. А надо бы иметь солидное драповое пальто и шляпу. Нет, если в собственном «вольво» перемещаться, то лучше в дубленке и с непокрытой головой, благо, волосищ пока хватает для демонстрации. Права, права Лариска – «докторишка нищий» – вот вы кто, господин Панкратов!

Жена была художником-модельером, вроде даже преуспевающим. Всегда оказывалась в центре шумного бала – выставки, показы, презентации, на которых Андрей поначалу присутствовал, а потом прекратил ненужные для него хождения. Красота спасет мир? Да бросьте, господа, кого спасут тряпки и крои, унисексы и сексапилы? А вот докторские руки! Ну, не мир, так отдельно взятого человека спасут обязательно.

– Не понимаю, Андрюша! Ты таких важных людей спасаешь, а где гонорары? – приступая к своей излюбленной теме, Лариса делала страдальческое лицо.

– Я работаю не в коммерческой клинике. У меня зарплата, – упорно твердил он одно и тоже.

– Оскорбление это, а не зарплата. У других врачей и автомобили роскошные и особняки громадные.

– Не надо мне про других рассказывать! Да, кто-то, может быть, карманы за счет чужой беды набивает, выбирая платежеспособных больных! Не такой я! Не такой, извини.

Измученная финансовой слабостью мужа, Лариска сделала попытку улучшить его положение. Привела в дом своего мордатого приятеля, накормила по-барски. Потом вызвала из комнаты Андрея, к посиделкам жены по обыкновению не причастного.

– Он? – коротко осведомился мордатый, окинув оценивающим взглядом Андрея от растрепанной макушки до растоптанных тапок. – На восемьсот баксов пойдешь?

– А что нужно делать? – смиренно поинтересовался Андрей, уловив краем глаза радостно сиявшую физиономию жены.

– Да так, сидеть больше будешь, изображать, – ответил тот с явным пренебрежением, потому что названная сумма была для него пустяком, пособием по бедности.

Андрей знал новых хозяев жизни и ненавидел их.

– Не могу сидеть, геморрой замучил, извини, мужик. – Панкратов виновато развел руками. – За пять тысяч баксов лежа -еще куда ни шло. – Он ушел, хлопнув дверью, и долго еще слышал, как разорялась сквозь рыдания Лариса, оправдываясь перед боровом за поведение «этого дикаря»

И пошла семейная трещина от экономического базиса к лирической надстройке. Вначале тихонько, а потом и вовсе открыто, даже демонстративно, Лариса стала показывать мужу, что есть у нее другие интересы. Более соответствующие потребностям. А он ведь любил ее! Ох, как больно было, обидно, хоть вой! Но Панкратов не выл, а начал спасаться коньячком. Благо этого подарочного добра было хоть отбавляй. Вот и стал иногда пытаться задавить тоску, придушить ревность, злость, обиду! Делов-то – рюмашка! Разогнал кровь горючим – и вперед! Только чутье обостряет и поднимает кураж. Добавить, еще немного...

– Ты свои руки видел? – как-то наскочил на него осатаневший от жалости к другу Витя. – Так посмотри.

Панкратов вытянул перед собой растопыренные пятерни -пальцы дрожали.

– Я и такими лучше многих других прооперирую.

– А через месяц что будет? Через год? Да не хочу я наблюдать, как гибнет хирург Панкратов. Вот, подписывай. – Виктор Кирюхин положил перед начальником заявление об уходе. Потом были обещания завязать и какие-то хитрые американские таблетки, снимающие зависимость. Была упорная, ненарушае-мая трезвость. И выдержал бы, и справился, если бы опять не Ларка. И на кой ляд он присох к ней, мазохист?

В хирургическом мире, что бы ни праздновали, второй тост всегда поднимается «за наши тылы». Это стародавняя традиция, говорящая о том, что без покоя и лада в семье хирургу не выстоять. И от «граммулечек» не уберечься. Этим самым хирурги подтверждали незыблемость своих семейных традиций и устоев.

Панкратову было больно из-за постоянных обманов жены. А вот она особо не переживала и угрызения совести ее не мучили. Обманывала Лариса мужа как бы между прочим, особо не утруждая себя в объяснениях и придумывании каких-то оправданий.