Лаура Эскивель - Шоколад на крутом кипятке Страница 7

Набрав побольше воздуха в грудь, она схватила первую перепелку и без охоты свернула ей шейку, вспоминая, как это столько раз на ее глазах делала Нача, но усилия к этому она приложила слабые, так что несчастная перепелка не умерла, а принялась с жалобным писком носиться по кухне со свисающей набок головкой. Эта картина ее ужаснула. Она поняла: нельзя быть малодушной, когда убиваешь, делать это надо уверенно, чтобы не причинять живому существу излишних мучений. И она подумала, как было бы хорошо иметь силу Матушки Елены — та убивала сразу, одним махом, безо всякой жалости. Впрочем, если хорошенько подумать, то нет. Она, Тита, является исключением: разве ее не начали убивать с детства, мало-помалу, все еще не нанося смертельный удар? Разве свадьба Педро с Росаурой не превратила ее в ту же перепелку с полуоткрученной головой и разбитой душой? И прежде, чем позволить, чтобы перепелка испытала те же муки, что и она, движимая состраданием, она со всей решимостью быстрехонько ее прикончила. С другими дело пошло куда быстрее. Она лишь старалась убедить себя, что каждая перепелка подавилась яйцом всмятку, вот она из жалости и освобождает ее от страданий — раз! — и головка откручена. Когда Тита была маленькой, ей много раз хотелось умереть, только бы не есть на завтрак обязательное яйцо всмятку. Матушка Елена была непреклонна. Тита чувствовала, как сильным спазмом схватывало пищевод, не способный продвигать какую-либо пищу, пока мать не заставляла ее проглотить кусочек хлеба, что оказывало чудотворное действие: спазм исчезал, и яйцо как ни в чем не бывало проскальзывало в пищевод. Она почувствовала себя спокойнее и действовать стала с большей расторопностью. Казалось, сама Нача, вселившись в нее, ощипывает птиц, потрошит их и ставит жарить.

После ощипывания и потрошения их укладывают на противень и связывают им лапки, чтобы придать жертвам более достойную позу, после чего жарят в масле, поперчив и посолив по вкусу.

Ощипывать следует всухую, потому что при ошпаривании вкус мяса меняется. Это один из бесчисленных секретов кухни, приобретаемых на практике. Так как Росауру никогда не тянуло на кухню с того дня, как она сожгла руки, то, естественно, она не ведала ни об этой, ни о многих других гастрономических премудростях. Однако то ли для того, чтобы понравиться своему супругу, то ли для того, чтобы посостязаться с Титой на ее же территории, а только однажды она попыталась стряпать. Когда Тита хотела дать ей несколько дружеских советов, Росаура оскорбилась и попросила оставить ее на кухне одну.

Нетрудно догадаться, что рис в этот день слипся, мясо было пересолено, а сладкое пригорело. Никто за столом не решился выказать какое-либо неудовольствие после того, как Матушка Елена задумчиво опередила всех следующим умозаключением:

— Росаура стряпала впервые, и я думаю, что все это приготовлено неплохо. Как Вы считаете, Педро?

Педро, сделав героическое усилие, ответил, никак не желая задеть супругу.

— Что ж, для первого раза не так уж и плохо…

Разумеется, в тот вечер вся семья маялась животами, что было сущей напастью, однако не такой, какая обрушилась на ранчо теперь. Соединение крови Титы с лепестками роз, подаренных ей Педро, оказалось поистине вредоносным.

Когда садились за стол, некоторая напряженность ощущалась, но все было относительно спокойно до той поры, пока не подали перепелок. Не удовольствовавшись тем, что вызвал ревность жены, Педро, отведав первый кусочек мясного, не мог удержаться, чтобы не воскликнуть, закатив глаза от истинного наслаждения:

— М-м-м! Пища богов!

Матушка Елена, хотя и признала рагу вкусным, недовольная обмолвкой Педро, сказала:

— Соли многовато. Росаура, сославшись на тошноту и обморочное состояние, не проглотила и трех кусков. А вот с Гертрудис, наоборот, произошло нечто странное.

Похоже, что еда, которую она отведала, вызвала в ней крайнюю степень полового возбуждения. Внезапно она ощутила в ногах нарастающий жар. Какой-то зуд в самом центре тела не позволял ей сидеть смирно. Она начала потеть и воображать, что испытывала бы, сидя верхом на лошади в обнимку с солдатом армии Панчо Вильи — одним из тех, кого она неделей раньше заприметила, когда он въезжал на городскую площадь, распространяя запах пота, земли, тревожных и неясных рассветов, жизни и смерти. Она направлялась на рынок в компании со служанкой Ченчей, когда увидела, как он въезжает на одну из площадей города Пьедрас-Неграс. Он двигался впереди отряда и, по всей видимости, был командиром. Их взгляды встретились, и то, что она прочитала в его глазах, заставило ее содрогнуться. Она увидела в них множество ночей у костра, желание быть. с женщиной, которую бы он мог целовать, с женщиной, которую бы он мог обнимать, с женщиной… вроде нее…. Гертрудис достала платок в надежде, что вместе с потом она удалит и все свои греховные мысли.

Напрасно! Что-то необъяснимое творилось с ней. Она хотела найти опору в Тите, но у той был отсутствующий вид, и, хотя она прямо сидела на стуле, в ее глазах не было признаков жизни. Казалось, что под воздействием какого-то странного алхимического эффекта все ее существо растворилось в подливке из роз, в перепелиных тушках, в вине, в каждом из запахов душистого блюда. Вместе с ними она проникала в тело Педро — сладострастная, ароматная, жаркая, бесконечно чувственная.

Казалось, что они открыли некий новый шифр любовной связи: Тита была передатчиком, Педро — приемником, а Гертрудис той счастливицей, которой через еду удалось перехватить эти дивные сексуальные волны.

Педро не оказывал сопротивления, он позволил Тите дойти до самых потаенных уголков своего существа, при этом они не могли отвести друг от друга взгляда. Он сказал ей:

— Никогда не пробовал ничего более изысканного. Большое спасибо.

В самом деле, рагу было восхитительным. Розы придали ему поразительно тонкий вкус.

Когда лепестки оборваны, их толкут с анисом в большой трехногой ступе. Каштаны по отдельности выкладывают на комале для поджарки, очищают от кожуры и варят. Затем из них делают кашицу. Отдельно поджаривают мелко накрошенный чеснок. Когда он приобретет вид цуката, к нему добавляют каштановую кашицу, перемолотую питайю, мед, лепестки розы и соль по вкусу. Чтобы соус несколько загустел, можно добавить две ложечки маисового крахмала. И наконец все это пропускают через сито с добавлением не более чем двух капель розовой эссенции, — ни в коем случае не больше: от чрезмерно сильного аромата кушанье может потерять надлежащий вкус. После того как все это поспеет, соус снимают с огня. Перепелки погружаются в соус только на десять минут, лишь для того чтобы они пропитались запахом, после чего они из соуса вынимаются.

Аромат розовой эссенции был настолько крепок, что ступа, в которой Тита истолкла лепестки, пахла еще несколько дней.

Гертрудис должна была вымыть ее вместе с другой кухонной утварью. Эту работу она каждый раз после еды проделывала на дворе, где бросала живности то, что оставалось в кастрюлях. Так как кастрюли и казаны были больших размеров, лучше всего было мыть их под краном дворового слива. Однако сегодня, когда на обед было подано рагу из перепелок, она попросила об этом Титу. Гертрудис чувствовала, что сделать это ей будет не под силу. На всем ее теле выступил обильный пот, он был розового цвета и источал приятный и дурманящий запах роз. Она испытала неодолимое желание принять душ и побежала сделать необходимые приготовления.

В свое время на задней части двора, рядом с птичником и амбаром, Матушка Елена приказала устроить временный душ. Это было небольшое строение из досок с изрядными щелями, сквозь которые всегда7 можно было разглядеть, кто принимает, душ. В любом случае, это был первый душ, о котором узнали в округе. Его придумал племянник Матушки Елены, живший в городе Сан-Антонио, что в Техасе. Это был двухметровой высоты куб, вмещавший около сорока литров воды. Воду надо было наливать заранее, и уж она сама текла по законам земного тяготения. Стоило довольно больших усилий поднимать полные бадьи по деревянной лестничке, зато потом было настоящим наслаждением одним поворотом крана пускать воду и ощущать, как она обдает все тело сразу, а не малыми порциями, как это бывало, когда мылись, окатываясь водой из ковшика. Через несколько лет американцы, заплатив племяннику сущую мелочь за его изобретение, этот душ приобрели и усовершенствовали. Они произвели тысячи таких душей, правда, без присовокупления к ним упомянутого резервуара, поскольку для подачи воды использовали водопроводные трубы.

Если бы Гертрудис знала об этом! Бедняжка раз десять карабкалась к баку с полными бадьями воды. Она едва не потеряла сознание, так как этот нечеловеческий труд усилил всеохватывающее жжение, которое она испытывала.

Единственное, что ее воодушевляло, так это мечта об освежающем душе, который вознаградит ее за все труды, но, к несчастью, воспользоваться им она не смогла: капли воды, летевшие из душа, не достигали ее кожи, так как на лету испарялись, не коснувшись ее. Жар, исходивший от ее тела, был настолько сильным, что древесина начала потрескивать и тлеть. Испытывая ужас от того, что, охваченная языками пламени, она может погибнуть, Гертрудис в чем мать родила выскочила из этой каморки.